.. Тверд, даже жесток иногда? Но ведь и сам, не щадя себя, трудится, не в ведомственных кабинетах, не в министерских коридорах — на строительных площадках первой трудности... Наплевательски относится к людям, готов каждого гнуть в дугу? Да ведь во имя Дела, во имя стройки. Но, следовательно, и ради себя хоть немножко?..
Рассуждения Базанова были прерваны осторожным стуком в оконце балка.
— Кто там? Заходите! — крикнул Глеб.
На пороге появился Яковлев, бригадир стройбри-гады, член парткома. Длинный хрящеватый нос его был воинственно нацелен на Базанова.
— Что же это, товарищ Базанов ? — сказал он, сдерживая дыхание. — Ты, понимаешь, лежишь, а вокруг несправедливости творятся. Негоже так!
— О чем ты, Трофимыч?
— Известно вам, как начальник самоуправствует? Тут, дорогой товарищ мой, лежать никак нельзя, несмотря на ночь.
— Чего ты шумишь? — Базанов поднялся, сел, подвинул стул бригадиру. — Прилег только что.
— Слыхали, что Богин прораба Лысого изругал при народе и со стройки выгнал?
— Слыхал. Хотел вмешаться, но Лысого найти не смог.
— А я вот нашел, товарищ парторг, — Яковлев осклабился, и острый кадык его дернулся вверх-вниз, вверх-вниз.
Александр Трофимович Яковлев был на стройке фигурой примечательной и очень популярной. Его знали все и в городе, и на Бешагаче, и на станции Ду-стлик: приехал с первым отрядом строителей, участвовал в закладке города, в первой, трудной зимовке. Был избран в большой партком, но не возгордился, не зазнался и на повышение по работе не шел сознательно — был начисто лишен честолюбия. По-прежнему руководил строительной бригадой, по-прежнему с готовностью рассказывал смешные и поучительные истории, которые у него имелись, казалось, на все случаи жизни.
А жизнь у Александра Трофимовича была — дай бог каждому! До войны он работал шахтером, начинал навалоотбойщиком, имелась тогда такая профессия. Как говорили шутники, главное в ней было поднять побольше и откинуть подальше, умения нужно мало, сила и сноровка — основное...
Войну Яковлев встретил в погранвойсках. Там служил действительную и уже готовился в запас — время подходило. Но случилось так, что его застава была атакована гитлеровцами одной из первых на западной границе — это потом, правда, историки установили, — взвод Яковлева в ту памятную ночь был на охране государственных рубежей, а сам Александр Трофимович — в передовом наряде. Он первым увидел немцев, переправляющихся через реку, и незамедлительно открыл огонь. Вот и говорили потом, что Яковлев первым начал войну и, если б стрелял лучше, немцы, возможно, отступили и никакой войны вообще не было бы. Смеялись, конечно. Но байка эта привязалась к Яковлеву и таскалась за ним все годы, точно приклеилась...
Уже в конце сорок первого Яковлев заслужил свою первую медаль «За отвагу». В сорок первом это кое-что значило! Немногих тогда награждали... Раненый, он попал в плен, но сумел бежать из пересыльного лагеря и после выздоровления и проверки воевал под Сталинградом в минометном полку. Был вторично ранен и опять награжден медалью «За отвагу».
А закончил войну Яковлев в пехоте, на Балатоне — венгерском мелководном, но довольно большом озере. Гвардии старшина был ранен в третий раз. И в третий раз награжден медалью «За отвагу». Вот что значит воевать в разных частях! И то, считал, повезло: иные
солдатики, прошагав от Москвы до Берлина и Праги и вдосталь навалявшись в полевых госпиталях, бывало, так с одной боевой медалькой и оставались...
Привезли гвардии старшину в медсанбат, под самым Будапештом расположившийся. Худо старшине: ранение опять тяжелое — осколок легкое просадил, — а он, перед тем как на тот свет отправиться, жизненную программу для себя определять вздумал. И загадал: если жив останется, обязательно строителем станет, в шахту ни за что не полезет больше: столько за четыре года разрушил — за всю жизнь не построишь. Это первое. А еще, решил он, — как оклемается, Марию Ивановну Степакову найти обязательно. Мария Степанова пулеметчицей у него во взводе была, год вместе прослужили, и узнал он ее хорошо: одних с ним лет примерно, верный боевой товарищ и женщина замечательная, самостоятельная. Ранило Марию Ивановну еще до Будапешта, увезли в госпиталь, и попрощаться в горячке боя не успели. Где тут прощаться: ее на носилках волокут, ему пулемет подавить приказано!.. Знал только, что смоленская она, а адреса точного не знал. Деревенька ее сгорела дотла, и печных труб не осталось. Какой уж тут адрес? Хотела, по разговорам, в Смоленск к сестре добраться, но не знала, живет ли сестра в городе, оставалась ли там при немцах или уехала куда... Да и ее саму куда повезут на лечение и поправку — тоже не представляла. Страна наша огромная, госпиталей и за Уралом, и в Сибири полно пооткрывали. Завезут эшелоном — а попробуй выберись!..
