»
Так и прожили супруги Яковлевы больше двух десятков лет после войны. Кочевали со стройки на стройку. Он по приезде сразу в каменщики. Она поначалу в поварихи, пока штукатурам фронта работ не имеется (знаменитые Машины борщи были известны среди строителей по обе стороны Уральского хребта). Но лишь начинали подниматься первые дома и первые сооружения, выходящие из «нулевки», лезли под крышу, бросала повариха котлы и кастрюли и, несмотря на любое противодействие, уговоры и даже массовые выступления общественности, доставала из чемодана свой персональный мастерок и уходила в штукатуры, поближе к своему Сане.
После ашхабадского землетрясения и работы на восстановлении столицы Туркмении осели Яковлевы в Средней Азии: строили шахтерский город Ангрен неподалеку от Ташкента, сооружали Газли - город газовщиков, трудились в Янгиере — центре Голодной степи, в Нуреке - таджикском городе, где было начато возведение самой высокой в мире плотины.
И вот оказались в Солнечном. «Сюда главным образом нас пустыня приманила, — объяснял с охотой Александр Трофимович каждому. - Никогда мы с Машей в стоящей пустыне не работали. С краю - бывало, а в самой сердцевине — не приходилось, так что впервой. Опять же — золото. Очень охота своими глазами посмотреть - когда комбинат пустят, - как это оно потечет, польется. Мне, конечно, объясняли. Но я сам, самолично люблю посмотреть. Как уголь добывают — знаю, сам рубал; как нефть добывают — видел; как газ по трубам гонят - видел; еще разное-всякое видел. Золото теперь посмотреть должен. И тогда — все!..»
Базанов отметил Яковлева еще тогда, в первую зиму стройки, когда он формировал машинно-тракторный поезд. И некоторое время присматривался к этому беспокойному, сухощавому и очень подвижному человеку. Выдвижение его коммунистами в состав парткома поначалу несколько удивило и озадачило Глеба: тогда он еще не составил определенного представления о бригадире строителей. И укорил себя, когда увидел, что коммунисты четкое представление о нем уже имели, доверяли Яковлеву полностью и единодушно проголосовали за то, чтобы он, рабочий человек, участвовал в решении самых важных вопросов огромной стройки... Позднее, уже часто сталкиваясь с Александром Трофимовичем, слушая его выступления на парткоме и различных собраниях и беседуя с ним, Глеб понял, в чем сила характера солдата, ставшего убежденным строителем: Яковлев - добрый и умный человек, у него обостренное чувство справедливости. Несправедливость Яковлев не прощал никому — ни аллаху, ни черту, ни самому Богину. Таким ведь стремился быть и сам Базанов.
- Ну, так расскажи, Александр Трофимович, - попросил Глеб, — где поймал ты Лысого ?
- Как пошел слух по городу, я, признаться вам, обедал. Бросил кефир свой и бегом. Думаю, вдруг захвачу, вмешаюсь, может, и помогу чем Лысому. Только опоздал. Ронжин — рассказчик этот завзятый, бригадир отделочников — меня, правда, проинформировал: не стерпел, говорит, Лысой наш, увольняется, нет силы его задержать. («А мне Ронжин этот не так сказал, не хотел давать, видно, правильной оценки», — мелькнула мысль у Глеба.) Я к Мостовому, естественно. Но и там не захватил Лысого. Все! Дело сделано, да как быстро, Глеб Семенович, дорогой ты мой! Так быстро, так быстро, что и на Мостового не похоже.
— И я тем же маршрутом двигался, Александр Трофимович, да тоже без толку.
— Точно, — кивнул Яковлев. — Ты небось еще куда, а я прямиком к Любочке Бирюлиной. К ней-то, думаю, придет. Обязательно придет попрощаться.
— А кто эта Бирюлипа? — удивился Глеб.
— Любочки не знаешь? Из центральной лаборатории стройматериалов. Ну!.. На ноябрьском вечере они вместе сидели, а мы с Машей — напротив. Маша мне твердила все: «Вот бы поженить их, поженить! Смотри, как подходят они друг другу». Я и присмотрелся, да и точно: вижу, интерес друг к дружке явный имеют. Оба, конечно, не первой молодости и, сказать по правде, красоты не первой... Но ведь и не с лица воду пьем... Побег я, одним словом, в лабораторию. А он, черт косоплечий, уже оттудова. Тут я его и прихватил: «Чего бежишь, аль напугали, Василь Васильевич?» — «Ты, говорит, Трофимыч, не придуривайся, вижу, все знаешь».— «Знаю, а что?» - «А то, говорит, что тесно мне теперь с Богиным на одной стройке. И он меня всюду достанет, да и я, не ровен час, что сотворю. Так уж лучше уехать от греха подальше». — «Шутишь?» — «Шучу, конечно. Но и ты не болтай зря языком: разве есть у тебя сила с Богиным потягаться и приказ его изменить? То-то!» Я ему про партком да про правоту его чисто производственную. Не дадим, мол, в обиду рабочего человека, а он свое дудит: «Не работать мне с Богиным. Не хочу жизнь опять уродовать: все одно подловит он меня на чем-нибудь. Строительное дело такое, — пара пустяков! — сам ведь строитель». Я свою принципиальность поднимаю и к его принципиальности взываю, упрекаю в трусости. А он:
«Брось, Трофимыч, лекции читать! Один человек из всех вас и мог что сделать — Базанов. Но не хочу я и его в это дело втягивать, здоровье его жалею, понял?» И все. Он твое здоровье жалеет, а ты и впрямь полеживаешь, прости за грубое слово, — закончил Яковлев и, понуро посмотрев на парторга, добавил: — Ну, теперь-то чего? Уехал! Я проверял.
