Это другие думают — вырос благодаря Богину, он-то знает, что только благодаря себе самому, потому что он отучил себя произносить слово «нет», будто его и не существовало в русском языке, и Богин никогда не слышал его, с тех пор как Матвей Васильевич начал распоряжаться материально-техническим снабжением. «Снимайте, уничтожайте, — мелькала мстительная навязчивая мысль,— посмотрим, как вы без Шемякина, затрет в ста местах сразу...»
— Так как же вы зимой за виноград расплачивались? О винограде я фигурально выражаюсь, конечно. Послушать хотелось бы.
Шемякин не увидел, кто задал этот вопрос, но он сразу отрезвел: вопрос кинул его с небес на землю, вернул к действительности.
— Я скажу, — Шемякин даже поклонился от нахлынувшего на него смирения. — Я буду честен, товарищи. Для покрытия надобностей стройки у меня было только одна возможность, только одна — это фиктивные наряды.
— Кто? — крикнул Богин.— Кто помогал?
— Через СМУ я проводил, через СМУ... промпло-щадки, где я начальником был,— залепетал Матвей Васильевич.
— Хватит, Шемякин! — крикнул Богин. — Стыдно слушать! — Взяв себя в руки, сразу успокоившись, он встал, начал говорить в обычной своей неторопливой и назидательной манере: — Наша стройка трудная, товарищи. Не зря нам государство повышенные коэффициенты платит. С пустыней шутить нельзя, пустыня человека проверяет! И не только мужество и трудолюбие, честность — в первую очередь. Наш работник Шемякин Матвей Васильевич эту проверку пустыней не выдержал.
— Не для себя старался, Степан Иванович! — крикнул с места Шемякин.
Богин не услышал его реплики и бровью не повел, продолжая говорить:
- И нас подвел. Мы ему доверяли, а он подвел, не оправдал доверия. Пусть и не для себя, для стройки старался, но стройку нашу пачкал. Да, да, пачкал, товарищ Шемякин! - повысил он голос. — Нам сообща отмывать ее придется.
Хорошо говорил начальник строительства — горячо, убедительно, решительно отмежевывался от Шемякина и от всего, что тот сделал, от его стиля и методов. Богин гневно осуждал своего подручного, а закончил выступление тем, что таким людям, как Шемякин, не место в Солнечном.
«Перегибаешь, товарищ начальник. Торопишься. Как всегда, с плеча рубишь, — подумал Глеб. — А если он попросится в рядовые? Нужно ли выгонять его со стройки, где все его знают и у всех он будет на виду?»
Но оскорбленный Шемякин не пожелал в рядовые, не просил оставить его на стройке в любой должности.Заключая вопрос повестки дня, Базанов мало говорил о Шемякине. Он говорил о моральном климате в коллективе, о взаимоотношениях людей, о проблеме руководства, исключающего появление и расцвет Шемякиных и им подобных. И все поняли: секретарь парткома целится в Богина, обращается к нему, призывая сделать выводы из случившегося, предупреждает. И Богин, конечно, это понял. Все члены парткома единогласно проголосовали за предложение Базанова: вынести Шемякину выговор, провести финансовую ревизию его деятельности и в случае нарушений поставить вопрос перед руководством о невозможности его пребывания на посту начальника отдела.
Бухгалтерская ревизия не обнаружила ничего серьезного, хотя и установила факты нарушения различных инструкций и неправомочность ряда сделок, произведенных Шемякиным. На него был сделай начет. Матвею Васильевичу предстояло выплатить около трехсот рублей. Партийное собрание коммунистов управления строительства утвердило решение парткома. Шемякину предложили несколько скромных должностей. Он сдал, утратил сановную осанку, хотя духом не пал, держался
на людях бодро, говорил, что уезжает в областной центр, где ему устроиться теперь на работу — не проблема (вот она, реальная польза его трудовой деятельности не для стройки, а для себя). И, снявшись с учета, даже пришел в партком попрощаться. Пожал руку Надежде Витальевне, Базанову, сказал вкрадчиво:
— Ваша взяла, Глеб Семенович. Хороший вы мне урок преподали, спасибо. И будто вы правы кругом, а я кругом не прав. Но скажу: вы — теоретик в жизни, мы — практики. Думаете, обижаюсь, что ОН меня с потрохами продал и вам на съедение отдал? Нисколько! И я так точно поступил бы — раз интересы дела требуют... Счастливо вам тут работать. Спасибо этому дому, а мы к другому.
— Куда же? — спросил Глеб.
Шемякин не стал конкретизировать, сказал туманно:
— Иду на невеликую должность.
