Война кончается, встреча с Валевским очень важна для разворота всей археологической работы в Средней Азии, для решения ряда принципиальных и практических вопросов. К сожалению, в предотъездной суматохе Рахимову не удалось разыскать Базанова. Он не нашел его в библиотеке, но узнал там домашний адрес. А вот дом Глеба оказался закрытым, и поиск пришлось прекратить. Все их разговоры остаются и силе, и если Базанбв приедет в Ташкент, пусть заезжает прямо к нему, па улицу Набзак, двадцать дна. Если к тому времени, когда Базанов пожалует в столицу Узбекистана, хозяина не будет на месте, пусть справится о нем в университете или в семействе его добрых друзей Пирадовых, живущих на Пушкинской улице в доме семьдесят один. Жаль, конечно, что они не встретились, но Рахимов уверен — они еще встретятся, потому как он верит, Базанов обязательно приедет в Азию: нет края интересней, и там уж обязательно найдется дело, к которому можно будет приложить добрые руки и хорошую голову...
Цацко угощал Базанова супом-пюре гороховым и сладким чаем.
— Возьми меня к себе, старшина, — неожиданно попросил Глеб. — Деваться некуда, затерло совсем.
— Как это? Кем? — Просьба застала Цацко врасплох. — Да разве ж могу я тебя в армию обратно? Где ж права мои на это, ты что?
— Ну хоть вольнонаемным, на любую должность.
— А ты видал, кто у нас в вольнонаемных ходит? — спросил Цацко строго и даже чуть неприязненно. — Вот что я тебе скажу, сержант. У тебя все при себе, человек ты образованный — понять должон. Не возьму я тебя в роту, и комментариев разводить тут нечего. Многие у нас в госпитале руки-ноги пооставляли, инвалид за инвалидом под чистую выходят. Иным и податься некуда. Они так рассуждают: какой я столяр, какой токарь, какой кормилец — помереть лучше. Бы-
вает, пытаются и порешить себя, сам знаешь. Вот чье место занять ты хочешь, сержант. И еще скажу тебе как старший по званию и возрасту. Парень ты боевой, бывалый, а растерялся, вижу, как дите. И опустился на гражданке: подворотничок — серый, пуговицы нечищены, в лице тоска. Стыдно! Человек грамотный, ученый. Учись дальше, работай — да перед тобой нее дороги открыты!
— Брось ты, старшина, мораль мне читать, угрюмо сказал Базанов. — Не можешь помочь — вес! Спасибо за угощение, И хватит трепаться. Мир твоему дому, пойду к другому.
— Тебе жить,— пожал плечами Цацко. - Увидимся, заходи когда.
— Уеду я, решил.
— Чудик ты, как есть чудик! Чего ты потерял в Азии этой? Край снега да жарища, народ не по-нашему лопочет. Л здесь уж Притерся малость.
— Потерял — не потерял, может И найду что. Поеду, посмотрю, пока молод. А не понравится, еще дальше поеду — земля наша большая, сказал Глеб.
Итак, решение было принято — уехать.Глеб знал: важные решения приходили к нему всегда трудно, после мучительных раздумий И мучительных сомнений. Но зато потом он уже не менял их никогда и даже гордился про себя этой чертой своего характера, незаметно как и когда выросшей В принцип. Решив что-то, Глеб преображался: решения приносили ему облегчение, внутренний покой и уравновешенность. Он уже твердо знал, что хочет, что ему надо, и шел к цели. Напролом зачастую. Юношеская недальновидная прямолинейность определяла многие его поступки. Он же считал — разум и характер.
Были, правда, и «высшие силы». До возвращения Зари, посланного в командировку, судьба Базанова оставалась неопределенной: шла война и военные нормы поведения людей действовали и в тылу,— уволить его мог только Заря. Уехать без его приказа — все равно что дезертировать из части. Глеб продолжал ходить на работу, аккуратно вычерчивал опостылевшие
таблицы, составлял сводки, вызывал по телефону периферийные нефтебазы.Никто в конторе не понимал причины его увольнения. Сердобольные женщины из бухгалтерии и планового отдела, поочередно отзывая Базанова в сторону, таинственно осведомлялись, действительно ли решил он увольняться и уезжает, осуждали неразумную поспешность, давали мудрые житейские советы пересидеть зиму, раз есть крыша над головой, а уж потом собираться в дальнюю дорогу и неизвестные места, подкопить хоть немного деньжат и из продуктов чего, списаться — если есть там кто — со знакомыми на месте, короче — провести длительную подготовку И сделать все по-житейски, с головой, разумно,
Глеб расчувствовался от всеобщего к нему внимания. И только добрейшая Серафима Вениаминовна, уловив решимость Глеба, не стала отговаривать его, В, пожав узкими, хрупкими своими плечами, как обычно стянутыми крест-накрест старым шерстяным платком, сказала с тоской: «Нам всегда кажется, что там лучше, где нас нет. Кто знает? Поезжайте. Может быть, нам" и посчастливится доказать обратное и вы найдете в Азии что-то необыкновенное. Это ведь как новая земля, Глеб, Кто энает? Поезжайте, и пусть будет нам хорошо».
