Нужно было срочно выходить из этого ближнего боя. Но Приемышев оказался опытен, на простой прием его не возьмешь...
Изловчившись, Приемышев нанес короткий и очень сильный удар коленом в пах. Базанов обмяк, и тут Приемышев, схватив его за шею, дважды ударил головой о спрессованный песок. И еще раз — кулаком в скулу, в висок. Базанов потерял сознание.
Наверное, ненадолго, на какой-то миг. Когда он пришел в себя и открыл глаза, с трудом соображая, что произошло, канавщик был тут же, поодаль. Он не успел еще уйти. И даже собрать свои вещи. Он сидел на корточках над саем и ссыпал с лотка в холщовый мешочек золотые песчинки. Жадность лишила его даже чувства осторожности.
Рядом с головой Базанова валялся патронташ. В двух-трех метрах — берданка. Преодолевая тупую боль во всем теле, слабость и тошноту, Глеб осторожно шевельнулся и вынул патрон. И пополз к ружью, напрягаясь из последних сил, чтобы каждое его движение было беззвучным.
И когда Приемышев, надев на шею заветный мешочек на кожаном ремешке, встал, он сразу увидел сидящего на песке Базанова. Морщась от головной боли, начальник отряда загонял патрон в патронник.
— Стой! — прошептал он яростно. — Сядь! Шаг — стреляю.
— Падло! Гадское падло! — Приемышев сорвал холщовый мешочек и кинул его Базанову. — Пусти, начальник. Заигрался я, дай уйти. Слово, не увидимся. Сейчас оторвусь — и чемодан твой.
— Сиди, сволочь,— сказал Глеб, все больше приходя в себя. — Встанешь — убью!
Так, сидящими друг против друга, и нашел их Роберт Звягельский, который отправился с группой ребят из отряда на поиски начальника. Уже совсем стемнело. На это, пожалуй, и рассчитывал Приемыш ев. Видел, сил у Базанова не осталось. Надеялся уйти в темноте. Теперь он действительно на все готов был: терять ему нечего. Так что помощь прибыла вовремя.
В лагерь Базанова несли на руках. Ослабел, и крови, как оказалось, из его плеча — капля по капле — достаточно вытекло. Приемышев всю дорогу молчал. И на базе не сказал никому ни слова. Свезли его в Бухару, сдали куда следует. Пусть там разбираются: кто он и что он на самом деле. Хотели узнать, но так и не узнали. Просто забыли про Олега Приемышева, которого сгубило золото...
— Поганые человечки все одинаковые,— сказал Ба-занов Зыбину. — Если им сразу по рукам не дашь, они тебя опутают, на голову сядут — ножки свесят. Уступать им вот столько нельзя!.. Будет на тебя подлец до тех пор' наскакивать, пока не укусит, — если ты его не уничтожишь...
Тут разговор их прервался, потому что в палату вошла высокая, устремленная вверх плоскогрудая девушка и, обратившись к Базанову, тоном уверенным, хотя и несколько напряженным, сказала:
— Вы Зыбин, Андрей Петрович?
— Ничуть не бывало, — ответил Глеб. — Даже и не однофамилец его.
— Изволите шутить, Андрей Петрович. — Девушка тряхнула коротко стриженными волосами и закусила губу. Над губой у нее смешно пушились светлые волосики, и от этого ее очень ординарное лицо с маленьким вздернутым носом, совершенно треугольным острым подбородком и невысоким лбом выглядело милым и по-мальчишески задорным. — Я из редакции, к вам, —
сказала она конфиденциально, но совсем холодно и, придвинув стул, села.
— Между прочим, здесь еще один человек валяется. — Глеб сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Как-то само по себе, импровизационно, возникло желание чуть-чуть разыграть эту девчонку, которая появилась с видом Марии Стюарт, оскорбленной подозрениями, унижающими ее королевское достоинство. — Вон видите, лежит? Спит, правда. Я не знаю его фамилии, но если вы разбудите его...
— Но... мне сказали, от входа направо,— девушка замялась. — Удобно ли? Он давно спит?
— Он спит целыми днями. Будите его смело!
— Думаете, ничего?
— Уверен!.. Но как же, вы из одной редакции и не знаете такого аса пера, как Зыбин?
— Не знаю.
— А как, собственно, ваша фамилия, коллега? — Зыбин, возмущенный, вскочил, зашмыгал носом. — Прошу удостоверение! Я — Зыбин.
— Я же говорил, возможно, он, — сказал Глеб. — А вы не верили. Он — Зыбин, оказывается.
— Знаете что ? — возмутилась девушка. — Вы меня не разыграете! Хватит! А еще больные считаются, — и она пошла к двери.
Глеб остановил ее с трудом и подвел к Зыбину. Инцидент был исчерпан. Рита Шляхетко оказалась студенткой отделения журналистики МГУ. В зыбинской редакции — на практике. Придумали ей командировку в Ташкент и обязали найти своего болящего сотрудника, передать письмо и деньги, помочь, а если потребуется, и сопроводить в Москву, там его уже и путевка в лучший кардиологический санаторий дожидается.
