К заветным местам потянуло его. «Если вода хорошая, заодно и искупаюсь»,— решил он про себя.
Погода стояла чудесная.
Мерным, спокойным шагом прошел он вдоль ручья, огибающего край Гоха. Потом возле Баблидзевских садов перешел железнодорожную насыпь и, выйдя на обширное, покрытое сверкающей молодой травой поле, глубоко перевел дух.
Впереди, на стороне Бебниси, высилась Бериклдэ. Солнце ярко освещало ее, и обрывистый, крутой склон казался позолоченным.
За Бериклдэ зеленел кудрявый холм, а дальше на горизонте возвышались лиловато-синие громады Кавкасиони. Снежные вершины его, то жемчужно-розовые, то ослепительно-белые, четко вырисовывались на фоне серебристой голубизны небес.
...На этом поле он часто играл в мяч мальчишкой. А потом уже было не до мяча и не до лахти...
И вот снова стоит он на этом поле, которое за время его жизни сузила, сжала река, уменьшила чуть ли не вполовину, медленно, постепенно размывая берег.
Теперь Кура течет сравнительно близко от железнодорожного полотна. А тогда, давно, когда Годердзи сплавлял плоты, Кура мчала свои буйные воды под самой Бериклдэ, которая многократно усиливала шум и гул реки. И если они, ребята, шли на Куру купаться, им надо было пройти довольно большое расстояние, чтобы дойти до воды.
Видимо, за последние годы курная волна хорошо поработала, размыла, унесла землю, подобралась к самому Самеба, и - вот она с бешенством бьется о глинистый берег Гоха.
В том месте, где в Куру впадает ручей, образовался мыс. Ниже этого мыса разбойница-река со всей силы обрушивает волны на правый, противоположный Бериклдэ берег, особенно в половодья, и, чтобы не размыла она его совсем, не сгрызла, самебцы возвели из каменных глыб огромную длинную дамбу.
Течение Куры изменилось: теперь она налетала на дамбу и меняла направление. Эта каменная дамба была спасительницей Гоха. Выстроил ее какой-то русский заезжий инженер, это от него научились самебцы слову «дамба» и так и называли ее теперь.
Возле дамбы образовался залив с бурным водоворотом.
Вода, с силой разбиваясь о каменную преграду, кипела, шумела и стремительно кружилась.
Там, где водоворот, раскручиваясь, сливался со стремниной, образовывались два течения: воды стремнины мчались вниз, а воды водоворота возвращались вспять.
Грань между этими двумя течениями была довольно четко видна простым глазом, и горе неосторожному пловцу, который задумал бы переплыть ее, не имея достаточно сил или опыта: Кура как бы ножницами перерезала бы его пополам, перекрутила бы ему ноги и так завертела бы, что, не очнувшись, он захлебнулся бы навек.
Залив у дамбы был излюбленным местом купанья самебских юношей. Тот, кто купался у дамбы, слыл чуть не героем. Но в самый водоворот осмеливались входить только очень сильные пловцы. Остальные купались чуть ниже по течению. Самые отчаянные прыгали с дамбы вниз головой и глубоко ныряли.
Годердзи остановился именно над этим водоворотом.
Он и сам не знал, какая сила привела его сюда. Во времена его молодости не было ни этой дамбы, ни этого водоворота.
Точно на старого друга, смотрел Годердзи на бурную реку, любовь к которой по сей день жила в его сердце.
Довольно долго стоял он так. Далеко носились мысли и переносили его в те блаженные, благословенные времена, когда он сплавлял по Куре плоты...
Стряхнув с себя оцепенение, он расстегнул ворот.
Захотелось ему поплавать тем самым удалым курным стилем «мхарули», который усвоил он с раннего детства. Он помнит: это всегда успокаивало, умиротворяло, приносило отраду.
Годердзи отдалился от дамбы и разделся на небольшой лужайке. Сперва он хотел было раздеться догола, как делал обычно в те времена. Но постеснялся наготы — невдалеке там и сям виднелись люди: на противоположном берегу, в осиннике, кто-то обрубал ветви; чуть ниже двое мужчин собирали голыши, а еще ниже мель тешили ребятишки, видно, готовили удочки для рыбалки. Дальше них шофера мыли машины. Словом, на берегах Куры, как всегда, народу хватало...
Годердзи оправил на себе сшитые Малало кальсоны и направился к дамбе.
Река была мутная и полноводная. Вероятно, в верховьях прошли дожди.
Острые камни причиняли боль ступням, поэтому он прыгнул в воду, не доходя до самого края дамбы.
В мае он обычно купался, но на этот раз вода показалась ему слишком холодной. Сначала он даже подумал вернуться назад, но природное упрямство и самолюбие заядлого пловца не дозволили. И он поплыл, пошел своим «мхарули».
Его обрадовало, что в несколько взмахов он одолел водоворот и достиг стремнины.
