Глеб был направлен во взвод линейной связи телефонистом, А командиром взвода оказался у него уже знакомый коренастый лейтенант.
— Пойдешь ко мне ординарцем? — немедля спросил он Базанова.
— Никак нет, — твердо ответил Глеб, подмечая неуверенность молодого офицера, совсем недавно, видно, окончившего военное училище.
— Почему не хочешь? — искренне удивился тот, округлив узкие, чуть косящие глаза.
— Не обучен, товарищ лейтенант!
— Ерунда! Какая такая наука?!
— А что я после войны невесте скажу? Денщиком воевал? Образование мне не позволяет, товарищ лейтенант!
— Кры-ы-хом! — хорошо поставленным голосом пропел лейтенант, озлясь донельзя и еще больше потемнев лицом.
Ох и невзлюбил Базанова этот Хабибулин! Замучил бы он Глеба нарядами. Хорошо, что уже через месяц их пушечно-артиллерийскую бригаду послали на фронт.
...Эшелон миновал Бологое. Станция была разрушена. И только на бывшем перроне — на одной обгорелой, посеченной осколками стене, торчавшей, как парус, из кучи кирпича, — белела табличка со стрелой и надписью «На Ленинград». Базанову показалось: замкнулся круг,
он будет воевать за родной город. Однако эшелон свернул на запад, в сторону Валдая, к Старой Руссе.
Могло бы и улыбнуться счастье.Не улыбнулось.В полдень эшелон остановился на станции Крестцы.Дул свежий ветер, и ярко светило солнце. За прокопченными коробками домов и печными трубами, торт чавшими из пепелища точно большие пальцы, выставленные «на ять», начинался густой лес. Деревья стояли глухой стеной, как солдаты в строю на параде, и верхушки их укоризненно покачивались. Тошнотворно пахло гарью, а временами хвоей и талым снегом.
Станция казалась обезлюдевшей, хотя на соседних путях находилось еще два эшелона из теплушек и платформ с орудиями и тягачами, накрытыми маскировочными сетями. Выходить из вагонов было запрещено.
Выгрузка качалась под вечер, когда скрылось солнце и небо обложили тяжелые, низкие тучи.Трактористы и шоферы поспешно сгоняли с платформ тягачи и кухни, огневики скатывали 152-миллиметровые пушки-гаубицы, выносили боекомплект. Батарея управления бригады, куда входил и взвод связи лейтенанта Хабибулина, возилась со своими катушками, выгружала склады и штабное имущество. Во всем сказывалось поспешное формирование: не притерлись еще друг к другу люди, офицеры плохо знали свое начальство, младшие командиры — солдат. На путях царила страшная толчея, раздавались излишне громкие команды, ругань. Люди торопились, нервничали, галдели. Но вот на платформе появился окруженный офицерами комбриг — маленький, суровый, в длинной до пят шинели. Забегали посыльные, и человеческий муравейник зашевелился с утроенной скоростью. В движении солдат появилась разумная целенаправленность и организованность, стих гомон, и вскоре трактора первого дивизиона уже тащили свои пушки по дороге. Следом стала уползать в лес и вся бригада.
Широкая подмерзшая к вечеру дорога кончалась у первых деревьев. Дальше шла просека, пробитая саперами через болотистую топь. На ней лежала многокилометровая бревенчатая колея, покрытая досками. Местами были сделаны разъезды для автомашин. Свя-
занные верхушки деревьев образовывали тоннель и скрывали дорогу от немецкой авиации.Всю ночь бригада была на марше. Валил густой мокрый снег. Дробно грохотал настил под гусеницами тракторов, бурахтел под колесами орудий. Артиллеристы ехали на лафетах. Разведчики — кому повезло,— проявив сноровку, атаковали штабные машины и радиостанции. Телефонисты, заткнув за ремень полы шинелей, тащились по обочинам, чтобы не мешать движению техники. Идти было трудно. Под ногами чавкала вода. Карабин, противогаз и вещмешок тяжелели с каждым километром. Черный коридор казался нескончаемым.
Глядя в затылок идущему впереди, Базанов считал шаги. Ни о чем не думалось. Тупо ныла рана на бедре. Он вспотел и чувствовал, что силы уходят. Глаза закрывались сами собой.
— Привал! — зычно крикнул Хабибулин. Каждый рухнул на откос — там, где застал его этот приказ.
Несколько минут Базанов лежал неподвижно. Потом заставил себя сесть и, раскрутив проклятые обмотки, переобулся. Чугунная дрема валила на снег. Стало зябко.
Он достал из кармана шинели кусок сахара и сгрыз его, не ощущая вкуса.
— По порядку номеров рассчитайсь! — раздалась новая команда.
— Пятнадцатый, — вяло сказал Глеб, толкнув в бок спящего соседа.
— Подъем! — гаркнул лейтенант и призывно помахал над головой электрическим фонариком. — Вперед! За мной!
Снова чавкает вода и талый болотный снег под ногами. Мерно колышется спина идущего впереди номера четырнадцатого. Слева плывут елки, бессильно уронив покрытые белыми подушками лапы. Справа лязгают трактора, ползут с подвыванием на первой скорости полуторки, тянутся орудия.
Привал-подъем, привал-подъем. Нет конца черному коридору. Только бы не заснуть на ходу. Под Сталинградом один казах заснул на марше и наткнулся на штык соседской трехлинейки... образца тысяча восемь-
сот девяносто первого дробь тридцатого... старая... сколько войн прожила. У артиллеристов карабины... легче... автоматы еще легче и удобнее... только мало их, мало.
Базанов считает шаги. И останавливается, наткнувшись на соседа. Сзади сразу же наваливаются еще двое. На дороге — пробка. Разрушен настил, сполз на обочину трактор, застряло в колдобине колесо орудия. В загоревшемся на миг косом луче фары видно, как летит из-под буксующих траков ржавая болотная земля, снуют черные тени.
— А ну, кто тут?! Всем сюда! — раздается начальственный окрик.
Сбросив на землю карабины, противогазы и вещмешки, связисты поднимаются на деревянный настил и окружают отцепленную пушку. И даже лейтенант Хабибулин хватается за колесо рядом с Глебом.
— Эх-рраз! И-рраз! — запевает кто-то звонким тенорком. — Взяли, славяне! Давай! Давай! Навались! Пошла, оловянная! Пошла! Пошла-а-а!
Оскользаясь и падая с мокрых бревен, толпясь и толкаясь, связисты втягивали на колею стальную громаду. Сантиметр за сантиметром орудие ползло вперед, угрожающе кренясь на правый бок, выравниваясь и снова кренясь. Главное, не останавливаться, не ослаблять усилий. Перевернись орудие — кому-то это будет стоить жизни, зазря погибнет солдат, может и не понюхавший пороха. Тут уж отдай всего себя, выложись до конца, вытяни жилы — смоги, будто ты один и от тебя все зависит.
Связисты оказались сильнее трактора. Они пронесли пушку на руках метров пять и втолкнули на настил. Батарейцы остались крепить бревна и гатить порушенный участок, а Хабибулин, с пристрастием произведя перекличку и гордясь выполненным делом, повел свой взвод дальше.
Несмотря на то что пришлось изрядно потрудиться, получасовая разминка приободрила связистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218