— Желаю хорошо повеселиться! — И четкие шаги по коридору. Так уходит командир роты, отрапортовавший генералу о взятии высоты.
«Матушка-командирша, — мелькнуло у Глеба. — Обслугу принимает как должное. Привыкла. И благодарности не удостаивает, а уж за стол с собой посадить — ни-ни. Такое, видно, в голову и прийти не может. Аристократия, черт бы ее побрал!»
Первый тост, на правах старого знакомого, провозгласил за здоровье хозяйки Прокопенко. Выпили. Закусили. За столом повисло тягостное молчание. Мостовой, словно оправдывая свое прозвище «кирпич», поднялся с объемистой рюмкой в руке, хотел было сказать речь, что наверняка приготовил заранее, но передумал в последний момент, видимо, и, пробурчав, что за такую хозяйку обязаны все и по второй выпить, выплеснул в рот грамм сто водки разом. Сглотнул, не поморщившись и не изменив обычного выражения хмурой сосредоточенности, никогда не сходившего с его грубо вытесанного лица, и сел.
Говорить было абсолютно не о чем. Кто-то завел разговор о стройке: план, подрядчики, субподрядчики, но хозяйка так сурово повела черным глазом в его сторону, что он скис сразу и замолчал на полуслове. Богин нервничал, хотя и казался абсолютно спокойным. Ази-зян, рискнув, рассказал старый, проверенный анекдот из своего «золотого фонда» — все рассмеялись, и этот смех будто снял внутреннее напряжение и расколдовал всех. Заговорили разом, задвигались живей руки, загремели веселей вилки и ножи.
Все вздохнули облегченно, и словно слетел с застолья некий налет дипломатического раута. И даже хозяйка, раскрасневшись, улыбалась уже веселей и радушней, хотя временами, если и обращался к ней кто, словно спохватывалась и принимала выражение несколько отрешенно-озабоченное, будто говоря: «Я и простой могу быть, если обстоятельства того требуют, если люди за моим столом собрались простые. Я, правда, хотела лучше и торжественнее, как полагается у людей нашего круга,— и, видите, знаю, как это делается... Но если общество требует...»
Продемонстрировав таким образом, как ей казалось, все свои способности и абсолютное знание какого-то неведомого этикета, который представлялся Инессе Филипповне очень важным и обязательным для людей их круга — нечто вроде «СЕЗАМ, ОТВОРИСЬ», вроде пропуска в некий закрытый распределитель, — жена Бо-гина как-то опростилась сразу, точно невидную пуговку расстегнула, и моментально, самым чудесным образом превратилась в веселую и хлебосольную хозяйку стола. И уже в следующий момент принялась она с воодушевлением рассказывать, как приходилось ей «гулять» на Севере, например, куда она притащилась за своим нареченным, где пили они иногда так, что в каждое застолье не меньше чем по литру на человека выходило.
— Какая странная женщина, — шепнула Морозова Глебу. — Ничего подобного никогда не встречала.
И Глеб кивнул, недоумевая и соглашаясь с нею.А Инесса Филипповна, овладев общим вниманием и чувствуя себя молодой и интересной — какой и должны были видеть ее все эти люди, подчиненные ее тужа, — говорила не умолкая. И все было довольно пристойно, пока она вспоминала разные казавшиеся ей смешными или любопытными, достойными всеобщего внимания случаи из собственной жизни, но только принялась она рассказывать про самого Богина, про их встречу и знакомство, про его смешные черты характера и привычки, и тут уж — ах!..
Гости сидели опустив глаза, не зная, как реагировать на эту информацию. Степан Иванович, некоторое время стоически и грустно улыбавшийся (это был новый, никому не известный Богин), попытался вмешаться в рассказ жены и прервать его, но Инесса Фи-
липповна, е пренебрежением посмотрев в его сторону, заметила, что она и сама знает, когда и что следует говорить, в подсказках не нуждается и отлично понимает, в какой аудитории о чем можно рассказывать (так и сказала — «в аудитории»).
Богин сделал еще одну попытку вмешаться и переключить внимание жены на стол и гостей, но Инесса Филипповна казалась уже неуправляемой. Глеб подумал, что Богин сейчас сорвется — лицо его потемнело; — повысит голос, закричит, может, даже стукнет кулаком по столу, ведь и это бывало, Глеб не раз был свидетелем такого и в кабинете, и в прорабских на строительных площадках. И каждый раз он упрекал Богина, а тот либо отшучивался, либо еще больше злился, говорил, что он таков от природы и не может себя переделывать. А вот, оказывается, и не таков вовсе, он терпелив, когда дело касается жены, которая, не задумываясь, выставляет его перед работающими с ним людьми и в смешном, и просто в глупом виде. И мирился с этим. Почему? Это было необъяснимо.
Глеб посмотрел по сторонам. Глонти хмурился и смущался, точно обижали его. Азизян нетерпеливо поерзывал, улыбался. Прокопенко равнодушно жевал. И только Мостовой с полным вниманием смотрел в рот Инессе Филипповне, словно то, что он слышал, оказывалось для него неожиданным и приятным откровением.
— А помнишь, Степа, время, когда ты в институте учился ? — восклицала Богина. — Ни кола ни двора! Комнатешка — десять метров, кровати — страшно сказать! — и той нет: матрац на кирпичах установлен. Степе он до колен, под ноги учебники подкладывали. И ничего — жили! Вспомнить радостно, товарищи! И народу всегда у нас полно. Набьются, накурят — не продохнешь. Степа каждый час пепельницу моет — аккуратист.
— К чему это ты вспомнила, Инна? — осторожно останавливал ее муж. — Все так тогда жили. Кому это теперь интересно?
— А всем! — горячо отозвалась жена. — Всем! Должно, чтобы помнили. А то стали вы все начальниками — коттеджи, машины, секретарши молоденькие! — и позабыли. Не так я говорю разве?
— Ты бы, хозяйка, кофейку нам организовала, — отступил Богин.
— Хочешь — ты и организовывай! — ничуть не смущаясь, парировала Инесса Филипповна. — Я здесь еще в гостях, так что с меня и взятки гладки! — И она обиженно поджала губы.
— Ну хорошо, хорошо,— принялся успокаивать ее Богин. — Отдыхай, я распоряжусь, когда надо будет. — Он потерянно посмотрел на гостей, но опять справился с внутренним волнением и предложил как ни в чем не бывало: —Давайте тост, друзья. Пора! А то говорим много.
— Тебе бы пить только — можно подумать, пить умеешь! — и тут не удержалась от реплики Инесса Филипповна.
Богин опустил голову. На него было жалко смотреть. Глеб не верил своим глазам: Богкн ли это? И Морозова сидела покрасневшая от возмущения; и Азизян, казалось, готов был вскочить и прийти на помощь начальнику, но Прокопенко, придерживая его за локоть, что-то шептал ему. Только он и Мостовой, не на первей стройке работавшие с Богииым, знали, видимо, жену начальника и поэтому ничему не удивлялись...
Инесса Филипповна, пригубив бокал с вином, продолжала между тем очередную историю из своей семейной жизни, которая имела целью показать, как трудно приходилось Степану Ивановичу до тех пор, пока на каждой стройке он не создавал пристойных условий, не вызывал ее к себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218