Труп Гогоберидзе был оттащен в кювет. Их окружили немцы.
— Геноссе комиссар?— весело начал по-русски офицер, дотрагиваясь тросточкой до головы Сойменова.
— Шофер, — ответил Сойменов, мотая головой, чтобы смахнуть кровь, заливающую ему глаза.
— Ты? — обернулся офицер к Базанову.
— Солдат.
— Большевик? Комсомолец?
— Комсомолец.
— А тот? Юде?
— Грузин.
— Гут компания! — засмеялся немец. — Дритте Интернационал !
Казалось, немцы настроены миролюбиво. По знаку офицера молоденький, стройный, с пухлыми девичьими губами ефрейтор начал обыскивать Базанова. Его тонкие пальцы ловко опростали карманы, завернули рукав гимнастерки и сняли часы, сдернули сапоги. Его голубые, окаймленные пушистыми ресницами глаза смеялись. «Плен, — с тоской подумал Глеб, — и даже не ранен. Болван, вот болван!» Ефрейтор забрал часы и нож и подмигнул Базанову.
Солдаты копались в машине, с радостными восклицаниями вытаскивали оттуда съестные припасы. Офицер заставил арестованных встать и повел их под конвоем через деревню, к школе.
Еще недавно здесь была спортивная площадка и ребята играли в футбол. Теперь на поле, огороженном колючей проволокой, находились пленные.
Базанов разорвал рубаху и перевязал Сойменову голову.
— Гогоберидзе жаль.
— Себя жалей, — грубо ответил шофер.
— Думаешь, расстреляют?
— Ничего не стоит. Меня за командира принимают: волосы.
- Может, поискать у ребят ножницы? Иль бритву?
— Поздно, не суетись.
— А что произошло? Ничего не помню.
— Какая разница? Взяли, как котят.
— Гогоберидзе-то выскочил?
— Успел. Ганса одного положил. Я тоже одному врезал. Навалились скопом — и все, отвоевались мы, браток.
Утром привели еще группу пленных, сотни три их собрали на стадионе. За проволокой — автоматчики, охранники с собаками. Приходили солдаты. Смеясь, тыкали пальцами, заставляя пленных снова и снова выворачивать карманы, веселились, отбирая фотографии: «Иван фрау? Капут Иван!» Позднее появился офицер в черном мундире и два солдата с большими сверкающими бляхами на груди. Построили всех, даже тяжелораненых, осмотрели каждого.
— Командирам, комиссарам, жидам, цыганам выйти! — скомандовал офицер по-русски.
Человек двадцать вышло из рядов. Офицер еще раз обошел строй.
— Ты! — показал он кивком головы.
Солдаты выволокли из строя пожилого раненого в очках.
— Ты! Ты! — показывал офицер. — А ты, свинья, ждешь?— остановился он против низкорослого чернобрового и темнолицего сержанта.
— Я русский.
— Снять штаны! Бистро!
Сержант не пошевелился. С двух сторон к нему подскочили эсэсовцы. Офицер, брезгливо морщась, достал из кобуры парабеллум и в упор выстрелил в грудь пленного. Перешагнул через труп и зашагал дальше.
— Ты! — указал он на Сойменова.
— Прощай, — шофер буднично кивнул Базанову и вышел из строя.
Отобранных увели. Остальные остались на стадионе.Прошло полчаса, час, еще час.Припекало солнце. «Воды, воды», — бормотал кто-то сзади Базанова. Бессильно опустился на землю один раненый, сел второй, товарищи положили третьего. Строй дрогнул, пришел на миг в движение. И сразу за
проволоку ворвались охранники с собаками, начали наводить порядок. Раздалось несколько выстрелов.
— Вверх! Вниз! Вверх! Вниз! — кричал дюжий немец, держа за шиворот, бросая на землю и поднимая в воздух молоденького щуплого красноармейца, почти мальчишку.
И весь строй вставал и падал, вставал и падал, вставал и падал. А тех, кто не мог встать, охранники убивали выстрелом в затылок — спокойно, деловито и безразлично. Их лица при этом ничего не выражали. И от этого Базанова охватил страх. У него мелко дрожали колени, обильный липкий пот выступил на лбу, шее, спине. Только теперь он по-настоящему понял, в каком положении оказался и что их ждет.
После полудня возвратился офицер, говорящий по-русски.
Пленных построили по шесть в ряд и открыли загородку. Спереди, сзади и с боков встали автоматчики, И колонна двинулась к дороге. И дальше, из села — мимо злополучного шлагбаума. Навстречу, верхом на лошади, ехал очень толстый немец. На круглой, как большой арбуз, голове нелепо — пирожком — сидела пилотка. Рыхлое бабье лицо его было красно и лоснилось, смешно торчали уши. Немец врезался в колонну пленных, нанося плеткой яростные удары направо и налево, кричал визгливым тенором: «Рус, ура! Ура, рус, ура!», норовя толкнуть конем и сбить с ног. Сжатые конвоем, люди все же пытались избежать его ударов, уворачивались, закрывали лицо руками.
