Вторая и третья перепахали склоны холма, и он сразу окутался черно-красным туманом. Загорелось несколько машин. Остро запахло дымом и паленой резиной. Уханье разрывов и дрожание земли, свист осколков, вой и рев пикировщиков, крики людей смешались в какой-то
очень низкий адский звук, словно сама земля возвещала о конце света. Так гудит земля перед землетрясением. Говорят, так стонут горы, раскалываемые извержением вулканов.
Одна бомба из первой кассеты упала рядом, но блиндаж с крышей в четыре наката, который связисты клали двое суток подряд, надежно укрыл их. Толстенные бревна заворочались, заиграли, как карандашики в пенале, и на головы посыпался песок. Несколько осколков полоснули по плащ-палатке и посекли ее.
Базанов выглянул наружу: со стороны солнца нестерпимо яркими точками, взблескивая в его лучах и быстро увеличиваясь, валились самолеты. Первый картинно качнул крыльями и ухнул вниз. За ним второй. Взвыли сирены.
Бомбы перепахивали снег и землю, ворошили могилы. Тут и там валялись сбитые и вырванные взрывной волной кресты. Позади землянки, возле куста, лежал на спине солдат. Базанов бросился к нему.
— Куда?! — дурным голосом крикнул Кривошеий, стараясь удержать Глеба и хватая пустоту.
Самолеты ударили по кладбищу из пушек и пулеметов.Вжимаясь в землю, Базанов упал рядом с солдатом. Земля пахла дерьмом и пороховой гарью. Это был Ве-селов. Лицо его казалось будничто-унылым, спокойно-унылым, как всегда, а возле виска зияла черно-желто-красная дыра величиной с кулак. Он был убит осколком, когда вышел по нужде из землянки, и его большие варежки из темно-зеленой байки, аккуратно сложенные, лежали рядом.
Базанов приподнялся. Под завалом из стволов деревьев, веток и земли кто-то орал, ругался и звал на помощь. Глеб увидел, как из блиндажа, пригибаясь, выбежал Кривошеий, за ним своей неторопливой, хозяйской, вразвалочку походкой вышел Орлов. Глеб устремился следом, но, заметив ползущего по аллее раненого Хабибулина, повернул к нему.
В этот момент немцы спикировали еще раз.Базанов инстинктивно прикрыл собой лейтенанта. Но тот оттолкнул его, сел и, рванув из кобуры «ТТ», выпустил всю обойму в воздух, целясь в головной «юнкере».
Рвались рядом бомбы. Татакала где-то неподалеку зенитная батарея — прошли первые минуты растерянности, и с земли уже налаживали ответный огонь.
Хабибулин плакал. Рот его дергался, слезы двумя широкими струйками стекали по испачканным щекам. Он был в крови, и всегда темное лицо его казалось теперь темно-серым, безжизненным, точно маска.
«Юнкерсы» улетели, и на холме воцарилась тревожная, давящая на уши тишина. В дальнем конце аллеи смолисто горела штабная полуторка с фанерным кузовом-домиком.
Базанов хотел поднять лейтенанта и поставить его, но у Хабибулина подламывались ноги. Под полушубком, туго перекрещенным ремнями, не видно было, куда ранен лейтенант, по кровь капала на снег из нескольких мест сразу.
— Молодец, Базанов, — сказал он, скривясь, а думая, что улыбается. — Командира в бою прикрыл. Я тебя к медали представлю. «За отвагу» получишь.
Глеб начал было расстегивать портупею, но Хабибулин отрицательно покачал головой. Он умирал легко, в полном сознании, не понимая и не чувствуя этого. Глеб схватил его в охапку и понес к штабу.
— Положи, — приказал строго лейтенант. — Пусть санитары.
Речь его стала бессвязной. Он шарил руками по груди и все запахивал полу полушубка. Потом в горле у него клокотнуло, Хабибулин выгнулся и затих. База-нов закрыл ему глаза. Вот и отвоевался. А все «я», «я»! «Я приказал», «я продвинусь по службе», «я тебя к награде представлю». Самонадеянный. Таким и должен быть солдат, наверное. Каждый не верит, что погибнет, и о будущем думает. Как иначе жить?.. Жаль лейтенанта, всех жаль.
Тут же, на кладбище, еще в одной братской могиле, солдаты похоронили убитых. Месяц в артцентре, дорога до Крестцов, марш-бросок сюда — и познакомиться друг с другом не успели. Брели по лесу, мокли и мерзли, валили деревья, связь тянули. Ни одного боя, а такие потери. Война, черт бы ее побрал совсем!
Прорыв под Старой Руссой тогда, в феврале и марте сорок третьего, так и не удался: наступила ранняя весна, растопила снега, размочила все болота окрест. После каждого залпа пушки-гаубицы проваливались в топь по оси. Специальные плотики под колеса сооружали, только и это не помогало.
