Люди бросили вызов природе. А природа словно осатанела. Начались ливневые дожди. Резко менялась по-
года, прыгала температура, часто возникали сильные ветры, приносили пыльные бури. Пятого мая поднялся ураган. Скорость ветра достигала временами двадцати девяти метров в секунду. Ветер выворачивал деревья, срывал листовое железо и шифер с крыш домов, уцелевших от землетрясения, скидывал палатки, рвал провода...
Базанов решил дозвониться до Богина. Это было делом непростым, требующим времени и упорства. Он решил попытаться сделать это из Министерства геологии, а заодно повидать своего университетского учителя, ныне заместителя министра, Григория Валериано-вича Горькового — одного из теоретиков азиатского «золотого пояса».
Больше года они не встречались. Горьковой будто и не постарел, не изменился: сухой, подтянутый, ни грамма лишнего веса. Здание министерства выстояло, хотя по фасаду расползались довольно широкие трещины, а торцовую стену подпирали три толстенных бревна. В кабинете Григория Валериановича в углу осыпалась штукатурка, а стена за его спиной, также во многих местах лишенная штукатурки, выгнулась наподобие паруса, наполненного попутным ветром. Доктор геолого-минералогических наук невозмутимо сидел в министерском кресле, словно подземные духи дали ему расписку, что кабинет его в безопасности.
Они обнялись, и Горьковой рассказал, как не хотел он отпускать Базанова из геологии и сопротивлялся нажиму товарищей из ЦК, да и по сей день жалеет об этом, ибо работы на золото в республике все расширяются. Он и теперь надеется: построит Глеб комбинат и город, забудет про свои дела сердечные окончательно — вернется в геологию, большим трестом руководить.
Через Бухару Горьковой сумел дозвониться до Солнечного. Его соединили с Богииым. Еще бы — заместитель министра! Расчет Базанова оказался верен. Он взял трубку — слышимость оказалась отличной, — сказал:
— Здравствуй, Степан.
— Ты что — в замминистры от меня сбежал? — ревниво спросил Богин.
— Не волнуйся: нам не один год еще вместе вкалывать. Просто старое начальство помогло связью.
— Ну то-то, — успокоенно хмыкнул Богин. — Как там Ташкент?
— Трясется, но не сдается.
— Читал.
— А постановление ЦК и Совмина ты читал? Думал, чем мы сможем помочь городу? Полагаю, раз все, то и мы кое-чем можем и поделиться. Люди, техника, стройматериалы. Обсудите, посоветуйтесь, взвесьте, Степан... Ну зачем мне идти в ЦК докладывать? Пошлите телеграмму, и все. Я уж в обратный путь собираюсь. Что? Вдвоем тесно, врозь скучно? Это уже про нас с тобой говорили. Не могу только вспомнить кто... Да, завтра воскресенье, потом праздник — точно. Вот десятого и вылечу. Спасибо. Все, говоришь, в порядке? Подмял, наверное, Ашотика — вот и порядок. Ладно, ладно. До встречи, будь здоров!..
По полуразрушенной улице Шевченко Базанов направился в сторону старого центра города, к театру имени Алишера Навои. Тут царило страшное запустение, а неподалеку трактор сокрушал аварийный, подлежащий сносу дом, и бульдозер, толкая впереди себя пыльный бурун и кучу битых кирпичей, выравнивал площадку. Вокруг молча стояли люди. Со щемящим чувством тоски смотрели на то, что осталось от их уютных и казавшихся благоустроенными домов, которые, по правде сказать, не были ни очень уютными, ни очень благоустроенными. Просто много прожили и много пережили здесь люди, поэтому и дороги им были старые одноэтажные дома из сырцового кирпича, построенные еще при царе Горохе.
То тут, то там надписи: «Проход опасен», «Снос!», «Водитель! По проезжей части идут пешеходы»; многочисленные объявления и заявления: «Сима, мы переехали к Мише», «Набоковых искать в общежитии Желдоринститута», «Карапетяну звонить только на работу», «Ремонтирую обувь», «Зубной техник бывает здесь ежедневно с 14 до 16 часов»; письменное состязание в остроумии, даже чьи-то рисунки. И большие палатки — они уже повсюду. Глебу кажется, в них нынче вся ташкентская жизнь: человеческое жилье, учреждения, кухни, столовые, медицина, парикмахерские, ма-
стерские, почта. Все здесь носит отпечаток временности, как на вокзале — на узлах и чемоданах, без всяких удобств... Базанов вышел к гостинице «Ташкент». Новые, современные здания, обрамлявшие площадь у театра Навои, с честью выдержали удары стихии. Толпились покупатели у входа в Центральный универсальный магазин, бойко торговали продавцы газированной воды, мороженого, сластей, шашлыка и плова. Весело перемигивались разноцветные глазки светофоров на перекрестках.