Зыбин, растроганный и гордый, принялся за чтение коллективного письма. Быстро пробежал его, восклицая: «Вот черти!», «Ну хохмачи!» —и принялся выспрашивать Риту о редакционном задании, делая в то же время Базанову незаметные выразительные знаки, чтобы он ушел и не стеснял девушку.
Две санитарки под руководством старшей сестры привезли на каталке нового больного, принялись перекладывать его на кровать и устраивать, а он лежал безучастный, с закрытыми глазами. Наверное, тяжелый:
лицо голубовато-белое, как накрахмаленная простыня, кожа запала вокруг рта и на скулах, черные длинные волосы, двумя залысинами ушедшие к макушке, спутаны, залохмачены и мокры от пота,
Зыбин увел Риту. Следом ушел и Базанов. Он бесцельно походил по коридору, поговорил с одним-другим старожилом из разных палат, присел возле хирургической сестры, окончившей сегодняшние дневные назначения. Хирургическая сестра нравилась Базанову. Высокая, статная, с золотой косой, короной уложенной над чистым лбом, высокой и большой грудью, всегда в узком, туго перепоясанном халате, который сидел на ней нагло, как шелковый чулок. Наверное, она всем нравилась, и каждый мужик чувствовал себя несчастным и неполноценным втройне, когда она склоняла свое непроницаемое, серьезное лицо и говорила с плохо скрытой насмешкой: «Заголись, заголись, миленький. А то я и задницы твоей не найду! Сквозь рубашку не колют».
И каждый думал, наверное, что, поправившись, хорошо бы полюбить такую видную бабу и чтоб она полюбила всерьез, а то и не всерьез, а просто для приятного времяпрепровождения — тайком от своей жены и тайком от ее мужа, если таковой имеется. Куда только не звали, куда только ее не приглашали! А потом выписывались и забывали про больницу и про хирургическую сестру. Так и оставалась она незамужней. Красивая — и незамужняя. Руку ей никто не предлагал, а она без любви в чужую кровать, видно, не хотела. Ждала. Ей уже тридцать стукнуло. Бабий век короток, но ведь ждала, не суетилась, не дешевила: знала себе цену. Глеб любил поговорить с ней, пошутить, пофлиртовать. Присматривался. Она была ему интересна. И сегодня даже проводить ее обещал — до ворот больничного парка, разумеется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Изловчившись, Приемышев нанес короткий и очень сильный удар коленом в пах. Базанов обмяк, и тут Приемышев, схватив его за шею, дважды ударил головой о спрессованный песок. И еще раз — кулаком в скулу, в висок. Базанов потерял сознание.
Наверное, ненадолго, на какой-то миг. Когда он пришел в себя и открыл глаза, с трудом соображая, что произошло, канавщик был тут же, поодаль. Он не успел еще уйти. И даже собрать свои вещи. Он сидел на корточках над саем и ссыпал с лотка в холщовый мешочек золотые песчинки. Жадность лишила его даже чувства осторожности.
Рядом с головой Базанова валялся патронташ. В двух-трех метрах — берданка. Преодолевая тупую боль во всем теле, слабость и тошноту, Глеб осторожно шевельнулся и вынул патрон. И пополз к ружью, напрягаясь из последних сил, чтобы каждое его движение было беззвучным.
И когда Приемышев, надев на шею заветный мешочек на кожаном ремешке, встал, он сразу увидел сидящего на песке Базанова. Морщась от головной боли, начальник отряда загонял патрон в патронник.
— Стой! — прошептал он яростно. — Сядь! Шаг — стреляю.
— Падло! Гадское падло! — Приемышев сорвал холщовый мешочек и кинул его Базанову. — Пусти, начальник. Заигрался я, дай уйти. Слово, не увидимся. Сейчас оторвусь — и чемодан твой.
— Сиди, сволочь,— сказал Глеб, все больше приходя в себя. — Встанешь — убью!
Так, сидящими друг против друга, и нашел их Роберт Звягельский, который отправился с группой ребят из отряда на поиски начальника. Уже совсем стемнело. На это, пожалуй, и рассчитывал Приемыш ев. Видел, сил у Базанова не осталось. Надеялся уйти в темноте. Теперь он действительно на все готов был: терять ему нечего. Так что помощь прибыла вовремя.
В лагерь Базанова несли на руках. Ослабел, и крови, как оказалось, из его плеча — капля по капле — достаточно вытекло. Приемышев всю дорогу молчал. И на базе не сказал никому ни слова. Свезли его в Бухару, сдали куда следует. Пусть там разбираются: кто он и что он на самом деле. Хотели узнать, но так и не узнали. Просто забыли про Олега Приемышева, которого сгубило золото...