В блиндажах и землянках стояла вода. Костры разводить запрещалось. Кухни были запрятаны далеко в лесу, и еду раз в день по вечерам приносили в термосах. Немцы тоже не пытались продвинуться вперед. И боев не было — «поиски разведчиков», как писали газеты. Так и стояли друг против друга. А в конце марта бригаду сняли с Северо-Западного фронта и перебросили на Орловско-Курскую дугу...
Весна в Чебоксарах — вначале дождливая и хмурая, с порывистыми холодными ветрами, гоняющими низкие рваные облака над серой водой,— вдруг, за педелю, набрала силу. Ударила ярким теплым солнцем по городу, по жирной грязи и лужам на немощеных улицах, высушила асфальт, завязала клейкие изумрудные узелки на ветвях деревьев.
Чебоксары заклубились свежей листвой. Город чистился и прихорашивался, словно лисица после зимы. Менял окраску своего наряда и молодел па глазах, из бурого становился зеленым.
Взрывались зеленью почки. Крепкий и густой ежик только что народившейся травы покрывал зеленым ковром бугорки и низины, берега рек Чебоксарки и Кабулки, пустыри и полянки, упрямо лез во дворы, захватывал переулки и пешеходные дорожки, пробивался между булыжниками мостовой. Пахло пряной свежестью и нагретой солнцем землей. Выползла, вылетела на свет божий всякая живность. Весело срывая голоса, перекрикивались годовалые петухи. Гомонили слетевшиеся невесть откуда сотни птиц. Им вторил писклявым с хрипотцой тенорком старенький, низко
сидящий пароход, работавший паромом и обреченно ползавший между волжскими берегами.Заметно удлинился день. Золотисто-красный шар медленно сползал к горизонту, долго висел на месте и нехотя скрывался за лесистой излучиной Волги.
Весна будоражила и радовала Базанова. Хотелось без цели шататься по улицам, бродить по высокому берегу, уходить на пустыри, прочь из города, хотелось встретить и полюбить девушку, полюбить с первого взгляда. И чтоб она полюбила его. Они вместе ходили бы по весне, дышали хмельным воздухом, слушали птиц. И это было бы счастье...
И очень хотелось есть. Все время хотелось есть, аппетит был просто волчий. Базанову не хватало тылового пайка. Иногда, правда, его подкармливал полковник Полысалов. Они встречались почти ежедневно, но к тому первому, серьезному разговору больше не возвращались. Не получался у них такой разговор — непонятно почему, но не получался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
очень низкий адский звук, словно сама земля возвещала о конце света. Так гудит земля перед землетрясением. Говорят, так стонут горы, раскалываемые извержением вулканов.
Одна бомба из первой кассеты упала рядом, но блиндаж с крышей в четыре наката, который связисты клали двое суток подряд, надежно укрыл их. Толстенные бревна заворочались, заиграли, как карандашики в пенале, и на головы посыпался песок. Несколько осколков полоснули по плащ-палатке и посекли ее.
Базанов выглянул наружу: со стороны солнца нестерпимо яркими точками, взблескивая в его лучах и быстро увеличиваясь, валились самолеты. Первый картинно качнул крыльями и ухнул вниз. За ним второй. Взвыли сирены.
Бомбы перепахивали снег и землю, ворошили могилы. Тут и там валялись сбитые и вырванные взрывной волной кресты. Позади землянки, возле куста, лежал на спине солдат. Базанов бросился к нему.
— Куда?! — дурным голосом крикнул Кривошеий, стараясь удержать Глеба и хватая пустоту.
Самолеты ударили по кладбищу из пушек и пулеметов.Вжимаясь в землю, Базанов упал рядом с солдатом. Земля пахла дерьмом и пороховой гарью. Это был Ве-селов. Лицо его казалось будничто-унылым, спокойно-унылым, как всегда, а возле виска зияла черно-желто-красная дыра величиной с кулак. Он был убит осколком, когда вышел по нужде из землянки, и его большие варежки из темно-зеленой байки, аккуратно сложенные, лежали рядом.
Базанов приподнялся. Под завалом из стволов деревьев, веток и земли кто-то орал, ругался и звал на помощь. Глеб увидел, как из блиндажа, пригибаясь, выбежал Кривошеий, за ним своей неторопливой, хозяйской, вразвалочку походкой вышел Орлов. Глеб устремился следом, но, заметив ползущего по аллее раненого Хабибулина, повернул к нему.
В этот момент немцы спикировали еще раз.Базанов инстинктивно прикрыл собой лейтенанта. Но тот оттолкнул его, сел и, рванув из кобуры «ТТ», выпустил всю обойму в воздух, целясь в головной «юнкере».
