И поздравляю, конечно, - кивнул и зашагал дальше.
— Служу Советскому Союзу! — по-уставному гаркнул ему вслед Глеб.
И проснулся...
А утро было обычным, будничным, как и каждое утро в больнице: «служба сахара», «служба хлеба», градусники, лекарства, завтрак. И врачебный осмотр Лев Михайлович Воловик собственной персоной.
— Чего же вы не положили к нам музыканта? — спросил доктора Зыбин. - Ждали чуть ли не до полуночи.
— Обошлось,— ответил Воловик неопределенно. Он начал мерить давление Глебу, лицо его было замкнуто и отрешенно-сосредоточенно, всем своим видом он показывал неуместность разговоров во время исполнения служебных обязанностей. И это было что-то новое. Утренние приходы Воловика сопровождались обычно разговорами, сдобренными изрядной порцией его тяжеловатого юмора.
Окончив осмотр Базанова, Воловик пересел на кровать Зыбина. Он хмурился, что-то волновало его сегодня. Что-то случилось - у него лично или в больнице, о чем он явно не хотел говорить.
— Вы оба мне нравитесь, - сказал Воловик, собираясь улизнуть. - И тоны хорошие, и частота. Все нормально!
— Лев Михайлович, — остановил его Базанов. — Вы не забыли про мою просьбу?
— Что? Какую просьбу? - Воловик вздрогнул.
— Насчет старика. Узнать, когда у него глазная операция, вы обещали.
— Ну конечно, конечно. Я узнаю. Все узнаю и сообщу. Не волнуйтесь! — и Воловик бочком выскочил в коридор.
— Что-то мне все это не нравится, — сказал Глеб.
— Что не нравится? — удивился Зыбин.
— Не знаю, — Глеб пожал плечами. И вдруг ощущение несчастья нахлынуло на него, как нахлынет, бывает, ощущение духоты на большой высоте, когда каждый новый вдох кажется уже невозможным, раздирающим грудь и последним. — Он что-то скрывает. Наверное, с моим стариком неблагополучно.
— Перестань ты! —попытался успокоить его Зыбин. — Сам себя настраиваешь. Выдумал — и настраиваешь.
— У меня на такие вещи чутье, как у обэхээсовской ищейки. Надо что-то предпринять... Узнать. Неизвестность хуже. — Глеб мучительно раздумывал о чем-то. Он сидел на кровати замерев, словно прислушивался к себе. Надел халат, нашарил тапочки и принялся искать что-то в верхнем ящике прикроватной тумбочки.
Зыбин с любопытством следил за его приготовлениями, решив вопросов не задавать.
— Послушай, — сказал Глеб,— у тебя есть мелочь?
— Сбегать в киоск за «Вечеркой»? Куда ты собрался ?
— К автомату.
— Вниз, в вестибюль?! Ты с ума сошел! — воскликнул Зыбин. — С третьего этажа ? А обратно как ? На палочке верхом? Да ты что?
— Я должен,— твердо сказал Глеб.— Именно в вестибюль, к автомату. По внутреннему они не дадут мне звонить, а если со стариком что-то случилось — тем более. Я должен знать, пойми.
— У меня нет мелочи! — Зыбин пустил в ход последний аргумент.
— Врешь! Тебе дал сдачу парикмахер.
— Я не дам! Не пущу тебя!
— Это мой второй отец, Андрей! Я не волнуюсь.— Глеб говорил спокойно, рассудительно, и по его тону Зыбин уже понял, что удержать его от безумного и рискованного поступка не удастся. — Дай деньги, или я пойду собирать их по палатам, а на это потребуется больше времени и сил. Дай, не скупись.
— Ну, ты полный кретин!
— Обещаю быть предельно осторожным кретином. Гони монету! — Глеб подошел с протянутой рукой, Зыбин высыпал в нее содержимое своего кошелька и хотел было демонстративно отвернуться, но Глеб придержал его за плечо. — Не продавай меня, Петрович. Вернут, я ведь вечером или ночью снова пойду. Позвоню Ануш, она не обманет. У меня нехорошие предчувствия, я не могу оставаться один на один с ними.
— Но ты даешь себе отчет в том, что может случиться? Ты ведь можешь загнуться. Или вернуться к исходным рубежам.
— Исключено. Я попробую, Петрович. Я очень осторожно попробую и буду мудр, как змий. Чуть что — сажусь, ложусь и зову врача. Не пройдет и пяти минут, меня внесут сюда, и я... снова начинаю свой рассказ про золото. Если ты не продашь меня медицине, учти! - Глеб озорно, по-мальчишески улыбнулся и вышел.
Зыбин взглянул на ручные часы. Было двенадцать часов и семнадцать минут. Подумал: главное — не дать ему подняться обратно, на третий этаж, спуститься можно, а вот подъем — для больного сердца это страшная работа, ее надо предупредить... Черт с ним, пусть позвонит, но потом... Ему понадобится минут пять — семь, чтобы дойти к телефону... Телефон занят, он подождет. И говорить будет минуты три - с Ануш или Рахимовым. Действовать надо минут через десять!