— Поганые человечки все одинаковые,— сказал Ба-занов Зыбину. — Если им сразу по рукам не дашь, они тебя опутают, на голову сядут — ножки свесят. Уступать им вот столько нельзя!.. Будет на тебя подлец до тех пор' наскакивать, пока не укусит, — если ты его не уничтожишь...
Тут разговор их прервался, потому что в палату вошла высокая, устремленная вверх плоскогрудая девушка и, обратившись к Базанову, тоном уверенным, хотя и несколько напряженным, сказала:
— Вы Зыбин, Андрей Петрович?
— Ничуть не бывало, — ответил Глеб. — Даже и не однофамилец его.
— Изволите шутить, Андрей Петрович. — Девушка тряхнула коротко стриженными волосами и закусила губу. Над губой у нее смешно пушились светлые волосики, и от этого ее очень ординарное лицо с маленьким вздернутым носом, совершенно треугольным острым подбородком и невысоким лбом выглядело милым и по-мальчишески задорным. — Я из редакции, к вам, —
сказала она конфиденциально, но совсем холодно и, придвинув стул, села.
— Между прочим, здесь еще один человек валяется. — Глеб сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Как-то само по себе, импровизационно, возникло желание чуть-чуть разыграть эту девчонку, которая появилась с видом Марии Стюарт, оскорбленной подозрениями, унижающими ее королевское достоинство. — Вон видите, лежит? Спит, правда. Я не знаю его фамилии, но если вы разбудите его...
— Но... мне сказали, от входа направо,— девушка замялась. — Удобно ли? Он давно спит?
— Он спит целыми днями. Будите его смело!
— Думаете, ничего?
— Уверен!.. Но как же, вы из одной редакции и не знаете такого аса пера, как Зыбин?
— Не знаю.
— А как, собственно, ваша фамилия, коллега? — Зыбин, возмущенный, вскочил, зашмыгал носом. — Прошу удостоверение! Я — Зыбин.
— Я же говорил, возможно, он, — сказал Глеб. — А вы не верили. Он — Зыбин, оказывается.
— Знаете что ? — возмутилась девушка. — Вы меня не разыграете! Хватит! А еще больные считаются, — и она пошла к двери.
Глеб остановил ее с трудом и подвел к Зыбину. Инцидент был исчерпан. Рита Шляхетко оказалась студенткой отделения журналистики МГУ. В зыбинской редакции — на практике. Придумали ей командировку в Ташкент и обязали найти своего болящего сотрудника, передать письмо и деньги, помочь, а если потребуется, и сопроводить в Москву, там его уже и путевка в лучший кардиологический санаторий дожидается.
Зыбин, растроганный и гордый, принялся за чтение коллективного письма. Быстро пробежал его, восклицая: «Вот черти!», «Ну хохмачи!» —и принялся выспрашивать Риту о редакционном задании, делая в то же время Базанову незаметные выразительные знаки, чтобы он ушел и не стеснял девушку.
Две санитарки под руководством старшей сестры привезли на каталке нового больного, принялись перекладывать его на кровать и устраивать, а он лежал безучастный, с закрытыми глазами. Наверное, тяжелый:
лицо голубовато-белое, как накрахмаленная простыня, кожа запала вокруг рта и на скулах, черные длинные волосы, двумя залысинами ушедшие к макушке, спутаны, залохмачены и мокры от пота,
Зыбин увел Риту. Следом ушел и Базанов. Он бесцельно походил по коридору, поговорил с одним-другим старожилом из разных палат, присел возле хирургической сестры, окончившей сегодняшние дневные назначения. Хирургическая сестра нравилась Базанову. Высокая, статная, с золотой косой, короной уложенной над чистым лбом, высокой и большой грудью, всегда в узком, туго перепоясанном халате, который сидел на ней нагло, как шелковый чулок. Наверное, она всем нравилась, и каждый мужик чувствовал себя несчастным и неполноценным втройне, когда она склоняла свое непроницаемое, серьезное лицо и говорила с плохо скрытой насмешкой: «Заголись, заголись, миленький. А то я и задницы твоей не найду! Сквозь рубашку не колют».
И каждый думал, наверное, что, поправившись, хорошо бы полюбить такую видную бабу и чтоб она полюбила всерьез, а то и не всерьез, а просто для приятного времяпрепровождения — тайком от своей жены и тайком от ее мужа, если таковой имеется. Куда только не звали, куда только ее не приглашали! А потом выписывались и забывали про больницу и про хирургическую сестру. Так и оставалась она незамужней. Красивая — и незамужняя. Руку ей никто не предлагал, а она без любви в чужую кровать, видно, не хотела. Ждала. Ей уже тридцать стукнуло. Бабий век короток, но ведь ждала, не суетилась, не дешевила: знала себе цену. Глеб любил поговорить с ней, пошутить, пофлиртовать. Присматривался. Она была ему интересна. И сегодня даже проводить ее обещал — до ворот больничного парка, разумеется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218