И вот вернулся наконец Заря и легко, не задумываясь, уволил Глеба, не пожелаю НИ увидеть его, ни обговорить с ним. Для управляющего республиканской конторой «Главнефтеснаб», в подчинении которого находилось около сотни сотрудников, Базанов был как холостой выстрел: его фамилия ничего не сказала и не напомнила Заре. Хочет уволиться счетовод Базанов по семейным обстоятельствам и в связи с переездом в другой город, мнение главбуха положительное — и пусть себе увольняется, пусть себе уезжает: работник молодой, неопытный, на его место добрый десяток людей найдется...
Но в военкомате внезапно получилась осечка.Всегда так случается — думаешь, уж здесь-то не затрет, уж здесь-то, уверен, не подведут, а нарвался Глеб на ретивого блюстителя установлений и параграфов, и отказался тот выписывать демобилизованному сержанту Базанову литер в Ташкент на том-де основании,
что положенное после отчисления из армии время ушло, в споры вступать не стал и объяснения не захотел выслушивать. Купи и съешь его за рубль, когда ему не положено за рамки инструкции высовываться! Это лишь военком приказать может. Откуда только и берутся такие? И ведь парень молодой и воевал, поди, не хуже других: и «Звездочку» имеет, нашивку золотую за тяжелое ранение,— а ничем его не проймешь: за место свое держится. Обращайтесь к военкому — вот и весь разговор. Не ехать же зайцем до Ташкента?
Пришлось обращаться к военкому. Но попробуй обратись, если очередь к нему закручивается в Три витка вокруг военкомата. Тут всю зиму простоишь, пожалуй. Старожилы, говорят, с сентября пробиваются, каждое утро друг дружке номера химическим карандашом па руке пишут. Вся Россия — не иначе! — на прием к майору Семину торопится.
Базанов не имел правя позволить себе столь долгое бессмысленное ожидание: он был готов к отъезду, и его не могли задержать ни ждущие очереди, ни тем более заслон В виде дежурного младшего лейтенанта и вольнонаемной секретарши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Цацко угощал Базанова супом-пюре гороховым и сладким чаем.
— Возьми меня к себе, старшина, — неожиданно попросил Глеб. — Деваться некуда, затерло совсем.
— Как это? Кем? — Просьба застала Цацко врасплох. — Да разве ж могу я тебя в армию обратно? Где ж права мои на это, ты что?
— Ну хоть вольнонаемным, на любую должность.
— А ты видал, кто у нас в вольнонаемных ходит? — спросил Цацко строго и даже чуть неприязненно. — Вот что я тебе скажу, сержант. У тебя все при себе, человек ты образованный — понять должон. Не возьму я тебя в роту, и комментариев разводить тут нечего. Многие у нас в госпитале руки-ноги пооставляли, инвалид за инвалидом под чистую выходят. Иным и податься некуда. Они так рассуждают: какой я столяр, какой токарь, какой кормилец — помереть лучше. Бы-
вает, пытаются и порешить себя, сам знаешь. Вот чье место занять ты хочешь, сержант. И еще скажу тебе как старший по званию и возрасту. Парень ты боевой, бывалый, а растерялся, вижу, как дите. И опустился на гражданке: подворотничок — серый, пуговицы нечищены, в лице тоска. Стыдно! Человек грамотный, ученый. Учись дальше, работай — да перед тобой нее дороги открыты!
— Брось ты, старшина, мораль мне читать, угрюмо сказал Базанов. — Не можешь помочь — вес! Спасибо за угощение, И хватит трепаться. Мир твоему дому, пойду к другому.
— Тебе жить,— пожал плечами Цацко. - Увидимся, заходи когда.
— Уеду я, решил.
