ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

во рту все время ощущался кисловатый привкус крови. Километра три оставалось до центральной телефонной станции, до узла СВЯЗИ, когда его обогнал крытый «додж». Из кузова «доджа» выпало полутораметровое бревно. Глеб поднял бревно, обрадовавшись богом посланному топливу, и пронес его на плече эти три километра, а потом еще около трех до своей промежуточной.
Когда перестал болеть зуб, он и не заметил.
А тут приказ тянуть новую линию: в тылу обнаружилась довольно значительная группа немцев, старающаяся выйти к своим. Дивизион «катюш» был повернут на восток и уже занял огневые рубежи, командиру дивизии срочно требовалась связь с ними.
— Нас четверо, - недовольно сказал в трубку Галанов.
— Возьми троих.
— А на порывы кто побежит? Пришлите хоть кого
— Разговорчики! — грозно прикрикнул далекий командир взвода. - Ты ближе всех к «огурцам», и котелок у тебя на плечах иль голова?! Сам иди.
— Ясно.
— Действуй! Посылаю Чижова, но не дожидай его. И давай побыстрей там.
— Есть. — Глеб положил трубку и посмотрел на ребят. - Курков, пойдешь. И Левин. Оставить бревно, на ходу погреемся. Четыре катушки хватит.
— В одной кабель совсем рваный, связка на связке, — заметил Курков, пожилой колхозник из-под Ржева, которого и фронт, и старания командиров не могли сделать военным человеком. Он всегда и во всем оставался крестьянином: в мыслях и поступках, в том, как носил, натянув на уши, пилотку, как висела на нем не по росту выбранная гимнастерка, почти не стянутая брезентовым ремнем, который свободно болтался под животом.
— Какого ж хрена! Раньше что смотрели?
Это были бесполезные слова. Кто прав, кто виноват — разбирать было поздно, и Глеб, повторив приказ, первым вылез из шалаша. Они дотянули линию до проселка и остановились, решая, что лучше и быстрее — закопать провод пли подвесить его на шестах.
— Да хто ж ездить тут, - флегматично заметил Курков.
И в это самое время из-за бугорка, прямо на них, вывернулась черная штабная машина, лакированная, как новая галоша. Все решали секунды — кто кого упредит: встреча сжазалась неожиданной.
Связисты первыми схватились за автоматы и дружно полоснули по фрицам и по машине с близкого расстояния. «Хорьх» проскочил метров десять и, странно накренившись и вильнув, съехал с дороги и встал, упершись радиатором в кювет.
Из дверцы вывалился под колесо офицер. Он кинул гранату и, стреляя, побежал за бугор в кустарник. Шофер и еще один офицер были убиты на месте. Не задерживаясь возле них, связисты начали преследовать бегущего. Они погнали его по кустам, окружая как волка. Он ранил Левина. И отстреливался до последнего патрона. Базанов и Курков догоняли его. Немец сдавал: длинный плащ мешал ему. Но они боялись, что у него есть еще гранаты, и поэтому осторожничали.
— Нак! Нак! — кричал Глеб.
Немец бежал петляя и не оглядываясь.
— Берем, Курков ! — приказал Глеб. — Некогда с ним чикаться!
— Уррра! — почему-то закричал Курков. Базанов догнал офицера и толкнул его в спину. Тот упал, но тут же вскочил и опять побежал. Базанов снова догнал его, и они, схватившись, покатились по мокрой земле. Офицер был слабее Глеба, но явно опытней. В какой-то миг он оказался наверху, но тут подоспел Курков и бахнул его по голове прикладом. Немец екнул и обмяк.
— Притворяется, падла фриц, — сказал Курков.— Еле-еле я и приложился.
Действительно, немец тут же открыл глаза и замотал головой. Узкие бескровные губы его скривились в презрительную усмешку. Это был обер-лейтспапт. Под воротом мундира висел у него железный крест, на груди еще несколько орденов и медалей. Связисты обыскали его и связали руки за спиной куском кабеля.
— Каш! — приказал Базанов, но немец не встал и даже не пошевелился.
Глеб повысил голос и ткнул его носком сапога.
— Разреши, я ему, суке, врежу, сержант?
— Подожди, пугнем,— Глеб клацпул затвором автомата и заорал: — Стреляй, Курков!
Связист прицелился в немца, и тот резво вскочил, выпятив грудь и подняв голову, поверив в то, что его сейчас расстреляют. Они вернулись к машине. И, повесив на обер-лейтенанта катушки, погнали его тянуть линию. И только потом сдали его в штаб...
За прорыв южнее Витебска дивизия получила орден Красного Знамени, а Базанов — орден Красной Звезды.
Шли на запад. И новый, тысяча девятьсот сорок четвертый год встречали на каком-то безымянном болоте, на линии, соединявшей КП и НП. Втроем: он, Курков и Каточенин. Было у них около литра водки, скопленной загодя, банка американских сосисок, комбижир, немного соленых помидоров. Практичный Курков сварил суп из рыбных консервов с лапшой, нажарил картошки.
Пили за победу, за встречу после войны. Пели песни. Линия работала. Было необычайно тихо. И немцы, видно, отдыхали. В двенадцать ноль-ноль связисты пальнули в воздух. Никто не спал до утра.
А утром обычное — линия работает, линия не работает, связь разматывать, связь сматывать. Порывы от снарядов и мин, порывы от танков, оттого, что плохо подвесили или плохо закопали, оттого, что кому-то из
чужих братьев-телефонистов срочно понадобился кабель — и такое бывало, что скрывать... Из них троих уцелел только Курков.Шалый снаряд, прилетевший невесть откуда, разорвался метрах в десяти, и в том, что погиб Каточенин, а его, Базанова, ранило, — не было, увы, ни особой доблести, ни капли героизма. Так, обидная случайность. Она-то и привела Базанова в чебоксарский госпиталь. Рана оказалась тяжелой. Все полостные ранения — тяжелые...
В один из воскресных дней к Глебу прорвалась Маша. Она была возбуждена от долгого объяснения в проходной с часовым, оттого, что выдала себя за невесту Базанова, — так случилось, припер настырный старшина, начальник караула, она и брякнула, пришлось, а теперь жалела об этом, знала, что ее ложь дойдет до Глеба и он рассердится, — оттого, что готовилась к объяснению и считала, что лучше один решительный разговор, чем долгая и томительная неясность, — такой уж у нее был характер.
Долго думала Маша об этом разговоре, а зашла в палату и растерялась. Полтора десятка калеченых мужиков уставились на нее как один и ждут: к кому пришла, что скажет? А она будто ослепла и оглохла. И Глеба не сразу увидела — он сидел на окне спиной к ней, в сером, мышином балахоне, в кальсонах, баранками сбегающих на босые ступни. Увидела желтые его пятки, длинные завязки, а его не узнала, пока не повернулся и не сказал удивленно: «Ма-а-ша?» И по тому, как он сказал это удивленно, а не обрадованно, не со счастьем в голосе, как ей хотелось, и все в упор продолжали разглядывать ее, точно божью матерь, — Маша решила окончательно, что не будет у них с Глебом того последнего разговора, который она задумала, а будет простой и обычный разговор о том о сем и ни о чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218