— Но разве вы на ней остановитесь, Матвей Васильевич?
— Теперь я далеко вперед не загадываю: научили. — И он вышел...
— Неприятный человек, — заметила Надежда Витальевна, разгоняя обеими руками облако табачного дыма.
— Это не человек, а тип, явление, — сказал База-нов. — Будет существовать до тех пор, пока существует питательная среда и спрос на таких людей у руководителей типа Богина.
— Но вы думаете, Степан Иванович... он не сделал для себя правильных выводов? И история с Шемякиным не научила его?
— Чему-то, конечно, научила. Не без этого. Но знаете, в чем наша беда? Без Шемякина нам действительно будет трудно с маттехенабжением. В первое время особенно — это уж точно.
— Но что же делать?
— Думаю, Степан Иванович в самом скором времени начнет внимательно и придирчиво подбирать себе нового Шемякина, только более изворотливого, умного и тонкого, чем прежний.
— Может, вызвать вам Степана Ивановича на доверительный разговор? Постараться как-то убедить его, объяснить, предостеречь, наконец.
— Ах, Надежда Витальевна! Человек вы мой дорогой! Разве Степана Ивановича может кто-нибудь убедить ! Приказать ему можно, да. А убедить — нет. Его надо держать за обе руки и бороться с ним. Каждый день, по десять раз в день. И не уступать в принципиальных вопросах ни вот столько,— он показал ноготь мизинца.
— Да что вы говорите?
— Да, да, Надежда Витальевна, — твердо сказал Казанов. — Этот метод сотрудничества я выстрадал. И уверен в нем. Богин понимает только это. Мы и дальше отлично будем сосуществовать. Вы же не станете отрицать — он хороший инженер. Он построит комбинат и город. Его энергией можно было бы крутить вполне приличную электростанцию вроде Днепрогэса.
Шемякин вскоре уехал со стройки. А вместе с ним исчезла и богинская секретарша. Связывая воедино эти два факта, знатоки, усмехаясь, утверждали: тут дело нечисто, не иначе, потеряв надежду устроить свои служебные дела, он, вероятно, принялся за устройство дел личных — куда же ему девать активность и неуемную свою жизненную силу?..
Отдел маттехснабжения остался без начальника. И это незамедлительно сказалось на разных участках строительства: главный диспетчер Прокопенко, которому ежедневно приходилось отбрехиваться за отсутствие своевременных поставок, за недокомплект механизмов и оборудования, за невыполнение обязательств, вконец сорвал голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Так как же вы зимой за виноград расплачивались? О винограде я фигурально выражаюсь, конечно. Послушать хотелось бы.
Шемякин не увидел, кто задал этот вопрос, но он сразу отрезвел: вопрос кинул его с небес на землю, вернул к действительности.
— Я скажу, — Шемякин даже поклонился от нахлынувшего на него смирения. — Я буду честен, товарищи. Для покрытия надобностей стройки у меня было только одна возможность, только одна — это фиктивные наряды.
— Кто? — крикнул Богин.— Кто помогал?
— Через СМУ я проводил, через СМУ... промпло-щадки, где я начальником был,— залепетал Матвей Васильевич.
— Хватит, Шемякин! — крикнул Богин. — Стыдно слушать! — Взяв себя в руки, сразу успокоившись, он встал, начал говорить в обычной своей неторопливой и назидательной манере: — Наша стройка трудная, товарищи. Не зря нам государство повышенные коэффициенты платит. С пустыней шутить нельзя, пустыня человека проверяет! И не только мужество и трудолюбие, честность — в первую очередь. Наш работник Шемякин Матвей Васильевич эту проверку пустыней не выдержал.
— Не для себя старался, Степан Иванович! — крикнул с места Шемякин.
Богин не услышал его реплики и бровью не повел, продолжая говорить:
- И нас подвел. Мы ему доверяли, а он подвел, не оправдал доверия. Пусть и не для себя, для стройки старался, но стройку нашу пачкал. Да, да, пачкал, товарищ Шемякин! - повысил он голос. — Нам сообща отмывать ее придется.
Хорошо говорил начальник строительства — горячо, убедительно, решительно отмежевывался от Шемякина и от всего, что тот сделал, от его стиля и методов. Богин гневно осуждал своего подручного, а закончил выступление тем, что таким людям, как Шемякин, не место в Солнечном.
«Перегибаешь, товарищ начальник. Торопишься. Как всегда, с плеча рубишь, — подумал Глеб. — А если он попросится в рядовые? Нужно ли выгонять его со стройки, где все его знают и у всех он будет на виду?»
