ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Короче, геофизики сказали однажды: «Ищите здесь. Здесь должна быть руда с промышленной концентрацией золота»
Дальше надо было действовать стародавними методами: мелкомасштабная съемка, проходка шурфов бурение, отбор проб — обычные будни, обычная довольно изнурительная работа. С другим, правда, настроением, ибо каждый новый анализ убеждал: мы на верном пути, мы наконец приближаемся к воротам в подземную сокровищницу.
Позднее была доказана еще одна ошибка поисковиков кызылкумского золота: его следы следовало искать не только в кварцевых жилах, но и в сланцах, которые содержали кварцевые жилы. То есть золотое оруднение выходило за пределы кварцевых жил.
«Мы с вами пока еще у замочной скважины ворот, которые закрывают вход в подземную кладовую, — без устали повторял Григорий Валерианович Горьковой,— приложили глаз к дырочке и смотрим. Знаем, полно там сокровищ, но — темнота!—мало что видим. Надо залезть внутрь земли».
Кончились романтические геологи, кончилась поисковая вольница. Геологоразведка стала носить ярко выраженный индустриальный характер. Горьковой исповедовал своеобразный «антигеологизм» и доказывал его на собственном примере. Низкорослый, лысый, с небольшим брюшком клинышком, он совсем не походил на бродягу геолога, хотя Горьковой был истым геологом, геологом потомственным. Он исходил тысячи километров по степям и пустыням Азии. Он перекидал земли больше, чем заслуженный землекоп, и провел в воздухе больше часов, чем иной пилот. Это его заслуга, что правительство приняло решение начать проектирование золотодобывающего предприятия еще до уточнения всех запасов месторождения. Смелый, но разумный шаг позволил выгадать несколько лет и сократить разрыв, который обычно существует между завершением поиска и началом промышленной эксплуатации месторождения. Несколько лет! А знаешь, Зыбин, сколько это золота для страны? Любой миллионер побледнел бы от зависти..
Чувство выздоровления дает человеку полную, ни с чем не сравнимую радость. Базанов второй раз в жизни испытывал это. Но переживал эту радость он иначе, чем двадцать лет назад, когда его рану удачно заштопа-
ли в тыловом чебоксарском госпитале. Тогда еще шла война. И он был мальчишкой, не умеющим ничего. Теперь Базанов твердо стоял на ногах. У него была отличная специальность и отличная должность, более чем десятилетний стаж работы в поле и участие в открытии месторождения. И радость второго выздоровления уже не омрачалась ничем. Сеня Устинов привозил добрые вести — в Солнечном перевыполняли план, и дела в экспедиции шли хорошо. К старому Тише вновь возвращалось зрение. Правда, после тонкой и сложной операции он десять недель должен был оставаться в больнице, под надзором врачей, но сведения, которые приносила оттуда Ануш, и особенно первое, пусть совсем короткое, письмо, написанное самим стариком, вселяли уверенность в благополучном исходе лечения И сам Базанов, вслед за Зыбиным, уже вышел в больничный парк на прогулочный маршрут номер один Глеб часто ловил себя на мысли: он становится сентиментальным. И это чувство тоже рождала радость выздор ов л ения...
— Ну, а все же? Как ты, именно ты, впервые нашел золото ? Было такое ? — допытывался Зыбин. -Ощутимый кусок? Самородок?
— Величиной с голову коня, что не могли поднять два самых сильных гоплита? Нет, такое удалось Александру Македонскому — как свидетельствуют летописи, — не мне. Мы все больше по крупицам, Андрей, не зря нас пахарями пустыни прозывают. Копать, бурить, перелопачивать землю — вот наше дело. Хотя было и у меня, конечно, свое первое золото Так и быть, расскажу.
...Я тогда у Нуратинского хребта работал. Старший геолог, на повышение пошел, хотя вот уже два полевых сезона мы провели в Кызылкумах без видимых успехов. «Перепахали» огромный участок, где-то и на вкрапления пирита наталкивались, но ни кварцевых жил, ни золота. Хоть плачь и бросай все!
Второе лето оказалось очень жарким. Сорок — сорок семь градусов ежедневно, и никак не меньше. Солнце — как огромный ржавый диск. Печет и печет. К тому же «бухарский дождь». Знаешь, Зыбин, что такое «бухарский дождь»? Не приведи аллах! Это сильный
порывами ветер. Он несет пыль, песок и мелкие камешки, которые жалят больней, чем знаменитые москиты и таежный гнус. А если все это вместе, да еще и работа не ладится, понимаешь, какое было у ребят настроение?
Как-то прибыл к нам председатель разведкома экспедиции. Привез, помню, парикмахера, книги. Кинопередвижку пригнал, чтобы приободрить наш отряд, совсем упавший духом. Азим Бурибаев был истый холерик. Горяч, необуздан, упрям. И всегда, готов к борьбе — неважно, с кем и чем,— за счастье, радость и справедливость. Стоило ему впасть в азарт, он мог работать сутками без отдыха.
Азим разобрался во всем, что происходило в отряде, и сразу предложил конкретный план действий: «Нужна разрядка. Нужна встряска каждому, нужен праздник — все равно какой». Первое мая прошло, Седьмое ноября не наступило. Вертим календарь — ничего подходящего. «Может, день рождения у кого? Узнай, пожалуйста». Узнаю. У одного шофера — через две недели. «А! — взмахивает руками Азим. Он в разговоре всегда отчаянно жестикулировал — энергично, резко. — Две недели, три недели! Послезавтра праздновать будем. Широко праздновать будем! Ящик шампанского с собой я привез. Джейранку убить надо. На охоту сегодня пойдем. Куда идти, знаешь?..»
Отвечаю, что знаю, хотя забыл, когда и ружье в руках держал. Пошли, одним словом, микрорельеф изучать. Третий с нами — приятель мой и земляк, молодой еще геолог Роберт Звягельский. Он Горный институт три года назад кончил. Красивый, атлетического сложения парень. В Питере среди отличных яхтсменов числился, призовые места в разных соревнованиях занимал. А тут Кызылкумы! Очень он о море тосковал, особенно в первое время. На эту тоску его местные остряки, как на мотыля, брали — с пол-оборота заводился.
Направились мы в урочище Тохтатау. Степь. Барханы невысокие. Ни дорог, ни троп. Ветер красный песок закручивает. Темнеет. И, конечно, никакого зверья. Срывается гениальная затея председателя разведкома! Был бы кто другой, но Азим Бурибаев не сдается, не такой он человек. Чувствуем, всю ночь нам гулять.
И весь день, может. Не вернется он в отряд без добычи, черт бы его побрал, упрямца этакого.И вдруг — костер. Ярко-ярко полыхает в темноте. Кажется, вот он, рядом. Двигаемся на костер: у костра, наверное, люди, а люди всегда дают страждущим в пустыне советы. Подходим — отара овец, у костра — старик пастух и пацан-подпасок. Внук, наверное. Приглашают нас к очагу, чаем угощают. Мы молчим, чтобы не показаться назойливыми. Хозяева молчат, чтобы не обидеть гостей подозрительностью и любопытством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218