ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Или ты подбирал всех один к одному — без намека на капиталистические пережитки ?
— Почему же? Поганые человечки повсюду бывают. Нет-нет то тут, то там, как чирьи, выскакивают.
— И на золоте у тебя случалось?
— И у меня было. Хитрец появился, обмануть всех хотел. Не вышло: раскусили. Пришлось ему спасаться бегством.
— Бросил работу, товарищей, в этом был его проступок? Или украл золото?
Рассказывать у Глеба настроения не было. Он наспех сочинил что-то о человеке, который нашел небольшой самородок и хотел удрать с ним, но был задержан канавщиками. Опытный золотодобытчик сразу бы
уловил какую-то фальшь в этом рассказе, но Зыбин подвоха не заметил, все принял на веру. На самом деле случай был не из простых. Базанову пришлось нелегко, пока он не подкараулил Олега Приемышева...
Произошло это после памятной зимовки в урочище Тохтатау. Весь базановский отряд остался и на летний сезон. Нет, не весь. Олега Приемышева к осени уже не было с ними. А появился он еще в Бухаре, перед выездом в поле, — пришел наниматься в партию канавщиком. Рабочих, как всегда, не хватало, готовы брать кого угодно, лишь бы документы в порядке. У Приемышева были в порядке. Паспорт, трудовая книжка — взамен утерянной, да и там уже с пяток штампов. Типичный летун! А может, ездит парень по свету, романтикой обуян и место свое ищет. Или профессию по душе подбирает. И такие ребята встречаются — сколько угодно. Загулялся этот Приемышев, правда, скоро тридцать годков парню, образование среднее — почему он в канавщики нанимается? Впрочем, тогда, в сутолоке и суматохе последних предотъездных дней, никто ему этих вопросов, конечно, не задавал. Взяли на работу, и все!
Глеб почему-то сразу обратил на него внимание. Нет, ничего необычного в этом парне не было: щупло-ват, среднего роста, старше своих лет выглядит. А вот лицо интересное, запоминающееся, лицо сильного человека. Короткий ежик волос, твердо сжатые губы, серые холодные глаза и постоянное выражение настороженности. Замкнутой настороженности. Он работал как все, и даже лучше многих. Никто на него не жаловался. На него просто не обращали внимания: кончится договор — снимется с шестка птичка перелетная и — фр-р-р! — поминай как звали. Это уж потом вспомнили, что Приемышев любил работать один и на самые дальние канавы охотно шел; что не дружил ни с кем, писем не писал, о себе не рассказывал — слова из него не вытянешь; что до денег охоч был; в картишки обожал перекинуться по малой; деревянный чемодан у него имелся, с замком навесным, а ключ от чемодана Приемышев на груди на серебряной цепочке носил. Всякое потом о нем вспоминали — ведь почти год бок
о бок прожили, но где правда, где вымысел наворачивали — никто уж понять не мог, ибо каждый соответственно своему характеру и фантазии байки рассказывал. У Базанова было всего две встречи с Олегом Приемышевым. Два разговора — два столкновения. В первый раз совершенно случайно.
...Резко падал барометр. Метеорологи передавали штормовое предупреждение — шквальный ветер, снеговой буран. Где-то поблизости уже сшибались теплые и холодные массы воздуха, а над Тохтатау небо было ясным и ничто не предвещало стихийных бедствий. Только легкое облачко, надвигавшееся с востока, — оно шло быстро, темнело, увеличивалось и загустевало, точно спрессовывалось. Базаиов знал: летом такие, безобидные на первый взгляд, облака несут пыльные бури, зимой — бури снежные. В пустыне лучше перестраховаться, но не ошибиться. Он дал команду крепить все на буровой и в лагере, послал Звягельского снимать людей с канав, а спустя полчаса и сам пошел проверить, как выполняется его приказание.
Навстречу Базанову попалось несколько рабочих, и один из них спросил: зачтут ли им простой по причине штормяги или «баранки» нарисуют в ведомости на зарплату, если ветерок дня на два-три разгуляется? Ба-занов успокоил их. Поинтересовался: все ли ушли с канав, все ли знают о приближающейся буре? И тогда один из работяг заметил, что Приемышев ковырялся еще в своей траншейке, когда он уходил, а когда его окликнул, рукой помахал: иди себе, мол, а я — следом, не беспокойся, догоню.
Глеб вспомнил: канава Приемышева — самая дальняя. Представив ее на карте, он взглянул на компас и зашагал строго на запад. Туча, закрывшая полнеба, уже подбиралась к солнцу, потускневшему от сизой дымки — предвестницы долгой непогоды. Сильные порывы ветра сменялись полным штилем и многообещающей тишиной. Поднявшись на вершину невысокого гололобого увала, усыпанного плоскими серыми камнями, увидел Олега Приемышева. Тот стоял по грудь в траншее у подножья соседнего увала и увлеченно работал киркой, не замечая начальника отряда, — тюкал и тюкал, нагибаясь ритмично, как молотобоец в детской деревянной игрушке.
Глеб даже залюбовался: красиво трудится мужик! И лицо у него вдохновенное, и сильный, видно. Колотит — дыхания не переведет. На бровке канавы, среди кусков гранита, Глеб заметил лопату и... геологический молоток на длинной ручке. Зачем канавщику геологический молоток? В этот момент Приемышев, будто отвечая на недоуменный вопрос Базанова, отбросил кайло и выпрямился. В руках у него был большой кусок кварца, он обтер его ласковым движением рукава стеганки — от локтя к манжету, — внимательно осмотрел, поднял молоток и точным профессиональным ударом без примерки отколол угол. Так бить мог только геолог, геолог со стажем. Глеб хотел было окликнуть Приемышева, но тот уже сам заметил начальника. Он небрежно, как совсем ненужную вещь, отбросил кварц, подобрал лопату и кайло и, не торопясь, вылез из канавы, будто впервые увидел огромную черную тучу, которая, казалось, снижалась и вот-вот должна была сесть на верхушки гололобых холмов урочища Тохтатау.
— На вас что — общий приказ не распространя-ется?
Приемышев спокойно поднимался к нему. У Глеба возникла вдруг неприязнь и любопытство, но он погасил их в себе и добавил примирительно:
— Молоток забыли, Приемышев.
— Не мой молоток. — Олег продолжал подниматься. — Не я сюда приносил, не мне и брать. Хозяин найдется.
— Давайте его сюда. — Беспочвенная неприязнь возрастала почему-то, хотя Приемышев, не сказав ни слова и ничем не выказав своего неудовольствия, вернулся, забрал молоток и так же молча протянул его Базанову.
Они пошли рядом. Стало темнеть, как в сумерки. Ветер все усиливался. Он дул уже не порывами, а тугой, мощной струей, вырывающейся будто из сопла реактивного двигателя.
— Послушайте, Приемышев, — Глеб вынужден был повысить голос, чтобы канавщик услыхал его. — А вы случаем не геолог? И не были? Никогда?
— Смеетесь! — прокричал в ответ Приемышев.— Стал бы я на канавы! Как же!
И сразу вокруг них загудело, зашуршало, загукало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218