Еще два-три взмаха, и волны понесли его вниз. Он плыл с прежней легкостью, словно возвратилась к нему былая сила. Он свернул к берегу и поплыл вдоль него против течения. Но тут водоворот скрутил ему ноги и, словно палку с тяжелым комлем внизу, поставил стоймя.
«Ты смотри, как она осмелела!» — будто о расшутившемся товарище, подумал Годердзи, с силой рассек воду и вплыл обратно в стремнину.
Потом, словно соревнуясь с Курой или назло ей, опять поплыл против течения и снова вошел в водоворот.
Коварная граница стремнины и водоворота чуть было не затянула его снова, снова скрутила ноги, но Годердзи, уже с большим напряжением всех сил, вырвался, выплыл.
«Ну что, одолел я тебя? А ты думала, я постарел!» — с радостью подумал он и, отфыркиваясь, на какое-то мгновенье отдался течению, чтобы перевести дух.
«Бог троицу любит, Годердзи!» — промелькнуло у него в голове, и он снова поплыл обратно к водовороту.
Он смело вплыл в него, но сила воды опять перекрутила ноги. Годердзи мощно взмахнул рукой и... под левой грудью ощутил жгучую, невыносимую боль...
Поднятая рука на миг застыла, потом упала бессильно вниз, точно ивовая плеть...
Все тело внезапно расслабло, обессилело.
Он не смог шевельнуться.
И в тот же миг под левую лопатку словно вонзили кинжал...
Мощная струя, переплетая ноги, утянула на дно.
«Я тону!» — мелькнуло у него, и, несмотря на страшную боль в сердце, он взмахнул руками, всплыл на поверхность и, сам того не осознавая, во всю мочь закричал:
- По-мо-ги-те-е!..
Волна ударила его, накрыла с головой.
«Может, так оно и лучше»,— вспыхнула мысль, и он покорился Куре...
В тот же миг он потерял сознание. Обреченный крик услышали люди на берегу. Сперва прибежали те, кто рубил ветки в осиннике, за ними те, кто собирал камни, потом мальчишки-рыболовы стали кричать: «Человек тонет!» Откуда-то появились еще и еще люди, и берега Куры огласились криками.
Звали на помощь, перекликались...
Люди бежали за волнами, глядели в воду.
Поднялась суматоха, крики, вопли, кто-то помчался к селу, кто-то к мосту...
А Годердзи не было видно.
Ниже моста, возле бывшего причала плотов, уже толпился народ. Говорили о том, выбросит ли река тело или унесет ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Погода стояла чудесная.
Мерным, спокойным шагом прошел он вдоль ручья, огибающего край Гоха. Потом возле Баблидзевских садов перешел железнодорожную насыпь и, выйдя на обширное, покрытое сверкающей молодой травой поле, глубоко перевел дух.
Впереди, на стороне Бебниси, высилась Бериклдэ. Солнце ярко освещало ее, и обрывистый, крутой склон казался позолоченным.
За Бериклдэ зеленел кудрявый холм, а дальше на горизонте возвышались лиловато-синие громады Кавкасиони. Снежные вершины его, то жемчужно-розовые, то ослепительно-белые, четко вырисовывались на фоне серебристой голубизны небес.
...На этом поле он часто играл в мяч мальчишкой. А потом уже было не до мяча и не до лахти...
И вот снова стоит он на этом поле, которое за время его жизни сузила, сжала река, уменьшила чуть ли не вполовину, медленно, постепенно размывая берег.
Теперь Кура течет сравнительно близко от железнодорожного полотна. А тогда, давно, когда Годердзи сплавлял плоты, Кура мчала свои буйные воды под самой Бериклдэ, которая многократно усиливала шум и гул реки. И если они, ребята, шли на Куру купаться, им надо было пройти довольно большое расстояние, чтобы дойти до воды.
Видимо, за последние годы курная волна хорошо поработала, размыла, унесла землю, подобралась к самому Самеба, и - вот она с бешенством бьется о глинистый берег Гоха.
В том месте, где в Куру впадает ручей, образовался мыс. Ниже этого мыса разбойница-река со всей силы обрушивает волны на правый, противоположный Бериклдэ берег, особенно в половодья, и, чтобы не размыла она его совсем, не сгрызла, самебцы возвели из каменных глыб огромную длинную дамбу.
Течение Куры изменилось: теперь она налетала на дамбу и меняла направление. Эта каменная дамба была спасительницей Гоха. Выстроил ее какой-то русский заезжий инженер, это от него научились самебцы слову «дамба» и так и называли ее теперь.
Возле дамбы образовался залив с бурным водоворотом.
Вода, с силой разбиваясь о каменную преграду, кипела, шумела и стремительно кружилась.
Там, где водоворот, раскручиваясь, сливался со стремниной, образовывались два течения: воды стремнины мчались вниз, а воды водоворота возвращались вспять.
