» — и шутя требовали пересоставления трудовых договоров с учетом увеличения зарплатного коэффициента за злодейский климат и громадные суточные перепады температур. Это в балках, в столовой, в закрытых помещениях шутили. На улицу нос высунешь — не до шуток! Темное серое небо над головой висит, ветер обжигает лицо и руки, сбивает дыхание, мешает идти. Снежные плотные заряды затушевывают все окрест. Но работать все равно надо: грузы прибывают, вагоны и платформы не должны и часа простаивать, за это Богину денежки придется поплачивать. А уж ни за что ни про что денежки поплачивать Степан Иванович Богин очень не любит! Вот и объявлен аврал. Трудятся абсолютно все, кто оказался в эти дни на железнодорожном разъезде. В четыре смены — по шесть часов кряду... Больше чем шесть часов при такой погодке даже самому закаленному человеку выдержать трудно. Тем более экипированы все оказались плохо: телогрейки и те не у всех, а ватные штаны, или тулупчик, или пальтишко на рыбьем меху — у десятка самых запасливых.
Графики все, естественно, к чертовой матери. Лицо у Богина цвета осенней степи стало. Посерел начальник строительства. Мотается по замкнутому четырехугольнику: Бесага (так перекроили на русский лад название этого места — Бешагач, что значит «Пять деревьев») — Солнечный — разъезд (к тому времени его уже станцией считать стали и Дустлик назвали — «Дружба» по-узбекски значит).
И тут одно за другим два сообщения. Выехал Степан Иванович из поселка Солнечный в «город» и не доехал почему-то. А в самом «городе» тоже положение тревожное: продукты кончаются и печки топить нечем. Базанов выяснил: оказалось, два дня назад были от-
правлены из Дустлика пять машин с продовольствием и топливом. Видно, и они застряли в пути, а может, сбились и блуждают где-нибудь.
Базанов решил организовать колонну из тракторов и грузовиков. Пойдут медленно, зато с тракторами вернее. Нужны опытные трактористы. Особенно первый, который поведет за собой колонну. Одного такого Глеб знал, запомнил его еще месяц назад, при разгрузке: он, словно детской игрушкой, управлял тяжелой машиной. Оказалось, переведен на котлован в Бесагу. Второй, которого Глебу рекомендовал механик только создаваемого транспортного управления, был болен, лежал в больничном вагончике с воспалением легких.
— Выделяйте любого, поопытнее, — сказал механику Глеб. — Хорошо, если найдете северянина или бывшего целинника из Казахстана.
— Плохо я знаю их, дьяволов. Мое дело машины.
— Они железные и с ними проще?
Механик сокрушенно покрутил головой, но пообещал:
— Найдем кого-нибудь...
Ледяной ветер обжигал. И казалось, бил острым гвоздем в грудь. «Проникал в легкие и там посвистывал» — почему-то пришла на ум фраза. Глеб на ветру чувствовал себя всегда неважно, а сегодня — просто плохо. И уже дважды по-быстрому выбрасывал на ладонь крупинки нитроглицерина. Нитроглицерин помогал мгновенно. Надо было лишь на несколько секунд остановиться и постоять не двигаясь. Никто и не догадывался, что ему НАДО принимать такое лекарство, что ему необходимо помочь сердцу — срочно, в этот момент. Особенно тяжело приходилось Базанову, когда ветер был сильным. А тут еще и холод. От холода тела сжимаются. Сжимаются и кровеносные сосуды, как известно...
Глеб зашел погреться в барак, служащий временным пристанищем для прибывающих на стройку — вроде бы распределительным пунктом. Вокруг печки, сделанной из бочки, сидели люди. Базанова узнали. Подвинулись, пропустили к теплу.
— Может, чайку? — вывернулся из-за спин косоплечий мужик с полуведерным чайником и железной кружкой.
Глеб кивнул и, следя, как тот легко, не дрогнувшей от тяжести рукой наполняет кружку темно-коричневой, почти черной жидкостью, и думая о том, что человек этот очень силен, спросил:
— Откуда вы, товарищ?
— Сейчас прибыл или родом откуда? Родился в деревеньке на Орловщине, а сам из племени строителей-кочевников. Сегодня тут, завтра там.
— Где рубль длиннее, — насмешливо подсказал щуплый паренек.
— Примерно, — не стал ввязываться в разговор косоплечий. У него были очень длинные руки и глубоко посаженные, умные и спокойные глаза. Поставив чайник на бочку, он отошел и исчез за спинами сидящих вокруг огня.