И все же задание, данное себе, Александр Трофимович выполнил. Как только на ноги встал, демобилизовали его — вещмешок за плечи и в поиск. Два месяца путешествовал, а разыскал, нашел все же свою Марию Ивановну. Поженились они в городе Челябинске и зажили в маленькой комнатушке на улице имени товарища Цвилинга. Яковлева на знаменитый ленинградский Кировский завод приглашают — любой профессии обещали научить, а он свое жене зудит: должен я строителем стать, слово давал, программа у меня такая на дальнейшее намечена.
— Кому ж ты слово давал, Саня? — озабоченно и с некоторой даже ревностью интересуется Мария Ивановна. — Скажи, если не секрет, конечно.
— Себе, — отвечает.
— Вполне могу освободить тебя от слова этого, чудак ты.
— Так не простое слово, а вроде клятвы. Зарок, понимаешь? Не выполню, себя уважать не вполне смогу. Устраивает тебя такое?
— Нет, не устраивает,— соглашается Мария Ивановна...
И стал Саня Яковлев строителем. Сначала каменщиком, потом и другие профессии освоил. И Мария Ивановна его за компанию тоже курсы штукатуров с отличием окончила.
Оставили они без сожаления комнатенку на улице Цвилинга и поехали на первую свою стройку. И с тех пор все ездят. И где только не были! И чего только не насооружали!
У Александра Трофимовича карта имелась, в балке висела па самом видном месте. Путь он на ней свой отмечал. Красным карандашом — боевые дороги, с запада на восток и с востока на запад. Синим — трудовые, семейные уже маршруты. Эти синие стрелы во все стороны света указывали и аж до Сахалина дотягивались. «Что нам с Машей! — рассуждал Александр Трофимович. — Детей бог не дает. Здоровье еще позволяет, на подъем мы оба легкие. Почему не поездить по стране, новые места не посмотреть, с новыми людьми не познакомиться и себя не показать? Завербовались, о месте узнали, что можно — из книг, что можно — от людей, и айда, поехали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Рассуждения Базанова были прерваны осторожным стуком в оконце балка.
— Кто там? Заходите! — крикнул Глеб.
На пороге появился Яковлев, бригадир стройбри-гады, член парткома. Длинный хрящеватый нос его был воинственно нацелен на Базанова.
— Что же это, товарищ Базанов ? — сказал он, сдерживая дыхание. — Ты, понимаешь, лежишь, а вокруг несправедливости творятся. Негоже так!
— О чем ты, Трофимыч?
— Известно вам, как начальник самоуправствует? Тут, дорогой товарищ мой, лежать никак нельзя, несмотря на ночь.
— Чего ты шумишь? — Базанов поднялся, сел, подвинул стул бригадиру. — Прилег только что.
— Слыхали, что Богин прораба Лысого изругал при народе и со стройки выгнал?
— Слыхал. Хотел вмешаться, но Лысого найти не смог.
— А я вот нашел, товарищ парторг, — Яковлев осклабился, и острый кадык его дернулся вверх-вниз, вверх-вниз.
Александр Трофимович Яковлев был на стройке фигурой примечательной и очень популярной. Его знали все и в городе, и на Бешагаче, и на станции Ду-стлик: приехал с первым отрядом строителей, участвовал в закладке города, в первой, трудной зимовке. Был избран в большой партком, но не возгордился, не зазнался и на повышение по работе не шел сознательно — был начисто лишен честолюбия. По-прежнему руководил строительной бригадой, по-прежнему с готовностью рассказывал смешные и поучительные истории, которые у него имелись, казалось, на все случаи жизни.
А жизнь у Александра Трофимовича была — дай бог каждому! До войны он работал шахтером, начинал навалоотбойщиком, имелась тогда такая профессия. Как говорили шутники, главное в ней было поднять побольше и откинуть подальше, умения нужно мало, сила и сноровка — основное...