Но оскорбленный Шемякин не пожелал в рядовые, не просил оставить его на стройке в любой должности.Заключая вопрос повестки дня, Базанов мало говорил о Шемякине. Он говорил о моральном климате в коллективе, о взаимоотношениях людей, о проблеме руководства, исключающего появление и расцвет Шемякиных и им подобных. И все поняли: секретарь парткома целится в Богина, обращается к нему, призывая сделать выводы из случившегося, предупреждает. И Богин, конечно, это понял. Все члены парткома единогласно проголосовали за предложение Базанова: вынести Шемякину выговор, провести финансовую ревизию его деятельности и в случае нарушений поставить вопрос перед руководством о невозможности его пребывания на посту начальника отдела.
Бухгалтерская ревизия не обнаружила ничего серьезного, хотя и установила факты нарушения различных инструкций и неправомочность ряда сделок, произведенных Шемякиным. На него был сделай начет. Матвею Васильевичу предстояло выплатить около трехсот рублей. Партийное собрание коммунистов управления строительства утвердило решение парткома. Шемякину предложили несколько скромных должностей. Он сдал, утратил сановную осанку, хотя духом не пал, держался
на людях бодро, говорил, что уезжает в областной центр, где ему устроиться теперь на работу — не проблема (вот она, реальная польза его трудовой деятельности не для стройки, а для себя). И, снявшись с учета, даже пришел в партком попрощаться. Пожал руку Надежде Витальевне, Базанову, сказал вкрадчиво:
— Ваша взяла, Глеб Семенович. Хороший вы мне урок преподали, спасибо. И будто вы правы кругом, а я кругом не прав. Но скажу: вы — теоретик в жизни, мы — практики. Думаете, обижаюсь, что ОН меня с потрохами продал и вам на съедение отдал? Нисколько! И я так точно поступил бы — раз интересы дела требуют... Счастливо вам тут работать. Спасибо этому дому, а мы к другому.
— Куда же? — спросил Глеб.
Шемякин не стал конкретизировать, сказал туманно:
— Иду на невеликую должность.
— Но разве вы на ней остановитесь, Матвей Васильевич?
— Теперь я далеко вперед не загадываю: научили. — И он вышел...
— Неприятный человек, — заметила Надежда Витальевна, разгоняя обеими руками облако табачного дыма.
— Это не человек, а тип, явление, — сказал База-нов. — Будет существовать до тех пор, пока существует питательная среда и спрос на таких людей у руководителей типа Богина.
— Но вы думаете, Степан Иванович... он не сделал для себя правильных выводов? И история с Шемякиным не научила его?
— Чему-то, конечно, научила. Не без этого. Но знаете, в чем наша беда? Без Шемякина нам действительно будет трудно с маттехенабжением. В первое время особенно — это уж точно.
— Но что же делать?
— Думаю, Степан Иванович в самом скором времени начнет внимательно и придирчиво подбирать себе нового Шемякина, только более изворотливого, умного и тонкого, чем прежний.
— Может, вызвать вам Степана Ивановича на доверительный разговор? Постараться как-то убедить его, объяснить, предостеречь, наконец.
— Ах, Надежда Витальевна! Человек вы мой дорогой! Разве Степана Ивановича может кто-нибудь убедить ! Приказать ему можно, да. А убедить — нет. Его надо держать за обе руки и бороться с ним. Каждый день, по десять раз в день. И не уступать в принципиальных вопросах ни вот столько,— он показал ноготь мизинца.
— Да что вы говорите?
— Да, да, Надежда Витальевна, — твердо сказал Казанов. — Этот метод сотрудничества я выстрадал. И уверен в нем. Богин понимает только это. Мы и дальше отлично будем сосуществовать. Вы же не станете отрицать — он хороший инженер. Он построит комбинат и город. Его энергией можно было бы крутить вполне приличную электростанцию вроде Днепрогэса.
Шемякин вскоре уехал со стройки. А вместе с ним исчезла и богинская секретарша. Связывая воедино эти два факта, знатоки, усмехаясь, утверждали: тут дело нечисто, не иначе, потеряв надежду устроить свои служебные дела, он, вероятно, принялся за устройство дел личных — куда же ему девать активность и неуемную свою жизненную силу?..
Отдел маттехснабжения остался без начальника. И это незамедлительно сказалось на разных участках строительства: главный диспетчер Прокопенко, которому ежедневно приходилось отбрехиваться за отсутствие своевременных поставок, за недокомплект механизмов и оборудования, за невыполнение обязательств, вконец сорвал голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218