На секунду воцарилась тишина. Потом тот же щуплый паренек, почти мальчишка, с лицом, заляпанным крупными веснушками, попросил:
— Дальше давай трави. Чего замолк?
Глеб понял, что своим приходом прервал какой-то занятный рассказ, отхлебнул из кружки обжигающего чифиря и.сказал поощрительно:
— Трави, трави. И я послушаю, если очень интересно.
Сидящий слева, недалеко от Базанова, человек смущенно поерзал. Узкое, нервное лицо его, на котором выделялся нос и длинный подбородок, выражало сомнение. Он сглотнул слюну, отчего резко дернулся кадык, и сказал:
— Треплемся от нечего делать, товарищ парторг. Так, житейские байки разные на сон грядущий.
— Про женщин небось?
— Нет. Про женщин мы через месяц-другой начнем, не раньше, когда осатанеем в пустыне этой. — Он перестраивался на ходу.
По мимолетным взглядам Глеб понял это, но не показал виду и еще отхлебнул чифиря, чувствуя, как благостным теплом и свинцовой усталостью наливаются руки, ноги, спина и даже веки.
— Рассказывай, — сказал он, борясь с дремотой. — Не тушуйся. А я... тут у вас... посижу с вами... недолго, погреюсь. — Он устроился поудобней и закрыл глаза.
— Аут! — сказал щуплый.— Спит. Укатали сивку крутые горки.
— Говорили, болел сильно, — доброжелательно добавил узколицый. - Ему бы все же полегче работенку подыскать, в городе каком, в конторе.
— Ты и займись этим, Саня. Решено?
— Каждый может посоветовать. Ну, так я рассказываю...
Базанов слышал нудный, как дождь по крыше, скрипучий голос рассказчика, с бесконечными «так», «вот», «значит». И столь же бессмысленным и нудным был сам рассказ - история о молодой женщине, окунувшей в бензин испачканную плащ-болонью и не нашедшую ее там через какое-то время: растаяла болонья, растворилась... Впрочем, история на том не кончалась — бензин с растаявшей болоньей был вылит женщиной в унитаз, на который уселся человек с газеткой. Закурил, бросил под себя горящую спичку...
В этом месте истории восторг рассказчика перед случившимся взрывом и развороченным унитазом достиг, казалось, предела... Воздух в комнате стал совсем синим от табачного дыма — дышать было нечем. И тут еще эта бессмысленная скрипучая болтовня о болонье, бензине, женщине, взрыве — Базанов почувствовал, что ему совсем невмоготу. Дурнота подступила к горлу, он хотел уже вмешаться и остановить как-то эту идиотскую беседу, но тут его опередил косоплечий.
— Ну чему ты радуешься, дуролом? — спросил он беззлобно рассказчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Графики все, естественно, к чертовой матери. Лицо у Богина цвета осенней степи стало. Посерел начальник строительства. Мотается по замкнутому четырехугольнику: Бесага (так перекроили на русский лад название этого места — Бешагач, что значит «Пять деревьев») — Солнечный — разъезд (к тому времени его уже станцией считать стали и Дустлик назвали — «Дружба» по-узбекски значит).
И тут одно за другим два сообщения. Выехал Степан Иванович из поселка Солнечный в «город» и не доехал почему-то. А в самом «городе» тоже положение тревожное: продукты кончаются и печки топить нечем. Базанов выяснил: оказалось, два дня назад были от-
правлены из Дустлика пять машин с продовольствием и топливом. Видно, и они застряли в пути, а может, сбились и блуждают где-нибудь.
Базанов решил организовать колонну из тракторов и грузовиков. Пойдут медленно, зато с тракторами вернее. Нужны опытные трактористы. Особенно первый, который поведет за собой колонну. Одного такого Глеб знал, запомнил его еще месяц назад, при разгрузке: он, словно детской игрушкой, управлял тяжелой машиной. Оказалось, переведен на котлован в Бесагу. Второй, которого Глебу рекомендовал механик только создаваемого транспортного управления, был болен, лежал в больничном вагончике с воспалением легких.
— Выделяйте любого, поопытнее, — сказал механику Глеб. — Хорошо, если найдете северянина или бывшего целинника из Казахстана.
— Плохо я знаю их, дьяволов. Мое дело машины.
— Они железные и с ними проще?
Механик сокрушенно покрутил головой, но пообещал:
— Найдем кого-нибудь...
