— Ты можешь представить себе человека по фамилии?
— Не могу, — сказал Глеб. — Да и зачем ?
— Чмыхов-боксер, Чмыхов-грузчик. Отрицательный персонаж повести, в конце концов. Не музыкальная фамилия.
— Почему же его не везут?
— Привезут. Раз кроватку воткнули, обязательно привезут. Ке его, так другого. И прощай уединение вдвоем, добрые разговоры. И прощай твои рассказы. Доскажи хотя бы про канал.
— Не хочется, Андрей.
— В нескольких словах. Чем там все кончилось?
— А чем могло кончиться? Взялись за ум — стройку законсервировали, а Музычука отозвали. Схлынула из Караташа пресса, все изобретатели и рационализаторы. Одну из двух геологических экспедиций, обслуживающую строительство, - Глеб чуть не сказал «Асину экспедицию», но сдержался, — расформировали. Это была восемнадцатая экспедиция. Нашу, двадцать первую, оставили на южной участке, но я уволился.
— Почему?
— По семейным обстоятельствам. — Глеб опять чуть не сказал «из-за Аси» и опять вовремя сумел перестроиться, обратить фразу в шутку, пояснив, что семейные обстоятельства — это кызылкумское золото, к которому он хотел наконец приблизиться. И ведь на самом деле обстоятельства действительно были семейные : Ася ждала в Ташкенте нового назначения, и Глеб тоже ждал, чтобы проситься в ту же экспедицию, быть где-то поблизости от нее. Но из этого ничего не получилось: Асю тогда послали на Памир. Говорили, на один полевой сезон, а задержали... до конца жизни. Глеб же устроился в тамдынскую партию и уехал в Кызылкумы. Тамды — недалеко от Бухары. Бухара — от Душанбе. У Душанбе и Хорог под боком — столица Памира. Все поближе к Асе... Думалось, будут встречаться. Но почти год до отпуска не виделись. И во второй год не виделись. Только три часа — тогда в самаркандской гостинице. И потом уже на Памире—в последний раз...
— Почему-то не привозят к нам этого Чмыхова, — сказал Глеб, продолжая думать о том, понимая, что он должен сейчас же перестать думать о том, и думать о чем угодно, и спрашивать о чем угодно, и говорить о чем угодно...
— Я думаю, и не привезут,— отозвался Зыбин. — Да и гадать что! Привезут — не привезут. Значит, закрыли канал все же? Зарубили?
— Нет, отчего же. К южному участку трассы через год вернулись и начали строительство, но уже без участия Музычука.
— А в Караташе что же?
— Караташ опустел, почти обезлюдел — и многочисленные конторы, и общежития, и все зрелищные и торговые предприятия. А еще впечатляло кладбище брошенной, поломанной техники: грузовики, автокраны, бульдозеры, экскаваторы. Груды, море техники! Такое не часто и во время войны приходилось видеть. И над всем этим кладбищем, как памятник бесхозяйственности, возвышалась одна из опор уникального кабель-крана, поднятая на берегу реки. Другая опора, не смонтированная, валялась в ящиках и под открытым небом на противоположном берегу. Город Караташ прекратил свое существование. Остался поселок Караташ. И в то время никто не знал, что с ним делать.
— Позднее там будто бы начали сооружать ТЭЦ?
— Да. Значительно позднее, — заметил Глеб.
— Интересно, а куда Музычук делся? Ты не встречал его больше?
— Колоритная личность. Встретил однажды, случайно. Одно время он оказался не у дел. Потом руководил строительством насосной станции в Таджикистане — это был, конечно, не его масштаб. Потом появился в Голодной степи, в казахской ее части. И уже окончательно выплыл на Чаткале, где вновь его назначили начальником большого строительства. Музычук — это явление! Особый, видишь ли, тип руководителя, весьма сильная личность, хозяин. Первый человек на своем объекте, а объект обычно как Бельгия, Голландия и Люксембург, вместе взятые. Это на Первомайском канале у него ничего не получилось, но ведь десяток подобных и необходимых стране строек он все же осилил. Как, какими методами — другой вопрос, но ведь осилил. Это у него не отнимешь.
— Людей за людей не считал — вот какими методами !
— Упрощаешь, Андрей. Руководитель, подобный Музычуку, по-разному умел подходить к людям, жестко и гибко, давя на них и заигрывая с ними при нужде. В тридцатые годы и потом, в трудных условиях войны, руководить было сложно, вспомни. Руководитель головой расплачивался за ошибки. Отсюда и общий жесткий стиль. Теперь это мамонты, динозавры, они вымирают не только физически, но и духовно. Но они еще есть, наиболее стойким и жизнеспособным из них приходится приспосабливаться к нынешним условиям. Их старые методы руководства — совсем они не могут отказаться от них, так же как медведь не может отказаться от зимней спячки, — называют теперь чудачествами.
