Ничего особенного, боец как боец.
— Кто ты? — спросил Глеб.
— Человек.
— Бывший?
— Ну нет!
— А зовут?
— Иванов, Иван. Давай держись поближе ко мне, понял?
— Куда уж ближе, под одной охраной ведут. Километрах в трех от деревни, на пустом скотном дворе, колонну остановили на ночлег. Пленных загнали в большой коровник. Отобрали группу — носить из колодца воду. Есть не дали. Напившись, Базанов присел на мокрую солому, смешавшуюся с навозом, привалился спиной к цементной стойке. И сразу же забылся в тревожном полусне. А очнулся на рассвете: кричали охранники, били в рельс. Ругаясь, вытаскивали из стойл раненых, пинали их ногами.
— Проснись, — Глеб потряс красноармейца, которого они с Ивановым тащили вчера. — Вставай, убьют.
— Оставь, — сурово сказал Иван Иванов. — Не видишь, мертв.
К концу третьего дня их пригнали в Дорогобуж.
За бывшим военным городком, вдалеке от красно-кирпичных казарм и белых домиков, на полигоне, в дни обороны города изрытом щелями, окопами и ходами сообщения, был сооружен временный лагерь для военнопленных. Несколько тысяч собрали здесь немцы. Скученность была страшная. Живые и мертвые рядом. Отличить одних от других казалось невозможным : люди лежали обессиленные, безучастные ко всему. Полигон был огорожен проволокой в три кола. На углах сторожевые вышки — там часовые с пулеметами. У дощатых ворот на северной и южной стороне, в будках, часовые с собаками. Попробуй сунься, попробуй убеги.
Иван исчез куда-то. А вернувшись, рассказал Базанову:
— Дела хреновые. Это пересылка, но давно никого никуда не отправляют, а пригоняют сюда каждый день. Кормят один раз, в двенадцать. Приезжают две кухни — кто смел, тот поел. А начнется толчея и давка, стреляют с удовольствием и без разбора. А с вышек и от ворот палят по всему лагерю. Это самое опасное. Не убили тебя, можешь спокойно от голода умирать.
Прошел день. Другой. Третий. Базанову только раз удалось схватить полчерпака бесцветной баланды. Он чувствовал, что слабеет.
Воскресным утром на полигон въехала двуколка, груженная хлебом. Лошадь под уздцы вел солдат. Второй с автоматом наизготовку стоял на хлебе. Следом, в открытом автомобиле, — офицеры. В центре полигона двуколка остановилась. Солдаты выбросили на землю несколько буханок. Потом еще и еще. Пленные, находящиеся вблизи, стали подбирать хлеб. И сразу сотни людей кинулись к ним, крича и отталкивая друг друга. Безумный людской водоворот закрутился вокруг двуколки. Офицеры нацелили на толпу кинокамеры.
Окончив съемку, они сели в машину и уехали. Солдат тронул лошадь. Двуколка двинулась в обратный путь через лагерь. Толпа — за ней. И тогда тот, что стоял, полоснул длинной очередью в пленных. Толпа, поредев, откачнулась, но задние напирали, и люди снова обступили тележку, пошли следом. Немец не спеша вставил новый магазин и еще раз повел стволом вкруговую. Пленные попадали веером, точно домик из карт, сдутый ветром. Двуколка уехала.
— Сволочи, сволочи! — плача, шептал Базанов. Он тоже кинулся было за хлебом, но Иван успел остановить его, когда началась стрельба. — Что же делать ? Убьют, всех уничтожат. Всех! Бежать надо, Ваня.
— Куда побежишь?
— Здесь все равно смерть.
— Оглядеться сперва надо.
— Потом нас и ноги не понесут.
Ночью прошел сильный дождь. И днем моросило. Глинистое дно щели стало скользким. Похолодало.Иван опять пропал где-то надолго. Вернулся мокрый, лицо и руки в грязи, гимнастерка порвана, штанина и колено в крови.
— Тебя словно собаки рвали, — сказал Глеб.
— Точно,— он привалился к Базанову, стараясь согреться.
— Ходишь где-то. Где?
— Там, где надо, — усмехнулся.
— Ты что же, не доверяешь мне, Иван Иванов?
— Ну.
— И не Иван ты вовсе. Наколочка на руке — Саша.
— Имя женское. Ну все. Я сегодня весь лагерь на животе прополз. Есть местечко любопытное. Вон гляди — правее вышки, метров сто пятьдесят. За проволокой луг, дальше кустарник, кочки. Может, и болото. А еще правее — овраг, он к Старосмоленскому шоссе должен вывести. Через насыпь — и в лес, к Днепру, Струково слева останется, а потом строго на северо-восток — лети до Вязьмы.
— Как по карте показываешь.
— Служил здесь.
— Теперь осталось только из лагеря убежать.
— Нет таких крепостей...
— Которые не могли бы взять большевики, товарищ политрук.