— Чудик ты, как есть чудик! Чего ты потерял в Азии этой? Край снега да жарища, народ не по-нашему лопочет. Л здесь уж Притерся малость.
— Потерял — не потерял, может И найду что. Поеду, посмотрю, пока молод. А не понравится, еще дальше поеду — земля наша большая, сказал Глеб.
Итак, решение было принято — уехать.Глеб знал: важные решения приходили к нему всегда трудно, после мучительных раздумий И мучительных сомнений. Но зато потом он уже не менял их никогда и даже гордился про себя этой чертой своего характера, незаметно как и когда выросшей В принцип. Решив что-то, Глеб преображался: решения приносили ему облегчение, внутренний покой и уравновешенность. Он уже твердо знал, что хочет, что ему надо, и шел к цели. Напролом зачастую. Юношеская недальновидная прямолинейность определяла многие его поступки. Он же считал — разум и характер.
Были, правда, и «высшие силы». До возвращения Зари, посланного в командировку, судьба Базанова оставалась неопределенной: шла война и военные нормы поведения людей действовали и в тылу,— уволить его мог только Заря. Уехать без его приказа — все равно что дезертировать из части. Глеб продолжал ходить на работу, аккуратно вычерчивал опостылевшие
таблицы, составлял сводки, вызывал по телефону периферийные нефтебазы.Никто в конторе не понимал причины его увольнения. Сердобольные женщины из бухгалтерии и планового отдела, поочередно отзывая Базанова в сторону, таинственно осведомлялись, действительно ли решил он увольняться и уезжает, осуждали неразумную поспешность, давали мудрые житейские советы пересидеть зиму, раз есть крыша над головой, а уж потом собираться в дальнюю дорогу и неизвестные места, подкопить хоть немного деньжат и из продуктов чего, списаться — если есть там кто — со знакомыми на месте, короче — провести длительную подготовку И сделать все по-житейски, с головой, разумно,
Глеб расчувствовался от всеобщего к нему внимания. И только добрейшая Серафима Вениаминовна, уловив решимость Глеба, не стала отговаривать его, В, пожав узкими, хрупкими своими плечами, как обычно стянутыми крест-накрест старым шерстяным платком, сказала с тоской: «Нам всегда кажется, что там лучше, где нас нет. Кто знает? Поезжайте. Может быть, нам" и посчастливится доказать обратное и вы найдете в Азии что-то необыкновенное. Это ведь как новая земля, Глеб, Кто энает? Поезжайте, и пусть будет нам хорошо».
И вот вернулся наконец Заря и легко, не задумываясь, уволил Глеба, не пожелаю НИ увидеть его, ни обговорить с ним. Для управляющего республиканской конторой «Главнефтеснаб», в подчинении которого находилось около сотни сотрудников, Базанов был как холостой выстрел: его фамилия ничего не сказала и не напомнила Заре. Хочет уволиться счетовод Базанов по семейным обстоятельствам и в связи с переездом в другой город, мнение главбуха положительное — и пусть себе увольняется, пусть себе уезжает: работник молодой, неопытный, на его место добрый десяток людей найдется...
Но в военкомате внезапно получилась осечка.Всегда так случается — думаешь, уж здесь-то не затрет, уж здесь-то, уверен, не подведут, а нарвался Глеб на ретивого блюстителя установлений и параграфов, и отказался тот выписывать демобилизованному сержанту Базанову литер в Ташкент на том-де основании,
что положенное после отчисления из армии время ушло, в споры вступать не стал и объяснения не захотел выслушивать. Купи и съешь его за рубль, когда ему не положено за рамки инструкции высовываться! Это лишь военком приказать может. Откуда только и берутся такие? И ведь парень молодой и воевал, поди, не хуже других: и «Звездочку» имеет, нашивку золотую за тяжелое ранение,— а ничем его не проймешь: за место свое держится. Обращайтесь к военкому — вот и весь разговор. Не ехать же зайцем до Ташкента?
Пришлось обращаться к военкому. Но попробуй обратись, если очередь к нему закручивается в Три витка вокруг военкомата. Тут всю зиму простоишь, пожалуй. Старожилы, говорят, с сентября пробиваются, каждое утро друг дружке номера химическим карандашом па руке пишут. Вся Россия — не иначе! — на прием к майору Семину торопится.
Базанов не имел правя позволить себе столь долгое бессмысленное ожидание: он был готов к отъезду, и его не могли задержать ни ждущие очереди, ни тем более заслон В виде дежурного младшего лейтенанта и вольнонаемной секретарши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218