Второй Музычук, под началом которого мне пришлось, к счастью недолго, трудиться, носил фамилию Гогуа. Столько было общего между ними! В стиле руководства, в отношении к подчиненным хотя бы, к людям вообще. Но Гогуа дело знал лучше Музычука, образованнее был, тоньше, грамотней, сложней. Его и не раскусишь сразу — хороший он или плохой, добрый или злой. Дело для него главней всего. А вот погиб у него шофер самосвала — Гогуа двух его детей
усыновил. Со своей женой (а жена его была уже пожилая женщина и не очень здоровая) по стройкам мотался, жил, как и все, условий особых для себя не выбирал. И ел где придется, а чаще всего — в общих столовых, и старых «азиатов» — от главного инженера до рядового буровика, что с ним подолгу работали,— всех по имени и отчеству называл, за руку здоровался и от стопки-другой в их обществе никогда не отказывался. Демократизм свой не подчеркивал — искренне считал себя демократичным, и все верили в это. Каждый даже по-своему любил Гогуа и гордился им, прощая и окрик, и грубое барственное обращение, и другие недемократические замашки, которые почему-то считались чудачествами «бати», «хозяина», «шефа», «ИИ», как его называли на стройке.
Он любил, скажем, посадить к себе в машину начальника какого-нибудь участка — все равно кого, из людей «среднего звена», подчиненных ему. Встретив его на дороге, прихватывал на лету, для важного делового разговора и важных указаний, которые давал тут же в машине. Ираклий Гогуа был волюнтаристом. Увлекшись разговором, он завозил собеседника километров на пятьдесят, а то и на все сто — на другой объект — и бросал его там, погрузившись в другие проблемы и разговоры с другими людьми и нимало не заботясь о том, как вернется назад его подчиненный и что происходит на участке, откуда, не сказав никому ни слова, тот исчез на сутки, а то и больше. Гогуа искренне верил, что этот стиль руководства наиболее оперативен и действен, что он соответствует времени и огромной территории, на которой разбросаны насосные станции, мастерские, строящиеся совхозные поселки, заводы железобетонных изделий, электрические подстанции и все другое, что входило в организацию, именуемую «Главцелинстрой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Не могу, — сказал Глеб. — Да и зачем ?
— Чмыхов-боксер, Чмыхов-грузчик. Отрицательный персонаж повести, в конце концов. Не музыкальная фамилия.
— Почему же его не везут?
— Привезут. Раз кроватку воткнули, обязательно привезут. Ке его, так другого. И прощай уединение вдвоем, добрые разговоры. И прощай твои рассказы. Доскажи хотя бы про канал.
— Не хочется, Андрей.
— В нескольких словах. Чем там все кончилось?
— А чем могло кончиться? Взялись за ум — стройку законсервировали, а Музычука отозвали. Схлынула из Караташа пресса, все изобретатели и рационализаторы. Одну из двух геологических экспедиций, обслуживающую строительство, - Глеб чуть не сказал «Асину экспедицию», но сдержался, — расформировали. Это была восемнадцатая экспедиция. Нашу, двадцать первую, оставили на южной участке, но я уволился.
— Почему?
— По семейным обстоятельствам. — Глеб опять чуть не сказал «из-за Аси» и опять вовремя сумел перестроиться, обратить фразу в шутку, пояснив, что семейные обстоятельства — это кызылкумское золото, к которому он хотел наконец приблизиться. И ведь на самом деле обстоятельства действительно были семейные : Ася ждала в Ташкенте нового назначения, и Глеб тоже ждал, чтобы проситься в ту же экспедицию, быть где-то поблизости от нее. Но из этого ничего не получилось: Асю тогда послали на Памир. Говорили, на один полевой сезон, а задержали... до конца жизни. Глеб же устроился в тамдынскую партию и уехал в Кызылкумы. Тамды — недалеко от Бухары. Бухара — от Душанбе. У Душанбе и Хорог под боком — столица Памира. Все поближе к Асе... Думалось, будут встречаться. Но почти год до отпуска не виделись. И во второй год не виделись. Только три часа — тогда в самаркандской гостинице. И потом уже на Памире—в последний раз...
— Почему-то не привозят к нам этого Чмыхова, — сказал Глеб, продолжая думать о том, понимая, что он должен сейчас же перестать думать о том, и думать о чем угодно, и спрашивать о чем угодно, и говорить о чем угодно...
— Я думаю, и не привезут,— отозвался Зыбин. — Да и гадать что! Привезут — не привезут. Значит, закрыли канал все же? Зарубили?
