Богин, казалось, и не моргал вовсе — то ли родился такой, то ли путем долгих тренировок добился этого,— черт его знает! — поэтому, видно, и создавалось впечатление суровости его холодного, стального взгляда. — Нуте, — повторил Богин. — Интересно, что за главный способ ?
— Партийная дисциплина и долг коммуниста — одинаковые и для рядового, и для начальника,— ответил Глеб и, помолчав, спросил: — А ты воевал, Степан?
И тут, неожиданно для себя, Базанов попал в самое больное место начальника стройки, в самое незащищен-. ное его место, ибо Богин считал величайшей несправедливостью то, что он родился с некоторым опозданием
и не пришлось ему с оружием в руках брать штурмом ну хоть не рейхстаг — пусть какой-нибудь безымянный фольварк, чтобы иметь право причислять себя к фронтовому братству.
— Нет, — ответил он сухо. — Не пришлось: мальчишкой на Урале оказался, в Челябе танки строил. Пятнадцать мне было, когда война кончилась.
— Пацан, — констатировал Базанов.
— Да, тут ты меня обскакал, — буркнул Богин.
«Высоко шагнул мальчик: ему и сорока нет, а назначен такой стройкой командовать, город и комбинат возвести и золото стране дать...»
— Далеко еще? — прервал размышления Базанова голос начальника.
Глеб ответил, что проедут они чуть больше часа, потому как предстоит им преодолеть неширокую полосу барханных песков, а ехать по ним труднее, чем по асфальту.
Богин назидательно заметил, что, по его убеждению, любая серьезная стройка должна начинаться с хороших дорог и с настоящей стройиндустрии, Север это, Азия или Дальний Восток — безразлично: плевать ему на экзотику, на специфику, как бы ее там ни называли. Потом сказал, что беспокоят и озадачивают его две проблемы и два их волюнтаристских решения, которые, к сожалению, уже утверждены во всех инстанциях.
Глеб ответил, что знает, о чем речь: разрешение на проектирование комбината, полученное более года назад, сразу после того, как были утверждены запасы золота, и одновременно — строительство города, на пятьдесят километров удаленного от промышленной зоны.
— Города! Удаленного! Наломали дров твои братья-геологи, а нам разбираться. Разберемся, а? — с вызовом спросил Богин.
— Пожалуйста! — принял вызов Глеб. — Я действительно имею некоторое отношение к тому, что ты называешь волюнтаристскими решениями. Начнем хотя бы с города...
— Дался тебе этот город! Впрочем, какая разница. Рабочие, которых ежедневно будут возить по сто километров взад-вперед, вряд ли скажут нам спасибо.
— Зато они будут жить в домах со всеми удобствами. Они и их семьи. А работать вахтами, как это практикуют нефтяники,— на случай, если мы не обеспечим их надежным транспортом.
— Метрополитеном?
— Метро вряд ли необходимо. И электричка всех вполне устроит — электрифицированная пятидесятикилометровая ветка. Железную дорогу нам все равно строить и ЛЭП тянуть. Электрифицируем дорогу — она окупит себя. Это меньше часа езды. И при комбинате не надо будет воздвигать бараков, времянок, бытовок. Хорошую и большую столовую — пожалуй: ведь там одна рабочая смена и никого лишних.
— Ты меня уговариваешь, будто я не знаю, что город все равно требовалось относить.
— Да, но каким будет город — вот в чем вопрос.
— Милешкин спроектирует, профессионал.
— У них в макетах все смотрится, а строят бараки!
— У каждого свои ГОСТы и свои проблемы.
— А мы с тобой на что?
— Меня уволь. У меня на шее комбинат подвешен. Или грудь в крестах, или голова в кустах! Предупрежден — вся проектно-сметная документация на выходе, вот-вот счетчик закрутится... Не о том я с тобой, Глеб Семенович, полемизирую. Надо мне, как только застолбим городишко, на железнодорожный разъезд прорываться и базу там создавать, грузы принимать.
— А людей где принимать собираешься?
— Там же на разъезде и в твоем Солнечном — на первый случай.
— Первый случай — зима. Она и здесь бывает... Почему-то многие стройки начинаются в самое неудобное время, как я заметил.
— И с производственного бардака? Неустроенности, нераспорядительности — это ты хотел сказать?
— Что хотел сказать — сказал.
— А мы давай попробуем оригинальными быть.
— Не возражаю.
— Сто двадцать балков нам отгружено. И дизельный энергопоезд. Сто тонн в этом вагончике. Протащим по пескам на салазках — тепло и светло в нашем поселке. И зимой не страшно. Это, пока тебя не было, мне пришлось о людях подумать.
— Что ж, хорошо, что подумал. Мне, выходит, и делать до лета нечего.