Войну Яковлев встретил в погранвойсках. Там служил действительную и уже готовился в запас — время подходило. Но случилось так, что его застава была атакована гитлеровцами одной из первых на западной границе — это потом, правда, историки установили, — взвод Яковлева в ту памятную ночь был на охране государственных рубежей, а сам Александр Трофимович — в передовом наряде. Он первым увидел немцев, переправляющихся через реку, и незамедлительно открыл огонь. Вот и говорили потом, что Яковлев первым начал войну и, если б стрелял лучше, немцы, возможно, отступили и никакой войны вообще не было бы. Смеялись, конечно. Но байка эта привязалась к Яковлеву и таскалась за ним все годы, точно приклеилась...
Уже в конце сорок первого Яковлев заслужил свою первую медаль «За отвагу». В сорок первом это кое-что значило! Немногих тогда награждали... Раненый, он попал в плен, но сумел бежать из пересыльного лагеря и после выздоровления и проверки воевал под Сталинградом в минометном полку. Был вторично ранен и опять награжден медалью «За отвагу».
А закончил войну Яковлев в пехоте, на Балатоне — венгерском мелководном, но довольно большом озере. Гвардии старшина был ранен в третий раз. И в третий раз награжден медалью «За отвагу». Вот что значит воевать в разных частях! И то, считал, повезло: иные
солдатики, прошагав от Москвы до Берлина и Праги и вдосталь навалявшись в полевых госпиталях, бывало, так с одной боевой медалькой и оставались...
Привезли гвардии старшину в медсанбат, под самым Будапештом расположившийся. Худо старшине: ранение опять тяжелое — осколок легкое просадил, — а он, перед тем как на тот свет отправиться, жизненную программу для себя определять вздумал. И загадал: если жив останется, обязательно строителем станет, в шахту ни за что не полезет больше: столько за четыре года разрушил — за всю жизнь не построишь. Это первое. А еще, решил он, — как оклемается, Марию Ивановну Степакову найти обязательно. Мария Степанова пулеметчицей у него во взводе была, год вместе прослужили, и узнал он ее хорошо: одних с ним лет примерно, верный боевой товарищ и женщина замечательная, самостоятельная. Ранило Марию Ивановну еще до Будапешта, увезли в госпиталь, и попрощаться в горячке боя не успели. Где тут прощаться: ее на носилках волокут, ему пулемет подавить приказано!.. Знал только, что смоленская она, а адреса точного не знал. Деревенька ее сгорела дотла, и печных труб не осталось. Какой уж тут адрес? Хотела, по разговорам, в Смоленск к сестре добраться, но не знала, живет ли сестра в городе, оставалась ли там при немцах или уехала куда... Да и ее саму куда повезут на лечение и поправку — тоже не представляла. Страна наша огромная, госпиталей и за Уралом, и в Сибири полно пооткрывали. Завезут эшелоном — а попробуй выберись!..
И все же задание, данное себе, Александр Трофимович выполнил. Как только на ноги встал, демобилизовали его — вещмешок за плечи и в поиск. Два месяца путешествовал, а разыскал, нашел все же свою Марию Ивановну. Поженились они в городе Челябинске и зажили в маленькой комнатушке на улице имени товарища Цвилинга. Яковлева на знаменитый ленинградский Кировский завод приглашают — любой профессии обещали научить, а он свое жене зудит: должен я строителем стать, слово давал, программа у меня такая на дальнейшее намечена.
— Кому ж ты слово давал, Саня? — озабоченно и с некоторой даже ревностью интересуется Мария Ивановна. — Скажи, если не секрет, конечно.
— Себе, — отвечает.
— Вполне могу освободить тебя от слова этого, чудак ты.
— Так не простое слово, а вроде клятвы. Зарок, понимаешь? Не выполню, себя уважать не вполне смогу. Устраивает тебя такое?
— Нет, не устраивает,— соглашается Мария Ивановна...
И стал Саня Яковлев строителем. Сначала каменщиком, потом и другие профессии освоил. И Мария Ивановна его за компанию тоже курсы штукатуров с отличием окончила.
Оставили они без сожаления комнатенку на улице Цвилинга и поехали на первую свою стройку. И с тех пор все ездят. И где только не были! И чего только не насооружали!
У Александра Трофимовича карта имелась, в балке висела па самом видном месте. Путь он на ней свой отмечал. Красным карандашом — боевые дороги, с запада на восток и с востока на запад. Синим — трудовые, семейные уже маршруты. Эти синие стрелы во все стороны света указывали и аж до Сахалина дотягивались. «Что нам с Машей! — рассуждал Александр Трофимович. — Детей бог не дает. Здоровье еще позволяет, на подъем мы оба легкие. Почему не поездить по стране, новые места не посмотреть, с новыми людьми не познакомиться и себя не показать? Завербовались, о месте узнали, что можно — из книг, что можно — от людей, и айда, поехали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218