— Младший. И — отставить разговорчики... А через несколько дней сказал:
Давай-ка, Глеб, в другой окопчик перебираться, на исходные рубежи. Компания подбирается, ночью и рванем. За проволокой часовых двое, ходят навстречу друг другу. Как разойдутся — беги и не оглядывайся.
— А проволоку?
— Первый ряд готов, второй и третий рвать придется. Из вооружения, что нашли, штык и саперная лопата на всех.
— А много всех-то?
— Увидишь, — уклонился от ответа политрук. — Так как, решаешься?
— Побегу,— твердо сказал Базанов.
Только стало темнеть, они перебрались поближе к проволоке.Иван показал ему луг, кустарник, место, где, по его расчетам, начинался овраг. Заставил все хорошенько запомнить, чтоб не сбился ночью, несколько раз повторил : главное — пробежать быстрее луг, все силы отдать на открытом месте, дальше не пропадут.
Из соседнего окопа приползли еще трое, их лиц Базанов уже не смог разглядеть. Посовещавшись, решили проволоку на втором и третьем коле не рубить, делать подкоп — будет меньше шума. Часовые расходятся на три-четыре минуты. Работать придется с величайшей осторожностью, пара — со штыком, пара — с лопатой. Глебу, как самому молодому, смотреть и слушать, следить за наружной охраной, вышками и лагерем, чтобы
вовремя предупредить об опасности. В случае провала все равно пытаться бежать. Бежать потому, что так или иначе расстреляют. Встреча в дальнем конце оврага. При преследовании каждый самостоятельно пробирается к Днепру и ждет остальных до рассвета северо-западнее моста. Мост наверняка охраняется. Ждать примерно в километре, в прибрежных кустах. Условный сигнал — кукушка.
— Ну, пора,— скомандовал Иван. Он был отличным и предусмотрительным командиром.
К счастью, пошел дождь.Отогнув проволоку, четверо скользнули в темноту.Базанов напрягся в ожидании. Сердце его било в грудь четко и сильно, как стрелка секундомера. Было тихо вокруг. «Ждут, — подумал он. — Сейчас начнут, сейчас. Почему же они не роют?»
— Есть ли у тебя спички?
— Хочешь закурить на посту? Лейтенант снова поставит тебя в караул.
— Пусть катится ко всем чертям! Этот проклятый дождь
— Проклятая Россия! Проклятая война!
— Возьми ниже тоном.
Вспыхнуло желтоватое пламя, поспешно прикрытое ладонями. Часовые стояли в трех метрах. Курили. Потом поплыли по воздуху, расходясь, две золотые точки и исчезли за дождевой темнотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Кто ты? — спросил Глеб.
— Человек.
— Бывший?
— Ну нет!
— А зовут?
— Иванов, Иван. Давай держись поближе ко мне, понял?
— Куда уж ближе, под одной охраной ведут. Километрах в трех от деревни, на пустом скотном дворе, колонну остановили на ночлег. Пленных загнали в большой коровник. Отобрали группу — носить из колодца воду. Есть не дали. Напившись, Базанов присел на мокрую солому, смешавшуюся с навозом, привалился спиной к цементной стойке. И сразу же забылся в тревожном полусне. А очнулся на рассвете: кричали охранники, били в рельс. Ругаясь, вытаскивали из стойл раненых, пинали их ногами.
— Проснись, — Глеб потряс красноармейца, которого они с Ивановым тащили вчера. — Вставай, убьют.
— Оставь, — сурово сказал Иван Иванов. — Не видишь, мертв.
К концу третьего дня их пригнали в Дорогобуж.
За бывшим военным городком, вдалеке от красно-кирпичных казарм и белых домиков, на полигоне, в дни обороны города изрытом щелями, окопами и ходами сообщения, был сооружен временный лагерь для военнопленных. Несколько тысяч собрали здесь немцы. Скученность была страшная. Живые и мертвые рядом. Отличить одних от других казалось невозможным : люди лежали обессиленные, безучастные ко всему. Полигон был огорожен проволокой в три кола. На углах сторожевые вышки — там часовые с пулеметами. У дощатых ворот на северной и южной стороне, в будках, часовые с собаками. Попробуй сунься, попробуй убеги.
Иван исчез куда-то. А вернувшись, рассказал Базанову:
— Дела хреновые. Это пересылка, но давно никого никуда не отправляют, а пригоняют сюда каждый день. Кормят один раз, в двенадцать. Приезжают две кухни — кто смел, тот поел. А начнется толчея и давка, стреляют с удовольствием и без разбора. А с вышек и от ворот палят по всему лагерю. Это самое опасное. Не убили тебя, можешь спокойно от голода умирать.
Прошел день. Другой. Третий. Базанову только раз удалось схватить полчерпака бесцветной баланды. Он чувствовал, что слабеет.
