— Профессионально сработано, — заметил Зыбин.
— Все же снимал художник в некотором роде,— сказал Глеб, извлекая еще несколько снимков. — А ему бы фотографом быть.
— Я бы взял его. Как фамилия?
— Милешкин. Нужна ему твоя газета! Он архитектор...
На третьей фотографии улыбающиеся Базанов и Бо-гин стояли возле «газика». Сзади были хорошо видны машины, балки и люди. Все другие фотографии оказались групповыми, мелкими — более полусотни людей лежали, сидели, стояли на земле, в кузове грузовика и даже на его кабине, вокруг центра кадра — вокруг Богина и Базанова.
— Хорош. И лицо интересное, лицо честолюбивого человека, — резюмировал Зыбин. — Деловит, интеллигентен и дело знает. Далеко пойдет.
— Ты прямо провидец, Андрей.
— Скажешь — не так?
— Так. Крут, излишне самонадеян, зато умеет мыслить масштабно, точно определяет, что является главным на сегодняшний день. Закончил институт, партшколу, работал на ряде крупных строек, на разных должностях — и все вверх по лесенке.
— Зело честолюбив?
— Да нет, пожалуй.
— Проявится, увидишь.
— Да он твоих коллег и на пушечный выстрел не подпускает и от популярности бежит.
— Пока, Глеб, пока! А встанет комбинат, пойдет город — будет чем похвастать, он во все колокола враз ударит, попомни мои слова. И все на себя примет, а остальные, как на этих фотографиях, на втором плане окажутся. Ты-то хоть за этим проследи, парторг.
— Не беспокойся. В одной упряжке мы, он это и сам говорит. Пригляделись друг к другу, видно, притерлись. Но ухо с ним надо держать востро: чужих ошибок никому не прощает.
— А своих, конечно, не имеет?
— Кто из работающих не ошибается?
— И ни разу по-серьезному вы с ним не схватывались?
— Нет, пожалуй. Но меня не покидает ощущение, что где-то мы с ним столкнемся, на чем-то схватимся, когда проявится его черта, с которой я не смогу примириться, или я сделаю нечто такое, что, как рыбная кость, станет ему поперек горла. Я же не дипломат. Это он дипломат опытный, когда требуется. Но не всегда он хочет быть дипломатом. Чаще поручает это другим. Имеет свои кадры.
— Тут твой Богин неоригинален.
К их столу подошла официантка, остановилась в выжидательной позе. Зыбин спросил:
— Горячее брать будем? Здесь хорошее мясо по-суворовски подают.
— По-суворовски? — усмехнулся Глеб. — Суворова я знаю, а вот какому мясу он название дал, и не представляю.
— И не твое это дело. Может, еще коньячку по рюмке?
— Разгулялся, брат-инфарктник?
— Не часто мы и встречаемся, брат-инфарктник. Два суворовских нам, — сказал Зыбин официантке. Помолчал и спросил Глеба: —Так и живешь бобылем?
— После гибели Аси никак не складывается у меня семейная жизнь, Андрей. Еще лет пять-шесть себе даю, потом задумал девочку взять, удочерить хотел бы.
— Мальчишка лучше: продолжатель рода в известном смысле.
— Бред это с продолжением рода! Ни плантаций, ни наследства. Хочу дочку. Чтоб звали ее Асей, и выращу ее на Асю похожей — доброю, светлою, легкою, как стриж.
— Мудро, — сказал Зыбин задумчиво. — Хотя разве мы, инфарктники, знаем, что случится завтра, а не то что через пять лет? Торопись.
— Брось, — улыбнулся Глеб. — Еще мяса по-суворовски не съел, а уже мистиком становишься.
— Да ладно, рассказывай дальше.
— Да что уж рассказывать?
— Узнаю твое «что уж». Рассказывай по порядку. Черт бы тебя побрал, молчун!
— На первых порах... весьма схематично... это выглядело так. Была выбрана площадка, заложен город, который предстояло строить одному ведомству. А это очень важно, когда одно ведомство. Когда несколько — каждое свою территорию имеет, свои клубы строит, управления, столовые, склады, ясли. Поселки возникают — у каждого ведомства свой. Генплан летит к аллаху, а город разваливается на ведомственные поселки. Потом их уже никакими силами не соберешь. Мы же знали не только как будем строить, но и для кого. Основные градообразующие кадры у нас — газовщики
и рабочие золотодобывающего комбината, который был к тому времени не в умах и чернильницах, но на бумаге, в чертежах и расчетах. Он должен был строиться вместе с городом, но он обгонял город. «Комплексно! Комплексно!» — кричал Богин. Это было его любимое слово. Оно стало на стройке синонимом к слову «быстро». И хозяин у нас богатый. Богатый и не скупой.
— Да, у вас богатое министерство. Но это сторона техническая. Ну а люди, человековедение, парторг? Как на этом фронте?
— Люди для меня — это город. Город как лакмусовая бумажка. Вот тут-то богинское «комплексно» и оборачивалось пустым звуком: город его мало интересовал. А ведь город моя мечта, знаешь? За город я на все готов.
— Смотри сердце не порви.
— И думать не хочу о сердце!
— И станет этот город ему памятником!
— Что может быть прекрасней — оставить по себе такую память. Только мечтать об этом...
— Опять ты закручиваешь, Глеб.
— Ничуть. Это жизнь закручивает. И одержали мы победу, Зыбин. Принципиальную. Коллегия министерства поддержала нас, дальнейшее проектирование Солнечного поручили ленинградскому институту. Ленинградцы отлично проектируют и контролируют строительство, но у них, как гири на ногах у скороходов, Госстрой и Стройбанк. Каждое, даже самое малое новшество — с бою.
— Перестраховщики! — живо воскликнул Зыбин.
— Не клей ярлыков: нормальные мужики, опутанные сотнями инструкций, из которых половина давно устарела.
— Может, подстегнем к этому делу прессу?
— Ты все можешь?
— Все.
— О прессе мне и Богин говорил. Найди, мол, своего друга, он поможет. Город пора пропагандировать, опыт ленинградцев нуждается в поддержке. И им, и нам легче работать будет.
— Иначе мы и не встретились бы?
— Кто знает, если говорить правду. Вся жизнь наша — борьба и круговерть.
— Деловой ты стал шибко.
— Да пошутил, — успокоил его Глеб.
— Тогда выкладывай подробности, бизнесмен ты этакий.
Глеб принялся рассказывать и про встречу с Поповым, которую ему организовал заместитель министра Тулин, и про коллегию министерства, про комиссию Милешкина и сегодняшние споры в Госстрое.
— Черт с тобой,— сказал Зыбин, когда Глеб кончил. - Пришлю к тебе в пустыню хорошего газетчика. Тут крепкий мужик нужен: Госстрой, Госплан, опять же Стройбанк, министерство — инстанции самолюбивые. И в Питер к Попову ему придется смотаться. Сам бы взялся, да грехи не пускают, — с сожалением закончил он.
— Ну и брался бы! — подзадорил его Глеб.
— Так разве отпустят? И потом жарко у вас там уже, а?
— Не жарче, чем здесь. Накурено, дышать нечем. Пойдем отсюда, Андрей. - Глеб ослабил узел галстука. -Тут за вредность молоко выдавать надо бы...
Расплатившись, они вышли в вестибюль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218