— Злоязычный мужик ты, Базанов. Лицо доброе, а характерец — не дай бог.
— Вроде твоего?
— Да ты что ?! Я — ягненок, козлик! Ошибся я в тебе, Базанов.
И начальник стройки засмеялся. Смех у него был короткий и басовитый, неуверенный, словно он стеснялся смеяться.
«Газик» остановился. Вокруг была голая, поросшая колючкой-фирулой, пустая степь, опоясанная по горизонту цепью гололобых холмов. Одинокая чабанская юрта возвышалась неподалеку и казалась большой, как собор Айя-София. Верблюд да малочисленное стадо овец не нарушали однообразия пейзажа.
Подтянулись балки, встали вокруг армейской палатки. Вылез Богин, за ним Базанов, подошли к группе ожидающих. Пожав некоторым руки, Богин представил Базанова:
— Знакомьтесь, наш комиссар, — и представил Глебу: — А это мой клан, проверенные товарищи... Главный инженер.
— Глонти, — отрекомендовался седой человек со щеточкой черных усов.
— Главный диспетчер, — показал Богин на высокого, сухощавого, резкого в движениях и чем-то похожего на него сравнительно молодого еще человека.
— Прокопенко Афанасий Петрович, — буркнул тот и тут же отступил.
— Мостовой, завкадрами, — назвал себя угрюмого вида коренастый человек и, помолчав, добавил, словно после раздумья: — Федор Федорович.
— Мы уже знакомы, — выступил на шаг архитектор Милешкин.
— Зам главного диспетчера Ашот Азизян, — улыбнулся Глебу низкорослый парень с густой шевелюрой вьющихся волос.
— Глеб Семенович, — улыбнулся Глеб, пожимая протянутую руку.
— С остальными потом познакомишься, — сказал нетерпеливо Богин. — А попить чего у вас не найдется, братцы ?
— Кушать подано, товарищ начальник! — шутливо ответил Азизян, приглашая всех в палатку.
В палатке на туристском раскладном столе, накрытом белой скатертью, стояли стаканы в подстаканниках, на тарелках под салфетками - горки бутербродов. На краю, стыдливо, на всякий случай, тоже под салфеткой,— бутылка коньяка. Богин сурово глянул на Ази-зяна, и тот, как провинившийся ученик, пожав плечами, кивнул девушке в белой куртке. Девушка убрала бутылку и, поспешно открыв большой термос, наполнила два стакана чаем, протянула их Богину и Базанову, сразу определив главное начальство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Партийная дисциплина и долг коммуниста — одинаковые и для рядового, и для начальника,— ответил Глеб и, помолчав, спросил: — А ты воевал, Степан?
И тут, неожиданно для себя, Базанов попал в самое больное место начальника стройки, в самое незащищен-. ное его место, ибо Богин считал величайшей несправедливостью то, что он родился с некоторым опозданием
и не пришлось ему с оружием в руках брать штурмом ну хоть не рейхстаг — пусть какой-нибудь безымянный фольварк, чтобы иметь право причислять себя к фронтовому братству.
— Нет, — ответил он сухо. — Не пришлось: мальчишкой на Урале оказался, в Челябе танки строил. Пятнадцать мне было, когда война кончилась.
— Пацан, — констатировал Базанов.
— Да, тут ты меня обскакал, — буркнул Богин.
«Высоко шагнул мальчик: ему и сорока нет, а назначен такой стройкой командовать, город и комбинат возвести и золото стране дать...»
— Далеко еще? — прервал размышления Базанова голос начальника.
Глеб ответил, что проедут они чуть больше часа, потому как предстоит им преодолеть неширокую полосу барханных песков, а ехать по ним труднее, чем по асфальту.
Богин назидательно заметил, что, по его убеждению, любая серьезная стройка должна начинаться с хороших дорог и с настоящей стройиндустрии, Север это, Азия или Дальний Восток — безразлично: плевать ему на экзотику, на специфику, как бы ее там ни называли. Потом сказал, что беспокоят и озадачивают его две проблемы и два их волюнтаристских решения, которые, к сожалению, уже утверждены во всех инстанциях.
Глеб ответил, что знает, о чем речь: разрешение на проектирование комбината, полученное более года назад, сразу после того, как были утверждены запасы золота, и одновременно — строительство города, на пятьдесят километров удаленного от промышленной зоны.
— Города! Удаленного! Наломали дров твои братья-геологи, а нам разбираться. Разберемся, а? — с вызовом спросил Богин.
— Пожалуйста! — принял вызов Глеб. — Я действительно имею некоторое отношение к тому, что ты называешь волюнтаристскими решениями. Начнем хотя бы с города...