Глеб сел в трамвай и сразу же окунулся в иную атмосферу. Ташкент жил землетрясением, думал о нем, спорил и ждал новой подземной бури.Базанов добрался до больницы, прошел в кардиологическое отделение, где его сразу узнали и бурно приветствовали нянечки и сестры, нашел доктора Воловика.
Лев Михайлович выглядел озабоченным, безумно усталым. Он тоже радостно приветствовал Глеба: приятно, должно быть, видеть своего недавнего пациента здоровым и бодрым. Правда, он тут же предложил «снять ленточку, чтобы удостовериться в своих визуальных субъективных наблюдениях», и получил решительный отказ, но не начал разговора, пока не измерил Глебу давление и не выслушал его самым внимательным и придирчивым образом. Оставшись будто бы довольным, Воловик тем не менее посоветовал Глебу при малейшей возможности покинуть Ташкент: толчки, ураганы, резкие перепады температур — все это вызвало в городе ухудшение состояния сердечно-сосудистых больных, возросло количество тяжелых случаев.
— Может, вместе и поедем ? — Глеб рассказал о больнице в Солнечном, о запроектированном медицинском комплексе, который будет построен за год; напомнил об их договоре.
Лев Михайлович опять улыбнулся, сказал:
— Знаете, когда был первый, семибалльный толчок и вполне могла начаться паника, ни одна наша санитарка, ни одна сестра не ушли от больных. А ведь каждая, уверяю вас, прежде всего подумала о доме, семье, детях. Разве могу я, врач, уехать из Ташкента?
Сейчас, через месяц и даже через год? Кто знает, когда закончится эта история, дорогой Глеб Семенович? Так что верните, пожалуйста, мне мое обещание и будьте здоровы. А уж если мы будем здоровы — увидимся, конечно.
Покидая больницу, Глеб все думал: в чем же изменился доктор Воловик, который внешне выглядел прежним, уверенным в себе, подвижным и ловким. Что-то изменилось в нем, все же что-то неуловимо исчезло. И уже на подходе к дому сообразил: Лев Михайлович лишился своего юмора.
...В ночь с седьмого на восьмое мая Ташкент вновь пережил три грозных подземных толчка.
А девятого мая Ташкент, как и вся страна, отмечал День Победы. Тишабай затевал плов. Ануш с детьми и Базанов поехали в центр — посмотреть салют, погулять в парке, как-то развлечь мальчишек аттракционами, покормить мороженым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
года, прыгала температура, часто возникали сильные ветры, приносили пыльные бури. Пятого мая поднялся ураган. Скорость ветра достигала временами двадцати девяти метров в секунду. Ветер выворачивал деревья, срывал листовое железо и шифер с крыш домов, уцелевших от землетрясения, скидывал палатки, рвал провода...
Базанов решил дозвониться до Богина. Это было делом непростым, требующим времени и упорства. Он решил попытаться сделать это из Министерства геологии, а заодно повидать своего университетского учителя, ныне заместителя министра, Григория Валериано-вича Горькового — одного из теоретиков азиатского «золотого пояса».
Больше года они не встречались. Горьковой будто и не постарел, не изменился: сухой, подтянутый, ни грамма лишнего веса. Здание министерства выстояло, хотя по фасаду расползались довольно широкие трещины, а торцовую стену подпирали три толстенных бревна. В кабинете Григория Валериановича в углу осыпалась штукатурка, а стена за его спиной, также во многих местах лишенная штукатурки, выгнулась наподобие паруса, наполненного попутным ветром. Доктор геолого-минералогических наук невозмутимо сидел в министерском кресле, словно подземные духи дали ему расписку, что кабинет его в безопасности.
Они обнялись, и Горьковой рассказал, как не хотел он отпускать Базанова из геологии и сопротивлялся нажиму товарищей из ЦК, да и по сей день жалеет об этом, ибо работы на золото в республике все расширяются. Он и теперь надеется: построит Глеб комбинат и город, забудет про свои дела сердечные окончательно — вернется в геологию, большим трестом руководить.
Через Бухару Горьковой сумел дозвониться до Солнечного. Его соединили с Богииым. Еще бы — заместитель министра! Расчет Базанова оказался верен. Он взял трубку — слышимость оказалась отличной, — сказал:
— Здравствуй, Степан.
— Ты что — в замминистры от меня сбежал? — ревниво спросил Богин.
— Не волнуйся: нам не один год еще вместе вкалывать. Просто старое начальство помогло связью.
— Ну то-то, — успокоенно хмыкнул Богин. — Как там Ташкент?
— Трясется, но не сдается.
— Читал.
