Действуя, как говорится, по обстоятельствам, где шуткой и веселым словом, где локтями и нахрапом,— зря он три года провел на «передке», что ли! — Глеб довольно скоро очутился перед дверью в кабинет военкома, с независимым и очень деловым видом открыл ее и зашел к Семину, внешне нимало не смущаясь тем, что тог занят разговором с очередным посетителем.
Против ожиданий, майор Семин не только узнал Глеба, но и вспомнил его фамилию.
— Посиди-ка, Базанов,— сказал он, прерывая разговор с молодой зареванной женщиной, которая кормила грудью ребенка. Семин слушал ее внимательно, быстро и подробно записывал в общую тетрадь все, что она говорила.
История у женщины была, в общем-то, обычная — мужа призвали год назад и сразу же отправили на фронт, письма с фронта приходили регулярно, а тут — похоронка, правда фамилия перепутана. Вот она и не знает, что думать: есть ли хоть капля надежды на то, что она не вдова, а трое ее детей не сироты. На полевую почту она писала, но нет уже сил ждать, пусть
и военком по своей линии строгий запрос сделает —для верности.Семин пообещал, что запрос в часть будет послан завтра и, как получится ответ, ей сообщат, надо пока ждать и верить в лучшее, не имеет она права падать духом — у нее дети маленькие, о них надо думать в первую очередь.
Молодая женщина поблагодарила Семина, деловито и как посторонний предмет уложив в лиф большую, белую с голубыми прожилками грудь, ушла, разрыдавшись напоследок уже на пороге.
— Все торопишься,—укорил Базанова Семин. — И в очереди ко мне не стоял. Дело очень срочное? Конечно, срочное, иначе почему ты здесь?
Глеб кивнул, чувствуя себя не совсем удобно под его сердитым взглядом, ожидая, что военком выставит его в коридор и предложит идти вместе со всеми в порядке очереди. Семин молча прошелся вокруг стола, волоча правую ногу, и сказал:
— Тогда сиди, если торопишься. Освобожусь, и с тобой побеседуем, Базанов.
Военком был приветлив и словно уверен, что Базанов придет к нему, и поэтому совевм не удивлен его внезапным появлением, Возбужденное и смущенное лицо Глеба рассказало Семину о способе, при помощи которого тот проник в его кабинет. Поэтому и сказал он, Наверное, «подожди», еще пе зная просьбы Базанова и заранее имея в виду какие-то свои, воспитательные замыслы.
Глеб, конечно, не предвидел такого оборота. Думал, на полчаса, ну на час задержит его майор. А ведь до конца приема, до темноты задержал! И не было сил ослушаться, не было сил уйти. Глеб сидел потрясенный: и точно — вся Россия, израненная, исстрадавшаяся, сорванная войной со своих мест, приходила терпеливой очередью сюда, в военкомат, за помощью: за пищей и кровом, за теплом и одежонкой на зиму, а то и просто за добрым советом и поддержкой.
Вот он какой, майор Семин, оказался! С душой, открытой тысячам людей, что недаром идут к нему со всей Чувашии со своими такими обычными житейскими просьбами, со своим обычным в годы войны людским горем...
- Ну давай, Базанов, рассказывай, — сказал Семин, закончив прием,— Что у тебя?
В военкомате было очень тихо. Похоже, все ушли. Где-то поблизости приглушенно бормотало радио. С натужной хрипотцой мотался маятник в старых настенных часах.
- Устали вы, товарищ майор.
- Есть малость.
- Может, в другой раз я? У меня — так, малость.
- Не будет другого раза, Базанов. Точка. Эта река,— он потряс толстой тетрадкой, и которой делал записи, - никогда не остановится и не иссякнет. - Поднялся, потянулся, подошел к окну. - Зима. Совсем зима. А у людей зимой на сто хвороб и на тысячу забот больше.— Он повернулся к Глебу и повторил: - Так что у тебя? Не тяни резину — и точка.
Глеб рассказал, что увольняется и хочет уехать в Среднюю Азию.
- В теплые и хлебные места потянуло? - насмешливо и жестко спросил Семин,
Пришлось рассказывать и о Юлдаше Рахимове, и о книгах, и о золоте Кызылкумов.Военком слушал внимательно, сосредоточенно. Его лицо было бесстрастным — ни осуждения, ни одобрения. И лишь остро очинённый карандаш рисовал затейливые шшьстки и загогулины. А когда Глеб кончил, лицо Семина вроде бы подобрело и он персе просил :
- Значит, так и отказались выписывать тебе литер бюрократы? - Вырвал двойной листок из тетради, пододвинул его Базанову, приказал: - Пиши.
- Что писать-то? - не понял Глеб.
- Заявление. Мне. А я пока обработкой сегодняшнего приема займусь.
- О литере? Прошу, мол, выписать до Ташкента по семейным обстоятельствам и тэ пэ? Так, товарищ майор ?
- Литер мы тебе сделаем, Базанов. Дело решенное, и точка. Нет, ты мне, Базанов, заявление о своей мечте напиши, как рассказывал здесь... Обязуюсь, мол, быть верным этой своей мечте, стану полезным родине человеком и золото найду обязательно, даже если на это и вся жизнь моя уйдет.
— Да зачем это вам, товарищ майор? — искренне удивился Глеб.
— Думаешь, чудит майор? Нет, Глеб Базанов, заявление твое у меня в деле останется, навсегда. И на приколе ты у меня будешь, Базанов. Встретимся мы лет этак через пятнадцать — двадцать, я и проверю: как ты за мечту свою дрался, не обманул ли меня, доверчивого чудака, в одна тысяча девятьсот сорок четвертом фронтовом. Ясно ?, И — точка!
— А если не встретимся? — Глеб улыбнулся.— Мало ли что случиться может лет за двадцать.
— Ничего с нами не случится, Базанов, — сказал Семин, по-прежиему жестко и твердо.— Сорок четвертый год кончается, война кончается, и мы ее с тобой, считай, пережили, Теперь у нас с тобой вся жизнь впереди и дел много. Пиши, пиши давай. А приедешь в свои Ташкенты, обустроишься, оглядишься — письмишко мне п адресок. Может, там, в твоих краях солнечных, — полный рай, сагитируешь, так и я туда лыжи навострю. — Военком весело рассмеялся, но уже через миг посерьезнел, открыл свою толстую тетрадь и углубился в записи.
Базанов, потянувшись, макнул перо в чернильницу и написал: «Чебоксарскому горвоенкому майору Семину от сержанта запаса Базанова. Заявление...»
«Чудак этот майор, честное слово чудак, вот что выдумал...»
Павлик Хрупов сел к столу.
Глеб открыл свою тетрадку, начал читать:
— Геродот писал: «Железа и серебра они вовсе не употребляют, так как этих металлов и нет в их стране, а золото и медь имеются в изобилии». А вот Страбон, древний историк: «Серебра в их стране нет, железа мало, зато медь и золото встречаются в изобилии». Страбон называл реку Зеравшан Политеистом, так что споры о золоте Кызылкумов начинаются еще в древности. Понял? В десятом веке какой-то Искари так высказался: «В этом крае нет и не может быть золота». А вот что говорит старая энциклопедия: «Несмотря на то, что в верхней части реки Зеравшан кое-где вымывается в ничтожном количестве золото, гораздо пра-
вильней название Зеравшан — раздаватель золота, от зер — золото,— понимать в переносном смысле».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218