— Начальник отдела материально-технического снабжения допустил ряд серьезных ошибок, — сказал он. — Случай с комсомольцами и дачей очень типичный!
Шемякин забывает, что работает на государственной службе. Мы его психологии удивляемся. Какая это психология? Не коммунистическая. Психология хозяйчика, считающего, что он распоряжается собственным предприятием. У хозяйчика нет принципиальности, нет морали. Он не разбирается в выборе средств. Готов все оправдать производственной необходимостью. Это на словах. На деле Шемякин развязывает себе руки, а производственная необходимость, интересы стройки оборачиваются невосполнимыми моральными потерями. Шемякин неоригинален. Многие хозяйственники, станет говорить он, поступают таким же образом. Но сегодня мы слушаем нашего работника, разбираем его поступки, из них состоит деятельность члена нашей парторганизации. Вам нужны факты? Их много. Один принцип: ты мне, я тебе. Ты мне сырье: цемент, металл, я тебе — бетон. Я для тебя изготовлю, скажем, арматуру, ты расплатишься бревнами. Излишек древесины обменивается на дефицитное стекло, стекло — на железобетонные блоки. Заключаются договора: «Чем будешь платить?» — «Даю блоки».— «Нужен цемент». «Давала» присылает цемент, увозит блоки. Все довольны. И в бухгалтерских документах законно: за одно заплатили, за другое получили, оприходовали. Но, если вдуматься, закон стоимости нарушен, государственные цены на сырье в расчет не принимаются, все определяет обмен, как на рынке или при натуральном хозяйстве. Круг заказчиков Шемякина расширился. Заключались тройные и четверные обмены сырьем и материалами, которые преспокойно лежали на базах до завершения всего цикла операции. Взаимные услуги — так мы их можем назвать. «Деловые люди», хозяйчики, разве они обманут, подведут? Тут репутация превыше всего. Для достижения цели все средства хороши. Таков девиз. И при этом говорят: что, я для себя стараюсь? Для стройки стараюсь. Аппетит приходит с едой. В оборот включается транспорт. «Вы готовы забрать блоки, но у вас не на чем их вывезти? Помогу, но чем вы будете расплачиваться?» А «давала» говорит, к примеру: «Могу расплатиться баранами». — «Какими баранами?» — «Курдючными». Вот к чему это приводит. Цель хорошая будто — о выгоде своего предприятия заботится. А средства? Сред-
ства, если сказать прямо, никудышные. — Азизян сел, возбужденно ероша свою густую шевелюру.
— Мы у себя, среди коммунистов, уже не раз, помнится, недобрым словом поминали товарища Шемякина, — сказал Яковлев. — И на последнем семинаре в его огород много камешков летело. А тут последний случай, с загородной дачкой этой. Чашу терпения нашего он переполнил. А не «погори» так Шемякин сейчас? На пустяке, на мелочи, кажется, да? Нет, не на пустяке! На энтузиазме молодежном, массовом — вот в чем дело, товарищи! А не останови мы, коммунисты, его, он и сам себя на скамью подсудимых привел бы — это как пить дать! Ему и нам урок.
— Кто еще хочет высказаться? — спросил Базанов. Он ждал, что скажут Мостовой и Прокопенко. По тому, как поведут себя они, можно будет составить представление и о линии поведения Богина. Они ведь «его ребята» и наверняка консультировались перед заседанием. Поддержат ли они Шемякина, постараются ли смягчить удар?
Опасения Базанова оказались напрасными. Мостовой, как всегда хмуро и односложно, сказал, что он полностью согласен с Азизяном, а Прокопенко с подлинным возмущением произнес целую тираду, смысл которой сводился к тому, что он и представить не мог, насколько далеко завела Матвея Васильевича его хозяйственная деятельность. Шемякин понял: участь его решена, дела плохи.
Теперь дошла очередь и до начальника строительства. Лицо Богина затвердело — о чем он думал, не разберешь. Станет ли он публично обсуждать своего любимца или все же возьмет его под защиту? Отмолчится или выступит? Базанов предложил ему слово.
— Я хотел бы сначала послушать, что скажет Шемякин.
Члены парткома согласились с этим предложением, и Базанов предоставил слово Шемякину.И тут сметливая голова Матвей Васильевич выбрал единственно правильный выход — он стал каяться.
— Никто не может упрекнуть меня в недобросовестном отношении к работе, в отсутствии энергии и инициативы, — начал Шемякин. — Никто из выступающих здесь сегодня и не говорил об этом. В трудных усло-
виях я старался организовать дело так, чтобы и план был, и люди оставались довольны.
— Какие люди? — пробасил Сладков. — Туфта это!
— В материальном отношении я имею в виду, — засуетился Шемякин. — Конечно, я ясно вижу свои ошибки: я оказался еще не совсем подготовлен к большой хозяйственной работе. От меня что требовалось? Беги-беги, скорей-скорей, давай-давай! Думай, Шемякин, выкручивайся! — Это был новый Матвей Васильевич, жалкий и заискивающий, он весь взмок и словно ниже ростом стал, и похудел сразу, и голос тоньше, визгливей. — А стройка все больше, — продолжал он. — Объекты растут, оборудование, сырье, механизмы! Скорей-скорей! Давай-давай! Я в экономических вопросах слаб. А на всё фонды, на всё сроки — разорвись в интересах стройки. И у них там, — возвел он очи, — таких строек, как наша, десятки. Но у меня ход к исполнителю. Исполнитель простой человек, с ним легче. Приезжаю, к примеру, за покрышками недавно. Мне фонды чуть не уполовинили: ярославский завод план не дал. А у нас автопарк по сравнению с прошлым годом чуть не вдвое вырос. Что делать? Машины разуты ! Иду к исполнителю, на колени становлюсь: дай, дорогой, друг мой сердечный! Но его поза моя не трогает, его ублажить надо. Как? А так — на тебе, дорогой, кило десять винограда и дынь пяток к новогоднему празднику или к другому какому, и пусть жизнь твоя будет сладкой. Так он еще и сам сходит, переоформит нужные бумажки.
— Кого ищешь, того и найдешь, Шемякин! — перебил его Сладков. — Не все, как у твоей мамы дети.
— Вы на людей клевещете! — подал голос возмущенный Феликс Глонти. Таким Глеб видел его впервые.
— А виноград и дыни ты что — на зарплату покупал?! — крикнул Яковлев.
Базанов установил тишину, кивнул Шемякину: продолжайте. Но Шемякина уже заносило. Он не понимал, что с ним происходит. Злость душила его, он чувствовал — заносит его круто, он зря выбалтывается и открывается зря, но уже не мог сдержать себя.
— Да! — крикнул он. — На зарплату я брал дыни и виноград! И запчасти! — Он проникался все большей неприязнью к этим чистоплюям, которые не понимают его, а взялись судить по своим законам, не принимаемым всеми теми, с кем он успел познакомиться в Москве, Ташкенте и других городах, кого искал и находил, с кем сводили его нужные люди — в конторах, в ресторанах, на каких-то квартирах. Да, образования у него не было, но опыт — дай бог каждому!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218