— Нет, отчего же. К южному участку трассы через год вернулись и начали строительство, но уже без участия Музычука.
— А в Караташе что же?
— Караташ опустел, почти обезлюдел — и многочисленные конторы, и общежития, и все зрелищные и торговые предприятия. А еще впечатляло кладбище брошенной, поломанной техники: грузовики, автокраны, бульдозеры, экскаваторы. Груды, море техники! Такое не часто и во время войны приходилось видеть. И над всем этим кладбищем, как памятник бесхозяйственности, возвышалась одна из опор уникального кабель-крана, поднятая на берегу реки. Другая опора, не смонтированная, валялась в ящиках и под открытым небом на противоположном берегу. Город Караташ прекратил свое существование. Остался поселок Караташ. И в то время никто не знал, что с ним делать.
— Позднее там будто бы начали сооружать ТЭЦ?
— Да. Значительно позднее, — заметил Глеб.
— Интересно, а куда Музычук делся? Ты не встречал его больше?
— Колоритная личность. Встретил однажды, случайно. Одно время он оказался не у дел. Потом руководил строительством насосной станции в Таджикистане — это был, конечно, не его масштаб. Потом появился в Голодной степи, в казахской ее части. И уже окончательно выплыл на Чаткале, где вновь его назначили начальником большого строительства. Музычук — это явление! Особый, видишь ли, тип руководителя, весьма сильная личность, хозяин. Первый человек на своем объекте, а объект обычно как Бельгия, Голландия и Люксембург, вместе взятые. Это на Первомайском канале у него ничего не получилось, но ведь десяток подобных и необходимых стране строек он все же осилил. Как, какими методами — другой вопрос, но ведь осилил. Это у него не отнимешь.
— Людей за людей не считал — вот какими методами !
— Упрощаешь, Андрей. Руководитель, подобный Музычуку, по-разному умел подходить к людям, жестко и гибко, давя на них и заигрывая с ними при нужде. В тридцатые годы и потом, в трудных условиях войны, руководить было сложно, вспомни. Руководитель головой расплачивался за ошибки. Отсюда и общий жесткий стиль. Теперь это мамонты, динозавры, они вымирают не только физически, но и духовно. Но они еще есть, наиболее стойким и жизнеспособным из них приходится приспосабливаться к нынешним условиям. Их старые методы руководства — совсем они не могут отказаться от них, так же как медведь не может отказаться от зимней спячки, — называют теперь чудачествами.
Второй Музычук, под началом которого мне пришлось, к счастью недолго, трудиться, носил фамилию Гогуа. Столько было общего между ними! В стиле руководства, в отношении к подчиненным хотя бы, к людям вообще. Но Гогуа дело знал лучше Музычука, образованнее был, тоньше, грамотней, сложней. Его и не раскусишь сразу — хороший он или плохой, добрый или злой. Дело для него главней всего. А вот погиб у него шофер самосвала — Гогуа двух его детей
усыновил. Со своей женой (а жена его была уже пожилая женщина и не очень здоровая) по стройкам мотался, жил, как и все, условий особых для себя не выбирал. И ел где придется, а чаще всего — в общих столовых, и старых «азиатов» — от главного инженера до рядового буровика, что с ним подолгу работали,— всех по имени и отчеству называл, за руку здоровался и от стопки-другой в их обществе никогда не отказывался. Демократизм свой не подчеркивал — искренне считал себя демократичным, и все верили в это. Каждый даже по-своему любил Гогуа и гордился им, прощая и окрик, и грубое барственное обращение, и другие недемократические замашки, которые почему-то считались чудачествами «бати», «хозяина», «шефа», «ИИ», как его называли на стройке.
Он любил, скажем, посадить к себе в машину начальника какого-нибудь участка — все равно кого, из людей «среднего звена», подчиненных ему. Встретив его на дороге, прихватывал на лету, для важного делового разговора и важных указаний, которые давал тут же в машине. Ираклий Гогуа был волюнтаристом. Увлекшись разговором, он завозил собеседника километров на пятьдесят, а то и на все сто — на другой объект — и бросал его там, погрузившись в другие проблемы и разговоры с другими людьми и нимало не заботясь о том, как вернется назад его подчиненный и что происходит на участке, откуда, не сказав никому ни слова, тот исчез на сутки, а то и больше. Гогуа искренне верил, что этот стиль руководства наиболее оперативен и действен, что он соответствует времени и огромной территории, на которой разбросаны насосные станции, мастерские, строящиеся совхозные поселки, заводы железобетонных изделий, электрические подстанции и все другое, что входило в организацию, именуемую «Главцелинстрой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218