Рвались рядом бомбы. Татакала где-то неподалеку зенитная батарея — прошли первые минуты растерянности, и с земли уже налаживали ответный огонь.
Хабибулин плакал. Рот его дергался, слезы двумя широкими струйками стекали по испачканным щекам. Он был в крови, и всегда темное лицо его казалось теперь темно-серым, безжизненным, точно маска.
«Юнкерсы» улетели, и на холме воцарилась тревожная, давящая на уши тишина. В дальнем конце аллеи смолисто горела штабная полуторка с фанерным кузовом-домиком.
Базанов хотел поднять лейтенанта и поставить его, но у Хабибулина подламывались ноги. Под полушубком, туго перекрещенным ремнями, не видно было, куда ранен лейтенант, по кровь капала на снег из нескольких мест сразу.
— Молодец, Базанов, — сказал он, скривясь, а думая, что улыбается. — Командира в бою прикрыл. Я тебя к медали представлю. «За отвагу» получишь.
Глеб начал было расстегивать портупею, но Хабибулин отрицательно покачал головой. Он умирал легко, в полном сознании, не понимая и не чувствуя этого. Глеб схватил его в охапку и понес к штабу.
— Положи, — приказал строго лейтенант. — Пусть санитары.
Речь его стала бессвязной. Он шарил руками по груди и все запахивал полу полушубка. Потом в горле у него клокотнуло, Хабибулин выгнулся и затих. База-нов закрыл ему глаза. Вот и отвоевался. А все «я», «я»! «Я приказал», «я продвинусь по службе», «я тебя к награде представлю». Самонадеянный. Таким и должен быть солдат, наверное. Каждый не верит, что погибнет, и о будущем думает. Как иначе жить?.. Жаль лейтенанта, всех жаль.
Тут же, на кладбище, еще в одной братской могиле, солдаты похоронили убитых. Месяц в артцентре, дорога до Крестцов, марш-бросок сюда — и познакомиться друг с другом не успели. Брели по лесу, мокли и мерзли, валили деревья, связь тянули. Ни одного боя, а такие потери. Война, черт бы ее побрал совсем!
Прорыв под Старой Руссой тогда, в феврале и марте сорок третьего, так и не удался: наступила ранняя весна, растопила снега, размочила все болота окрест. После каждого залпа пушки-гаубицы проваливались в топь по оси. Специальные плотики под колеса сооружали, только и это не помогало.
В блиндажах и землянках стояла вода. Костры разводить запрещалось. Кухни были запрятаны далеко в лесу, и еду раз в день по вечерам приносили в термосах. Немцы тоже не пытались продвинуться вперед. И боев не было — «поиски разведчиков», как писали газеты. Так и стояли друг против друга. А в конце марта бригаду сняли с Северо-Западного фронта и перебросили на Орловско-Курскую дугу...
Весна в Чебоксарах — вначале дождливая и хмурая, с порывистыми холодными ветрами, гоняющими низкие рваные облака над серой водой,— вдруг, за педелю, набрала силу. Ударила ярким теплым солнцем по городу, по жирной грязи и лужам на немощеных улицах, высушила асфальт, завязала клейкие изумрудные узелки на ветвях деревьев.
Чебоксары заклубились свежей листвой. Город чистился и прихорашивался, словно лисица после зимы. Менял окраску своего наряда и молодел па глазах, из бурого становился зеленым.
Взрывались зеленью почки. Крепкий и густой ежик только что народившейся травы покрывал зеленым ковром бугорки и низины, берега рек Чебоксарки и Кабулки, пустыри и полянки, упрямо лез во дворы, захватывал переулки и пешеходные дорожки, пробивался между булыжниками мостовой. Пахло пряной свежестью и нагретой солнцем землей. Выползла, вылетела на свет божий всякая живность. Весело срывая голоса, перекрикивались годовалые петухи. Гомонили слетевшиеся невесть откуда сотни птиц. Им вторил писклявым с хрипотцой тенорком старенький, низко
сидящий пароход, работавший паромом и обреченно ползавший между волжскими берегами.Заметно удлинился день. Золотисто-красный шар медленно сползал к горизонту, долго висел на месте и нехотя скрывался за лесистой излучиной Волги.
Весна будоражила и радовала Базанова. Хотелось без цели шататься по улицам, бродить по высокому берегу, уходить на пустыри, прочь из города, хотелось встретить и полюбить девушку, полюбить с первого взгляда. И чтоб она полюбила его. Они вместе ходили бы по весне, дышали хмельным воздухом, слушали птиц. И это было бы счастье...
И очень хотелось есть. Все время хотелось есть, аппетит был просто волчий. Базанову не хватало тылового пайка. Иногда, правда, его подкармливал полковник Полысалов. Они встречались почти ежедневно, но к тому первому, серьезному разговору больше не возвращались. Не получался у них такой разговор — непонятно почему, но не получался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218