Зыбин взял книгу и тотчас отложил ее. Понял, что не сможет сосредоточиться. Буквы сливались, концы строчек странно загибались вверх, и он трижды прочел одну и ту же фразу, не вникая в ее смысл. Почувствовал, что и сам разволновался, и сердце частит — черт бы побрал милого соседа и все его фанаберии!.. Он опять поднес руку с часами к глазам — двадцать минут первого. Прошло всего три минуты после ухода База-нова. Три минуты! Зыбину казалось — не меньше пятнадцати. Он кинул под язык таблетку валидола для профилактики и вдруг рассердился на себя больше, чем на Базанова. Он-то что дергается?! Он должен встать. Он сейчас встанет и сразу же прекратит этот смертельный эксперимент! И пусть Глеб Базанов считает его потом предателем, пусть! Надо найти Воловика. Впрочем, почему Воловика? Можно сказать это лю-
бому врачу, первой встреченной в коридоре санитарке. Рассуждая логически, зачем вообще вставать, когда санитарку можно вызвать в палату... Самое глупое произойдет тогда, когда Базанов, поговорив по телефону, спокойно поднимется сюда и уляжется в кровать, а у него, Зыбина, в результате всех этих волнений наступит ухудшение. Все же Базанов помоложе, и инфаркт у него первый, проходит без всяких осложнений. И он сам просил не вмешиваться.
Двенадцать часов двадцать девять минут.Сейчас Базанов закончил телефонный разговор и, может быть, уже ступил на лестницу... Поднимается, огорченный полученными известиями. А он — жалкая личность! — лежит и занимается психоанализом... Двенадцать часов тридцать минут.
Зыбин встает, надевает халат и выходит в коридор...
Глеб, дождавшись своей очереди, начинает разговор с Ануш, которая по чистой случайности окавывается в этот момент дома. Первая ее реакция, когда она узнает, кто звонит, — испуг. Затем радостное удивление: значит, дела у Базанова настолько хороши, что ему разрешают ходить к телефону и он освоил три этажа лестницы? Полторы минуты уходит у него на вранье, прежде чем он, стараясь сдержать волнение, спрашивает о старике. Была ли операция?
— Куда ты пропал? — удивляется Ануш. В ее голосе Глеб улавливает стремление скрыть от него что-то. Дыхание у него пресекается, но он повторяет вопрос о старом Тише. Он почти кричит в трубку: делали ли старику операцию, как прошла операция?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Служу Советскому Союзу! — по-уставному гаркнул ему вслед Глеб.
И проснулся...
А утро было обычным, будничным, как и каждое утро в больнице: «служба сахара», «служба хлеба», градусники, лекарства, завтрак. И врачебный осмотр Лев Михайлович Воловик собственной персоной.
— Чего же вы не положили к нам музыканта? — спросил доктора Зыбин. - Ждали чуть ли не до полуночи.
— Обошлось,— ответил Воловик неопределенно. Он начал мерить давление Глебу, лицо его было замкнуто и отрешенно-сосредоточенно, всем своим видом он показывал неуместность разговоров во время исполнения служебных обязанностей. И это было что-то новое. Утренние приходы Воловика сопровождались обычно разговорами, сдобренными изрядной порцией его тяжеловатого юмора.
Окончив осмотр Базанова, Воловик пересел на кровать Зыбина. Он хмурился, что-то волновало его сегодня. Что-то случилось - у него лично или в больнице, о чем он явно не хотел говорить.
— Вы оба мне нравитесь, - сказал Воловик, собираясь улизнуть. - И тоны хорошие, и частота. Все нормально!
— Лев Михайлович, — остановил его Базанов. — Вы не забыли про мою просьбу?
— Что? Какую просьбу? - Воловик вздрогнул.
— Насчет старика. Узнать, когда у него глазная операция, вы обещали.
— Ну конечно, конечно. Я узнаю. Все узнаю и сообщу. Не волнуйтесь! — и Воловик бочком выскочил в коридор.
— Что-то мне все это не нравится, — сказал Глеб.
— Что не нравится? — удивился Зыбин.
— Не знаю, — Глеб пожал плечами. И вдруг ощущение несчастья нахлынуло на него, как нахлынет, бывает, ощущение духоты на большой высоте, когда каждый новый вдох кажется уже невозможным, раздирающим грудь и последним. — Он что-то скрывает. Наверное, с моим стариком неблагополучно.
— Перестань ты! —попытался успокоить его Зыбин. — Сам себя настраиваешь. Выдумал — и настраиваешь.
— У меня на такие вещи чутье, как у обэхээсовской ищейки. Надо что-то предпринять... Узнать. Неизвестность хуже. — Глеб мучительно раздумывал о чем-то. Он сидел на кровати замерев, словно прислушивался к себе. Надел халат, нашарил тапочки и принялся искать что-то в верхнем ящике прикроватной тумбочки.