Их гнали весь день. Без воды и пищи. Отстававших и вышедших из своего ряда пристреливали. Группа пленных уменьшилась наполовину. Базанов и его сосед по строю вели раненого. Он харкал кровью, голова его клонилась — временами он терял сознание. Потом некоторое время шел нормально, говорил просительно: «Вы уж поддержите меня, ребята, мы дойдем», — снова тяжелел и впадал в беспамятство.
Возле хутора их поджидал взвод автоматчиков. Колонну свернули с большака и повели лесным проселком.
— Здесь и шпокнут, — шепнул Глебу напарник.
— Могли и раньше,— тихо отозвался Глеб.
— У них по плану.
— Места подходящего не было,— сказал кто-то идущий сзади.— А тут подберут.
Колонну вывели на большую поляну и остановили.Воцарилась гнетущая тишина. Люди тяжело дышали. Кто-то всхлипывал. Звонко гудели осы. Над головой Базанова выстукивал морзянку дятел. Глеб поискал его в ветвях, но не увидел.
— Прощайтесь,— сказал, очнувшись, раненый.
— Еще поживем, — тихо возразил напарник База-нова.
— Быстрее! — закричали конвойные. На пень вскочил офицер в черном мундире, поднял руку.
— Марширен плохо есть, — крикнул он. — Лянгзам! Ходить ви бистро. Не отставайт! Из строй выходить нет. Брать продукты от населения нет. За неповиновение — мы стрелять. В лагере ви будет кушать, ам-ам. Форвертс!
Конвойные быстро строили колонну, прикладами выравнивая ряды.
Лес кончился. Дорога, превратившаяся в разбитый машинами пыльный большак, вела по краю оврага. В овраге стояли немецкие танки и бронетранспортеры. Деревянный мост накрывал неширокую речушку. Правый, пологий берег ее усеяли купающиеся солдаты.
Идти над водой было пыткой. Вода сверкала, переливалась, нестерпимо блестела в лучах заходящего солнца. Колонна приближалась к деревне. Судя по всему, здесь размещался штаб большого соединения: сновали легковые машины, на улицах было полно офицеров, многие дома окутаны сетками телефонных проводов, в садах и огородах — радиомачты.
Орали конвойные, заставляя пленных бежать.На окраине деревни взвод автоматчиков сняли.
— Да они нас даже пленных боятся, — повеселев, сказал Базанову напарник.
Глеб словно впервые увидел его: среднего роста, коротко стрижен, узколиц, хмур, руки длинные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Геноссе комиссар?— весело начал по-русски офицер, дотрагиваясь тросточкой до головы Сойменова.
— Шофер, — ответил Сойменов, мотая головой, чтобы смахнуть кровь, заливающую ему глаза.
— Ты? — обернулся офицер к Базанову.
— Солдат.
— Большевик? Комсомолец?
— Комсомолец.
— А тот? Юде?
— Грузин.
— Гут компания! — засмеялся немец. — Дритте Интернационал !
Казалось, немцы настроены миролюбиво. По знаку офицера молоденький, стройный, с пухлыми девичьими губами ефрейтор начал обыскивать Базанова. Его тонкие пальцы ловко опростали карманы, завернули рукав гимнастерки и сняли часы, сдернули сапоги. Его голубые, окаймленные пушистыми ресницами глаза смеялись. «Плен, — с тоской подумал Глеб, — и даже не ранен. Болван, вот болван!» Ефрейтор забрал часы и нож и подмигнул Базанову.
Солдаты копались в машине, с радостными восклицаниями вытаскивали оттуда съестные припасы. Офицер заставил арестованных встать и повел их под конвоем через деревню, к школе.
Еще недавно здесь была спортивная площадка и ребята играли в футбол. Теперь на поле, огороженном колючей проволокой, находились пленные.
Базанов разорвал рубаху и перевязал Сойменову голову.
— Гогоберидзе жаль.
— Себя жалей, — грубо ответил шофер.
— Думаешь, расстреляют?
— Ничего не стоит. Меня за командира принимают: волосы.
- Может, поискать у ребят ножницы? Иль бритву?
— Поздно, не суетись.
— А что произошло? Ничего не помню.
— Какая разница? Взяли, как котят.
— Гогоберидзе-то выскочил?
— Успел. Ганса одного положил. Я тоже одному врезал. Навалились скопом — и все, отвоевались мы, браток.
Утром привели еще группу пленных, сотни три их собрали на стадионе. За проволокой — автоматчики, охранники с собаками. Приходили солдаты. Смеясь, тыкали пальцами, заставляя пленных снова и снова выворачивать карманы, веселились, отбирая фотографии: «Иван фрау? Капут Иван!» Позднее появился офицер в черном мундире и два солдата с большими сверкающими бляхами на груди. Построили всех, даже тяжелораненых, осмотрели каждого.
— Командирам, комиссарам, жидам, цыганам выйти! — скомандовал офицер по-русски.