- Куда?
— Этого вот никому не сказал. Я его и так и сяк, а он ни в какую. Последний свой козырь в игру я пустил: а Любочка, мол, как же? Тоже бросаешь? Ощерился, черт косоплечий: «Твоя забота?! Что значит бросаешь, когда у нас и не было ничего? Поговорили и разошлись». — «Так и поверил я, — отвечаю. — Чего ж к ней побежал?» — «Четвертак должен был, отдать пошел — всего и делов. И не ходи за мной, Трофимыч, я не девица, а ты мне не сват. Попрощаемся как положено, и привет! Давай пять!» — засмеялся и так сжал мне руку, черт, что я, товарищ Базанов, чуть из штанов не выскочил, право слово.
— Упустили мы хорошего человека, Александр Трофимович, опоздали,— сказал Глеб. — Моя вина. Помочь ему надо было, остановить. — Базанов встал, в растерянности прошелся по балку. — Жизнь у него сложно складывалась. Ох как помочь ему надо было!
— Чего уж, Глеб Семенович, не казнись, поздно,— пряча сострадание, грубовато сказал Яковлев.—А па будущее учесть такое дело надо.
На ближайшем заседании парткома, посвященном вопросам подготовки строительства к зиме, Базанов решил поговорить об увольнении Лысого и, оттолкнувшись от этого случая, о некоторых общих проблемах руководства — сверх повестки дня.
Накануне поздно вечером Глеб поймал Богина с помощью телефона, и между ними произошла такая
беседа.
Базанов. Завтра в пять партком, Степан. Б о г и н. Знаю, почему напоминаешь? Базанов. Хочу, чтобы был обязательно. Богин. Подготовка к зиме? Базанов. Да.
Богин. Так у меня более важные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Так и прожили супруги Яковлевы больше двух десятков лет после войны. Кочевали со стройки на стройку. Он по приезде сразу в каменщики. Она поначалу в поварихи, пока штукатурам фронта работ не имеется (знаменитые Машины борщи были известны среди строителей по обе стороны Уральского хребта). Но лишь начинали подниматься первые дома и первые сооружения, выходящие из «нулевки», лезли под крышу, бросала повариха котлы и кастрюли и, несмотря на любое противодействие, уговоры и даже массовые выступления общественности, доставала из чемодана свой персональный мастерок и уходила в штукатуры, поближе к своему Сане.
После ашхабадского землетрясения и работы на восстановлении столицы Туркмении осели Яковлевы в Средней Азии: строили шахтерский город Ангрен неподалеку от Ташкента, сооружали Газли - город газовщиков, трудились в Янгиере — центре Голодной степи, в Нуреке - таджикском городе, где было начато возведение самой высокой в мире плотины.
И вот оказались в Солнечном. «Сюда главным образом нас пустыня приманила, — объяснял с охотой Александр Трофимович каждому. - Никогда мы с Машей в стоящей пустыне не работали. С краю - бывало, а в самой сердцевине — не приходилось, так что впервой. Опять же — золото. Очень охота своими глазами посмотреть - когда комбинат пустят, - как это оно потечет, польется. Мне, конечно, объясняли. Но я сам, самолично люблю посмотреть. Как уголь добывают — знаю, сам рубал; как нефть добывают — видел; как газ по трубам гонят - видел; еще разное-всякое видел. Золото теперь посмотреть должен. И тогда — все!..»
Базанов отметил Яковлева еще тогда, в первую зиму стройки, когда он формировал машинно-тракторный поезд. И некоторое время присматривался к этому беспокойному, сухощавому и очень подвижному человеку. Выдвижение его коммунистами в состав парткома поначалу несколько удивило и озадачило Глеба: тогда он еще не составил определенного представления о бригадире строителей. И укорил себя, когда увидел, что коммунисты четкое представление о нем уже имели, доверяли Яковлеву полностью и единодушно проголосовали за то, чтобы он, рабочий человек, участвовал в решении самых важных вопросов огромной стройки... Позднее, уже часто сталкиваясь с Александром Трофимовичем, слушая его выступления на парткоме и различных собраниях и беседуя с ним, Глеб понял, в чем сила характера солдата, ставшего убежденным строителем: Яковлев - добрый и умный человек, у него обостренное чувство справедливости. Несправедливость Яковлев не прощал никому — ни аллаху, ни черту, ни самому Богину. Таким ведь стремился быть и сам Базанов.