Грань между этими двумя течениями была довольно четко видна простым глазом, и горе неосторожному пловцу, который задумал бы переплыть ее, не имея достаточно сил или опыта: Кура как бы ножницами перерезала бы его пополам, перекрутила бы ему ноги и так завертела бы, что, не очнувшись, он захлебнулся бы навек.
Залив у дамбы был излюбленным местом купанья самебских юношей. Тот, кто купался у дамбы, слыл чуть не героем. Но в самый водоворот осмеливались входить только очень сильные пловцы. Остальные купались чуть ниже по течению. Самые отчаянные прыгали с дамбы вниз головой и глубоко ныряли.
Годердзи остановился именно над этим водоворотом.
Он и сам не знал, какая сила привела его сюда. Во времена его молодости не было ни этой дамбы, ни этого водоворота.
Точно на старого друга, смотрел Годердзи на бурную реку, любовь к которой по сей день жила в его сердце.
Довольно долго стоял он так. Далеко носились мысли и переносили его в те блаженные, благословенные времена, когда он сплавлял по Куре плоты...
Стряхнув с себя оцепенение, он расстегнул ворот.
Захотелось ему поплавать тем самым удалым курным стилем «мхарули», который усвоил он с раннего детства. Он помнит: это всегда успокаивало, умиротворяло, приносило отраду.
Годердзи отдалился от дамбы и разделся на небольшой лужайке. Сперва он хотел было раздеться догола, как делал обычно в те времена. Но постеснялся наготы — невдалеке там и сям виднелись люди: на противоположном берегу, в осиннике, кто-то обрубал ветви; чуть ниже двое мужчин собирали голыши, а еще ниже мель тешили ребятишки, видно, готовили удочки для рыбалки. Дальше них шофера мыли машины. Словом, на берегах Куры, как всегда, народу хватало...
Годердзи оправил на себе сшитые Малало кальсоны и направился к дамбе.
Река была мутная и полноводная. Вероятно, в верховьях прошли дожди.
Острые камни причиняли боль ступням, поэтому он прыгнул в воду, не доходя до самого края дамбы.
В мае он обычно купался, но на этот раз вода показалась ему слишком холодной. Сначала он даже подумал вернуться назад, но природное упрямство и самолюбие заядлого пловца не дозволили. И он поплыл, пошел своим «мхарули».
Его обрадовало, что в несколько взмахов он одолел водоворот и достиг стремнины.
Еще два-три взмаха, и волны понесли его вниз. Он плыл с прежней легкостью, словно возвратилась к нему былая сила. Он свернул к берегу и поплыл вдоль него против течения. Но тут водоворот скрутил ему ноги и, словно палку с тяжелым комлем внизу, поставил стоймя.
«Ты смотри, как она осмелела!» — будто о расшутившемся товарище, подумал Годердзи, с силой рассек воду и вплыл обратно в стремнину.
Потом, словно соревнуясь с Курой или назло ей, опять поплыл против течения и снова вошел в водоворот.
Коварная граница стремнины и водоворота чуть было не затянула его снова, снова скрутила ноги, но Годердзи, уже с большим напряжением всех сил, вырвался, выплыл.
«Ну что, одолел я тебя? А ты думала, я постарел!» — с радостью подумал он и, отфыркиваясь, на какое-то мгновенье отдался течению, чтобы перевести дух.
«Бог троицу любит, Годердзи!» — промелькнуло у него в голове, и он снова поплыл обратно к водовороту.
Он смело вплыл в него, но сила воды опять перекрутила ноги. Годердзи мощно взмахнул рукой и... под левой грудью ощутил жгучую, невыносимую боль...
Поднятая рука на миг застыла, потом упала бессильно вниз, точно ивовая плеть...
Все тело внезапно расслабло, обессилело.
Он не смог шевельнуться.
И в тот же миг под левую лопатку словно вонзили кинжал...
Мощная струя, переплетая ноги, утянула на дно.
«Я тону!» — мелькнуло у него, и, несмотря на страшную боль в сердце, он взмахнул руками, всплыл на поверхность и, сам того не осознавая, во всю мочь закричал:
- По-мо-ги-те-е!..
Волна ударила его, накрыла с головой.
«Может, так оно и лучше»,— вспыхнула мысль, и он покорился Куре...
В тот же миг он потерял сознание. Обреченный крик услышали люди на берегу. Сперва прибежали те, кто рубил ветки в осиннике, за ними те, кто собирал камни, потом мальчишки-рыболовы стали кричать: «Человек тонет!» Откуда-то появились еще и еще люди, и берега Куры огласились криками.
Звали на помощь, перекликались...
Люди бежали за волнами, глядели в воду.
Поднялась суматоха, крики, вопли, кто-то помчался к селу, кто-то к мосту...
А Годердзи не было видно.
Ниже моста, возле бывшего причала плотов, уже толпился народ. Говорили о том, выбросит ли река тело или унесет ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127