Ледяной ветер обжигал. И казалось, бил острым гвоздем в грудь. «Проникал в легкие и там посвистывал» — почему-то пришла на ум фраза. Глеб на ветру чувствовал себя всегда неважно, а сегодня — просто плохо. И уже дважды по-быстрому выбрасывал на ладонь крупинки нитроглицерина. Нитроглицерин помогал мгновенно. Надо было лишь на несколько секунд остановиться и постоять не двигаясь. Никто и не догадывался, что ему НАДО принимать такое лекарство, что ему необходимо помочь сердцу — срочно, в этот момент. Особенно тяжело приходилось Базанову, когда ветер был сильным. А тут еще и холод. От холода тела сжимаются. Сжимаются и кровеносные сосуды, как известно...
Глеб зашел погреться в барак, служащий временным пристанищем для прибывающих на стройку — вроде бы распределительным пунктом. Вокруг печки, сделанной из бочки, сидели люди. Базанова узнали. Подвинулись, пропустили к теплу.
— Может, чайку? — вывернулся из-за спин косоплечий мужик с полуведерным чайником и железной кружкой.
Глеб кивнул и, следя, как тот легко, не дрогнувшей от тяжести рукой наполняет кружку темно-коричневой, почти черной жидкостью, и думая о том, что человек этот очень силен, спросил:
— Откуда вы, товарищ?
— Сейчас прибыл или родом откуда? Родился в деревеньке на Орловщине, а сам из племени строителей-кочевников. Сегодня тут, завтра там.
— Где рубль длиннее, — насмешливо подсказал щуплый паренек.
— Примерно, — не стал ввязываться в разговор косоплечий. У него были очень длинные руки и глубоко посаженные, умные и спокойные глаза. Поставив чайник на бочку, он отошел и исчез за спинами сидящих вокруг огня.
На секунду воцарилась тишина. Потом тот же щуплый паренек, почти мальчишка, с лицом, заляпанным крупными веснушками, попросил:
— Дальше давай трави. Чего замолк?
Глеб понял, что своим приходом прервал какой-то занятный рассказ, отхлебнул из кружки обжигающего чифиря и.сказал поощрительно:
— Трави, трави. И я послушаю, если очень интересно.
Сидящий слева, недалеко от Базанова, человек смущенно поерзал. Узкое, нервное лицо его, на котором выделялся нос и длинный подбородок, выражало сомнение. Он сглотнул слюну, отчего резко дернулся кадык, и сказал:
— Треплемся от нечего делать, товарищ парторг. Так, житейские байки разные на сон грядущий.
— Про женщин небось?
— Нет. Про женщин мы через месяц-другой начнем, не раньше, когда осатанеем в пустыне этой. — Он перестраивался на ходу.
По мимолетным взглядам Глеб понял это, но не показал виду и еще отхлебнул чифиря, чувствуя, как благостным теплом и свинцовой усталостью наливаются руки, ноги, спина и даже веки.
— Рассказывай, — сказал он, борясь с дремотой. — Не тушуйся. А я... тут у вас... посижу с вами... недолго, погреюсь. — Он устроился поудобней и закрыл глаза.
— Аут! — сказал щуплый.— Спит. Укатали сивку крутые горки.
— Говорили, болел сильно, — доброжелательно добавил узколицый. - Ему бы все же полегче работенку подыскать, в городе каком, в конторе.
— Ты и займись этим, Саня. Решено?
— Каждый может посоветовать. Ну, так я рассказываю...
Базанов слышал нудный, как дождь по крыше, скрипучий голос рассказчика, с бесконечными «так», «вот», «значит». И столь же бессмысленным и нудным был сам рассказ - история о молодой женщине, окунувшей в бензин испачканную плащ-болонью и не нашедшую ее там через какое-то время: растаяла болонья, растворилась... Впрочем, история на том не кончалась — бензин с растаявшей болоньей был вылит женщиной в унитаз, на который уселся человек с газеткой. Закурил, бросил под себя горящую спичку...
В этом месте истории восторг рассказчика перед случившимся взрывом и развороченным унитазом достиг, казалось, предела... Воздух в комнате стал совсем синим от табачного дыма — дышать было нечем. И тут еще эта бессмысленная скрипучая болтовня о болонье, бензине, женщине, взрыве — Базанов почувствовал, что ему совсем невмоготу. Дурнота подступила к горлу, он хотел уже вмешаться и остановить как-то эту идиотскую беседу, но тут его опередил косоплечий.
— Ну чему ты радуешься, дуролом? — спросил он беззлобно рассказчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218