— Дался тебе этот город! Впрочем, какая разница. Рабочие, которых ежедневно будут возить по сто километров взад-вперед, вряд ли скажут нам спасибо.
— Зато они будут жить в домах со всеми удобствами. Они и их семьи. А работать вахтами, как это практикуют нефтяники,— на случай, если мы не обеспечим их надежным транспортом.
— Метрополитеном?
— Метро вряд ли необходимо. И электричка всех вполне устроит — электрифицированная пятидесятикилометровая ветка. Железную дорогу нам все равно строить и ЛЭП тянуть. Электрифицируем дорогу — она окупит себя. Это меньше часа езды. И при комбинате не надо будет воздвигать бараков, времянок, бытовок. Хорошую и большую столовую — пожалуй: ведь там одна рабочая смена и никого лишних.
— Ты меня уговариваешь, будто я не знаю, что город все равно требовалось относить.
— Да, но каким будет город — вот в чем вопрос.
— Милешкин спроектирует, профессионал.
— У них в макетах все смотрится, а строят бараки!
— У каждого свои ГОСТы и свои проблемы.
— А мы с тобой на что?
— Меня уволь. У меня на шее комбинат подвешен. Или грудь в крестах, или голова в кустах! Предупрежден — вся проектно-сметная документация на выходе, вот-вот счетчик закрутится... Не о том я с тобой, Глеб Семенович, полемизирую. Надо мне, как только застолбим городишко, на железнодорожный разъезд прорываться и базу там создавать, грузы принимать.
— А людей где принимать собираешься?
— Там же на разъезде и в твоем Солнечном — на первый случай.
— Первый случай — зима. Она и здесь бывает... Почему-то многие стройки начинаются в самое неудобное время, как я заметил.
— И с производственного бардака? Неустроенности, нераспорядительности — это ты хотел сказать?
— Что хотел сказать — сказал.
— А мы давай попробуем оригинальными быть.
— Не возражаю.
— Сто двадцать балков нам отгружено. И дизельный энергопоезд. Сто тонн в этом вагончике. Протащим по пескам на салазках — тепло и светло в нашем поселке. И зимой не страшно. Это, пока тебя не было, мне пришлось о людях подумать.
— Что ж, хорошо, что подумал. Мне, выходит, и делать до лета нечего.
— Злоязычный мужик ты, Базанов. Лицо доброе, а характерец — не дай бог.
— Вроде твоего?
— Да ты что ?! Я — ягненок, козлик! Ошибся я в тебе, Базанов.
И начальник стройки засмеялся. Смех у него был короткий и басовитый, неуверенный, словно он стеснялся смеяться.
«Газик» остановился. Вокруг была голая, поросшая колючкой-фирулой, пустая степь, опоясанная по горизонту цепью гололобых холмов. Одинокая чабанская юрта возвышалась неподалеку и казалась большой, как собор Айя-София. Верблюд да малочисленное стадо овец не нарушали однообразия пейзажа.
Подтянулись балки, встали вокруг армейской палатки. Вылез Богин, за ним Базанов, подошли к группе ожидающих. Пожав некоторым руки, Богин представил Базанова:
— Знакомьтесь, наш комиссар, — и представил Глебу: — А это мой клан, проверенные товарищи... Главный инженер.
— Глонти, — отрекомендовался седой человек со щеточкой черных усов.
— Главный диспетчер, — показал Богин на высокого, сухощавого, резкого в движениях и чем-то похожего на него сравнительно молодого еще человека.
— Прокопенко Афанасий Петрович, — буркнул тот и тут же отступил.
— Мостовой, завкадрами, — назвал себя угрюмого вида коренастый человек и, помолчав, добавил, словно после раздумья: — Федор Федорович.
— Мы уже знакомы, — выступил на шаг архитектор Милешкин.
— Зам главного диспетчера Ашот Азизян, — улыбнулся Глебу низкорослый парень с густой шевелюрой вьющихся волос.
— Глеб Семенович, — улыбнулся Глеб, пожимая протянутую руку.
— С остальными потом познакомишься, — сказал нетерпеливо Богин. — А попить чего у вас не найдется, братцы ?
— Кушать подано, товарищ начальник! — шутливо ответил Азизян, приглашая всех в палатку.
В палатке на туристском раскладном столе, накрытом белой скатертью, стояли стаканы в подстаканниках, на тарелках под салфетками - горки бутербродов. На краю, стыдливо, на всякий случай, тоже под салфеткой,— бутылка коньяка. Богин сурово глянул на Ази-зяна, и тот, как провинившийся ученик, пожав плечами, кивнул девушке в белой куртке. Девушка убрала бутылку и, поспешно открыв большой термос, наполнила два стакана чаем, протянула их Богину и Базанову, сразу определив главное начальство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218