- Ну, так расскажи, Александр Трофимович, - попросил Глеб, — где поймал ты Лысого ?
- Как пошел слух по городу, я, признаться вам, обедал. Бросил кефир свой и бегом. Думаю, вдруг захвачу, вмешаюсь, может, и помогу чем Лысому. Только опоздал. Ронжин — рассказчик этот завзятый, бригадир отделочников — меня, правда, проинформировал: не стерпел, говорит, Лысой наш, увольняется, нет силы его задержать. («А мне Ронжин этот не так сказал, не хотел давать, видно, правильной оценки», — мелькнула мысль у Глеба.) Я к Мостовому, естественно. Но и там не захватил Лысого. Все! Дело сделано, да как быстро, Глеб Семенович, дорогой ты мой! Так быстро, так быстро, что и на Мостового не похоже.
— И я тем же маршрутом двигался, Александр Трофимович, да тоже без толку.
— Точно, — кивнул Яковлев. — Ты небось еще куда, а я прямиком к Любочке Бирюлиной. К ней-то, думаю, придет. Обязательно придет попрощаться.
— А кто эта Бирюлипа? — удивился Глеб.
— Любочки не знаешь? Из центральной лаборатории стройматериалов. Ну!.. На ноябрьском вечере они вместе сидели, а мы с Машей — напротив. Маша мне твердила все: «Вот бы поженить их, поженить! Смотри, как подходят они друг другу». Я и присмотрелся, да и точно: вижу, интерес друг к дружке явный имеют. Оба, конечно, не первой молодости и, сказать по правде, красоты не первой... Но ведь и не с лица воду пьем... Побег я, одним словом, в лабораторию. А он, черт косоплечий, уже оттудова. Тут я его и прихватил: «Чего бежишь, аль напугали, Василь Васильевич?» — «Ты, говорит, Трофимыч, не придуривайся, вижу, все знаешь».— «Знаю, а что?» - «А то, говорит, что тесно мне теперь с Богиным на одной стройке. И он меня всюду достанет, да и я, не ровен час, что сотворю. Так уж лучше уехать от греха подальше». — «Шутишь?» — «Шучу, конечно. Но и ты не болтай зря языком: разве есть у тебя сила с Богиным потягаться и приказ его изменить? То-то!» Я ему про партком да про правоту его чисто производственную. Не дадим, мол, в обиду рабочего человека, а он свое дудит: «Не работать мне с Богиным. Не хочу жизнь опять уродовать: все одно подловит он меня на чем-нибудь. Строительное дело такое, — пара пустяков! — сам ведь строитель». Я свою принципиальность поднимаю и к его принципиальности взываю, упрекаю в трусости. А он:
«Брось, Трофимыч, лекции читать! Один человек из всех вас и мог что сделать — Базанов. Но не хочу я и его в это дело втягивать, здоровье его жалею, понял?» И все. Он твое здоровье жалеет, а ты и впрямь полеживаешь, прости за грубое слово, — закончил Яковлев и, понуро посмотрев на парторга, добавил: — Ну, теперь-то чего? Уехал! Я проверял.
- Куда?
— Этого вот никому не сказал. Я его и так и сяк, а он ни в какую. Последний свой козырь в игру я пустил: а Любочка, мол, как же? Тоже бросаешь? Ощерился, черт косоплечий: «Твоя забота?! Что значит бросаешь, когда у нас и не было ничего? Поговорили и разошлись». — «Так и поверил я, — отвечаю. — Чего ж к ней побежал?» — «Четвертак должен был, отдать пошел — всего и делов. И не ходи за мной, Трофимыч, я не девица, а ты мне не сват. Попрощаемся как положено, и привет! Давай пять!» — засмеялся и так сжал мне руку, черт, что я, товарищ Базанов, чуть из штанов не выскочил, право слово.
— Упустили мы хорошего человека, Александр Трофимович, опоздали,— сказал Глеб. — Моя вина. Помочь ему надо было, остановить. — Базанов встал, в растерянности прошелся по балку. — Жизнь у него сложно складывалась. Ох как помочь ему надо было!
— Чего уж, Глеб Семенович, не казнись, поздно,— пряча сострадание, грубовато сказал Яковлев.—А па будущее учесть такое дело надо.
На ближайшем заседании парткома, посвященном вопросам подготовки строительства к зиме, Базанов решил поговорить об увольнении Лысого и, оттолкнувшись от этого случая, о некоторых общих проблемах руководства — сверх повестки дня.
Накануне поздно вечером Глеб поймал Богина с помощью телефона, и между ними произошла такая
беседа.
Базанов. Завтра в пять партком, Степан. Б о г и н. Знаю, почему напоминаешь? Базанов. Хочу, чтобы был обязательно. Богин. Подготовка к зиме? Базанов. Да.
Богин. Так у меня более важные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218