Человек двадцать вышло из рядов. Офицер еще раз обошел строй.
— Ты! — показал он кивком головы.
Солдаты выволокли из строя пожилого раненого в очках.
— Ты! Ты! — показывал офицер. — А ты, свинья, ждешь?— остановился он против низкорослого чернобрового и темнолицего сержанта.
— Я русский.
— Снять штаны! Бистро!
Сержант не пошевелился. С двух сторон к нему подскочили эсэсовцы. Офицер, брезгливо морщась, достал из кобуры парабеллум и в упор выстрелил в грудь пленного. Перешагнул через труп и зашагал дальше.
— Ты! — указал он на Сойменова.
— Прощай, — шофер буднично кивнул Базанову и вышел из строя.
Отобранных увели. Остальные остались на стадионе.Прошло полчаса, час, еще час.Припекало солнце. «Воды, воды», — бормотал кто-то сзади Базанова. Бессильно опустился на землю один раненый, сел второй, товарищи положили третьего. Строй дрогнул, пришел на миг в движение. И сразу за
проволоку ворвались охранники с собаками, начали наводить порядок. Раздалось несколько выстрелов.
— Вверх! Вниз! Вверх! Вниз! — кричал дюжий немец, держа за шиворот, бросая на землю и поднимая в воздух молоденького щуплого красноармейца, почти мальчишку.
И весь строй вставал и падал, вставал и падал, вставал и падал. А тех, кто не мог встать, охранники убивали выстрелом в затылок — спокойно, деловито и безразлично. Их лица при этом ничего не выражали. И от этого Базанова охватил страх. У него мелко дрожали колени, обильный липкий пот выступил на лбу, шее, спине. Только теперь он по-настоящему понял, в каком положении оказался и что их ждет.
После полудня возвратился офицер, говорящий по-русски.
Пленных построили по шесть в ряд и открыли загородку. Спереди, сзади и с боков встали автоматчики, И колонна двинулась к дороге. И дальше, из села — мимо злополучного шлагбаума. Навстречу, верхом на лошади, ехал очень толстый немец. На круглой, как большой арбуз, голове нелепо — пирожком — сидела пилотка. Рыхлое бабье лицо его было красно и лоснилось, смешно торчали уши. Немец врезался в колонну пленных, нанося плеткой яростные удары направо и налево, кричал визгливым тенором: «Рус, ура! Ура, рус, ура!», норовя толкнуть конем и сбить с ног. Сжатые конвоем, люди все же пытались избежать его ударов, уворачивались, закрывали лицо руками.
Их гнали весь день. Без воды и пищи. Отстававших и вышедших из своего ряда пристреливали. Группа пленных уменьшилась наполовину. Базанов и его сосед по строю вели раненого. Он харкал кровью, голова его клонилась — временами он терял сознание. Потом некоторое время шел нормально, говорил просительно: «Вы уж поддержите меня, ребята, мы дойдем», — снова тяжелел и впадал в беспамятство.
Возле хутора их поджидал взвод автоматчиков. Колонну свернули с большака и повели лесным проселком.
— Здесь и шпокнут, — шепнул Глебу напарник.
— Могли и раньше,— тихо отозвался Глеб.
— У них по плану.
— Места подходящего не было,— сказал кто-то идущий сзади.— А тут подберут.
Колонну вывели на большую поляну и остановили.Воцарилась гнетущая тишина. Люди тяжело дышали. Кто-то всхлипывал. Звонко гудели осы. Над головой Базанова выстукивал морзянку дятел. Глеб поискал его в ветвях, но не увидел.
— Прощайтесь,— сказал, очнувшись, раненый.
— Еще поживем, — тихо возразил напарник База-нова.
— Быстрее! — закричали конвойные. На пень вскочил офицер в черном мундире, поднял руку.
— Марширен плохо есть, — крикнул он. — Лянгзам! Ходить ви бистро. Не отставайт! Из строй выходить нет. Брать продукты от населения нет. За неповиновение — мы стрелять. В лагере ви будет кушать, ам-ам. Форвертс!
Конвойные быстро строили колонну, прикладами выравнивая ряды.
Лес кончился. Дорога, превратившаяся в разбитый машинами пыльный большак, вела по краю оврага. В овраге стояли немецкие танки и бронетранспортеры. Деревянный мост накрывал неширокую речушку. Правый, пологий берег ее усеяли купающиеся солдаты.
Идти над водой было пыткой. Вода сверкала, переливалась, нестерпимо блестела в лучах заходящего солнца. Колонна приближалась к деревне. Судя по всему, здесь размещался штаб большого соединения: сновали легковые машины, на улицах было полно офицеров, многие дома окутаны сетками телефонных проводов, в садах и огородах — радиомачты.
Орали конвойные, заставляя пленных бежать.На окраине деревни взвод автоматчиков сняли.
— Да они нас даже пленных боятся, — повеселев, сказал Базанову напарник.
Глеб словно впервые увидел его: среднего роста, коротко стрижен, узколиц, хмур, руки длинные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218