— А постановление ЦК и Совмина ты читал? Думал, чем мы сможем помочь городу? Полагаю, раз все, то и мы кое-чем можем и поделиться. Люди, техника, стройматериалы. Обсудите, посоветуйтесь, взвесьте, Степан... Ну зачем мне идти в ЦК докладывать? Пошлите телеграмму, и все. Я уж в обратный путь собираюсь. Что? Вдвоем тесно, врозь скучно? Это уже про нас с тобой говорили. Не могу только вспомнить кто... Да, завтра воскресенье, потом праздник — точно. Вот десятого и вылечу. Спасибо. Все, говоришь, в порядке? Подмял, наверное, Ашотика — вот и порядок. Ладно, ладно. До встречи, будь здоров!..
По полуразрушенной улице Шевченко Базанов направился в сторону старого центра города, к театру имени Алишера Навои. Тут царило страшное запустение, а неподалеку трактор сокрушал аварийный, подлежащий сносу дом, и бульдозер, толкая впереди себя пыльный бурун и кучу битых кирпичей, выравнивал площадку. Вокруг молча стояли люди. Со щемящим чувством тоски смотрели на то, что осталось от их уютных и казавшихся благоустроенными домов, которые, по правде сказать, не были ни очень уютными, ни очень благоустроенными. Просто много прожили и много пережили здесь люди, поэтому и дороги им были старые одноэтажные дома из сырцового кирпича, построенные еще при царе Горохе.
То тут, то там надписи: «Проход опасен», «Снос!», «Водитель! По проезжей части идут пешеходы»; многочисленные объявления и заявления: «Сима, мы переехали к Мише», «Набоковых искать в общежитии Желдоринститута», «Карапетяну звонить только на работу», «Ремонтирую обувь», «Зубной техник бывает здесь ежедневно с 14 до 16 часов»; письменное состязание в остроумии, даже чьи-то рисунки. И большие палатки — они уже повсюду. Глебу кажется, в них нынче вся ташкентская жизнь: человеческое жилье, учреждения, кухни, столовые, медицина, парикмахерские, ма-
стерские, почта. Все здесь носит отпечаток временности, как на вокзале — на узлах и чемоданах, без всяких удобств... Базанов вышел к гостинице «Ташкент». Новые, современные здания, обрамлявшие площадь у театра Навои, с честью выдержали удары стихии. Толпились покупатели у входа в Центральный универсальный магазин, бойко торговали продавцы газированной воды, мороженого, сластей, шашлыка и плова. Весело перемигивались разноцветные глазки светофоров на перекрестках.
Глеб сел в трамвай и сразу же окунулся в иную атмосферу. Ташкент жил землетрясением, думал о нем, спорил и ждал новой подземной бури.Базанов добрался до больницы, прошел в кардиологическое отделение, где его сразу узнали и бурно приветствовали нянечки и сестры, нашел доктора Воловика.
Лев Михайлович выглядел озабоченным, безумно усталым. Он тоже радостно приветствовал Глеба: приятно, должно быть, видеть своего недавнего пациента здоровым и бодрым. Правда, он тут же предложил «снять ленточку, чтобы удостовериться в своих визуальных субъективных наблюдениях», и получил решительный отказ, но не начал разговора, пока не измерил Глебу давление и не выслушал его самым внимательным и придирчивым образом. Оставшись будто бы довольным, Воловик тем не менее посоветовал Глебу при малейшей возможности покинуть Ташкент: толчки, ураганы, резкие перепады температур — все это вызвало в городе ухудшение состояния сердечно-сосудистых больных, возросло количество тяжелых случаев.
— Может, вместе и поедем ? — Глеб рассказал о больнице в Солнечном, о запроектированном медицинском комплексе, который будет построен за год; напомнил об их договоре.
Лев Михайлович опять улыбнулся, сказал:
— Знаете, когда был первый, семибалльный толчок и вполне могла начаться паника, ни одна наша санитарка, ни одна сестра не ушли от больных. А ведь каждая, уверяю вас, прежде всего подумала о доме, семье, детях. Разве могу я, врач, уехать из Ташкента?
Сейчас, через месяц и даже через год? Кто знает, когда закончится эта история, дорогой Глеб Семенович? Так что верните, пожалуйста, мне мое обещание и будьте здоровы. А уж если мы будем здоровы — увидимся, конечно.
Покидая больницу, Глеб все думал: в чем же изменился доктор Воловик, который внешне выглядел прежним, уверенным в себе, подвижным и ловким. Что-то изменилось в нем, все же что-то неуловимо исчезло. И уже на подходе к дому сообразил: Лев Михайлович лишился своего юмора.
...В ночь с седьмого на восьмое мая Ташкент вновь пережил три грозных подземных толчка.
А девятого мая Ташкент, как и вся страна, отмечал День Победы. Тишабай затевал плов. Ануш с детьми и Базанов поехали в центр — посмотреть салют, погулять в парке, как-то развлечь мальчишек аттракционами, покормить мороженым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218