Воскресным утром на полигон въехала двуколка, груженная хлебом. Лошадь под уздцы вел солдат. Второй с автоматом наизготовку стоял на хлебе. Следом, в открытом автомобиле, — офицеры. В центре полигона двуколка остановилась. Солдаты выбросили на землю несколько буханок. Потом еще и еще. Пленные, находящиеся вблизи, стали подбирать хлеб. И сразу сотни людей кинулись к ним, крича и отталкивая друг друга. Безумный людской водоворот закрутился вокруг двуколки. Офицеры нацелили на толпу кинокамеры.
Окончив съемку, они сели в машину и уехали. Солдат тронул лошадь. Двуколка двинулась в обратный путь через лагерь. Толпа — за ней. И тогда тот, что стоял, полоснул длинной очередью в пленных. Толпа, поредев, откачнулась, но задние напирали, и люди снова обступили тележку, пошли следом. Немец не спеша вставил новый магазин и еще раз повел стволом вкруговую. Пленные попадали веером, точно домик из карт, сдутый ветром. Двуколка уехала.
— Сволочи, сволочи! — плача, шептал Базанов. Он тоже кинулся было за хлебом, но Иван успел остановить его, когда началась стрельба. — Что же делать ? Убьют, всех уничтожат. Всех! Бежать надо, Ваня.
— Куда побежишь?
— Здесь все равно смерть.
— Оглядеться сперва надо.
— Потом нас и ноги не понесут.
Ночью прошел сильный дождь. И днем моросило. Глинистое дно щели стало скользким. Похолодало.Иван опять пропал где-то надолго. Вернулся мокрый, лицо и руки в грязи, гимнастерка порвана, штанина и колено в крови.
— Тебя словно собаки рвали, — сказал Глеб.
— Точно,— он привалился к Базанову, стараясь согреться.
— Ходишь где-то. Где?
— Там, где надо, — усмехнулся.
— Ты что же, не доверяешь мне, Иван Иванов?
— Ну.
— И не Иван ты вовсе. Наколочка на руке — Саша.
— Имя женское. Ну все. Я сегодня весь лагерь на животе прополз. Есть местечко любопытное. Вон гляди — правее вышки, метров сто пятьдесят. За проволокой луг, дальше кустарник, кочки. Может, и болото. А еще правее — овраг, он к Старосмоленскому шоссе должен вывести. Через насыпь — и в лес, к Днепру, Струково слева останется, а потом строго на северо-восток — лети до Вязьмы.
— Как по карте показываешь.
— Служил здесь.
— Теперь осталось только из лагеря убежать.
— Нет таких крепостей...
— Которые не могли бы взять большевики, товарищ политрук.
— Младший. И — отставить разговорчики... А через несколько дней сказал:
Давай-ка, Глеб, в другой окопчик перебираться, на исходные рубежи. Компания подбирается, ночью и рванем. За проволокой часовых двое, ходят навстречу друг другу. Как разойдутся — беги и не оглядывайся.
— А проволоку?
— Первый ряд готов, второй и третий рвать придется. Из вооружения, что нашли, штык и саперная лопата на всех.
— А много всех-то?
— Увидишь, — уклонился от ответа политрук. — Так как, решаешься?
— Побегу,— твердо сказал Базанов.
Только стало темнеть, они перебрались поближе к проволоке.Иван показал ему луг, кустарник, место, где, по его расчетам, начинался овраг. Заставил все хорошенько запомнить, чтоб не сбился ночью, несколько раз повторил : главное — пробежать быстрее луг, все силы отдать на открытом месте, дальше не пропадут.
Из соседнего окопа приползли еще трое, их лиц Базанов уже не смог разглядеть. Посовещавшись, решили проволоку на втором и третьем коле не рубить, делать подкоп — будет меньше шума. Часовые расходятся на три-четыре минуты. Работать придется с величайшей осторожностью, пара — со штыком, пара — с лопатой. Глебу, как самому молодому, смотреть и слушать, следить за наружной охраной, вышками и лагерем, чтобы
вовремя предупредить об опасности. В случае провала все равно пытаться бежать. Бежать потому, что так или иначе расстреляют. Встреча в дальнем конце оврага. При преследовании каждый самостоятельно пробирается к Днепру и ждет остальных до рассвета северо-западнее моста. Мост наверняка охраняется. Ждать примерно в километре, в прибрежных кустах. Условный сигнал — кукушка.
— Ну, пора,— скомандовал Иван. Он был отличным и предусмотрительным командиром.
К счастью, пошел дождь.Отогнув проволоку, четверо скользнули в темноту.Базанов напрягся в ожидании. Сердце его било в грудь четко и сильно, как стрелка секундомера. Было тихо вокруг. «Ждут, — подумал он. — Сейчас начнут, сейчас. Почему же они не роют?»
— Есть ли у тебя спички?
— Хочешь закурить на посту? Лейтенант снова поставит тебя в караул.
— Пусть катится ко всем чертям! Этот проклятый дождь
— Проклятая Россия! Проклятая война!
— Возьми ниже тоном.
Вспыхнуло желтоватое пламя, поспешно прикрытое ладонями. Часовые стояли в трех метрах. Курили. Потом поплыли по воздуху, расходясь, две золотые точки и исчезли за дождевой темнотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218