Зыбин с любопытством следил за его приготовлениями, решив вопросов не задавать.
— Послушай, — сказал Глеб,— у тебя есть мелочь?
— Сбегать в киоск за «Вечеркой»? Куда ты собрался ?
— К автомату.
— Вниз, в вестибюль?! Ты с ума сошел! — воскликнул Зыбин. — С третьего этажа ? А обратно как ? На палочке верхом? Да ты что?
— Я должен,— твердо сказал Глеб.— Именно в вестибюль, к автомату. По внутреннему они не дадут мне звонить, а если со стариком что-то случилось — тем более. Я должен знать, пойми.
— У меня нет мелочи! — Зыбин пустил в ход последний аргумент.
— Врешь! Тебе дал сдачу парикмахер.
— Я не дам! Не пущу тебя!
— Это мой второй отец, Андрей! Я не волнуюсь.— Глеб говорил спокойно, рассудительно, и по его тону Зыбин уже понял, что удержать его от безумного и рискованного поступка не удастся. — Дай деньги, или я пойду собирать их по палатам, а на это потребуется больше времени и сил. Дай, не скупись.
— Ну, ты полный кретин!
— Обещаю быть предельно осторожным кретином. Гони монету! — Глеб подошел с протянутой рукой, Зыбин высыпал в нее содержимое своего кошелька и хотел было демонстративно отвернуться, но Глеб придержал его за плечо. — Не продавай меня, Петрович. Вернут, я ведь вечером или ночью снова пойду. Позвоню Ануш, она не обманет. У меня нехорошие предчувствия, я не могу оставаться один на один с ними.
— Но ты даешь себе отчет в том, что может случиться? Ты ведь можешь загнуться. Или вернуться к исходным рубежам.
— Исключено. Я попробую, Петрович. Я очень осторожно попробую и буду мудр, как змий. Чуть что — сажусь, ложусь и зову врача. Не пройдет и пяти минут, меня внесут сюда, и я... снова начинаю свой рассказ про золото. Если ты не продашь меня медицине, учти! - Глеб озорно, по-мальчишески улыбнулся и вышел.
Зыбин взглянул на ручные часы. Было двенадцать часов и семнадцать минут. Подумал: главное — не дать ему подняться обратно, на третий этаж, спуститься можно, а вот подъем — для больного сердца это страшная работа, ее надо предупредить... Черт с ним, пусть позвонит, но потом... Ему понадобится минут пять — семь, чтобы дойти к телефону... Телефон занят, он подождет. И говорить будет минуты три - с Ануш или Рахимовым. Действовать надо минут через десять!
Зыбин взял книгу и тотчас отложил ее. Понял, что не сможет сосредоточиться. Буквы сливались, концы строчек странно загибались вверх, и он трижды прочел одну и ту же фразу, не вникая в ее смысл. Почувствовал, что и сам разволновался, и сердце частит — черт бы побрал милого соседа и все его фанаберии!.. Он опять поднес руку с часами к глазам — двадцать минут первого. Прошло всего три минуты после ухода База-нова. Три минуты! Зыбину казалось — не меньше пятнадцати. Он кинул под язык таблетку валидола для профилактики и вдруг рассердился на себя больше, чем на Базанова. Он-то что дергается?! Он должен встать. Он сейчас встанет и сразу же прекратит этот смертельный эксперимент! И пусть Глеб Базанов считает его потом предателем, пусть! Надо найти Воловика. Впрочем, почему Воловика? Можно сказать это лю-
бому врачу, первой встреченной в коридоре санитарке. Рассуждая логически, зачем вообще вставать, когда санитарку можно вызвать в палату... Самое глупое произойдет тогда, когда Базанов, поговорив по телефону, спокойно поднимется сюда и уляжется в кровать, а у него, Зыбина, в результате всех этих волнений наступит ухудшение. Все же Базанов помоложе, и инфаркт у него первый, проходит без всяких осложнений. И он сам просил не вмешиваться.
Двенадцать часов двадцать девять минут.Сейчас Базанов закончил телефонный разговор и, может быть, уже ступил на лестницу... Поднимается, огорченный полученными известиями. А он — жалкая личность! — лежит и занимается психоанализом... Двенадцать часов тридцать минут.
Зыбин встает, надевает халат и выходит в коридор...
Глеб, дождавшись своей очереди, начинает разговор с Ануш, которая по чистой случайности окавывается в этот момент дома. Первая ее реакция, когда она узнает, кто звонит, — испуг. Затем радостное удивление: значит, дела у Базанова настолько хороши, что ему разрешают ходить к телефону и он освоил три этажа лестницы? Полторы минуты уходит у него на вранье, прежде чем он, стараясь сдержать волнение, спрашивает о старике. Была ли операция?
— Куда ты пропал? — удивляется Ануш. В ее голосе Глеб улавливает стремление скрыть от него что-то. Дыхание у него пресекается, но он повторяет вопрос о старом Тише. Он почти кричит в трубку: делали ли старику операцию, как прошла операция?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218