Группа геологов обследует район,
«Бирюза, — утверждают они. — Золотом здесь и не пахнет, тут по приказу бухарских эмиров недавно добывали бирюзу».
Рахимов не сдается. Он требует расширения поисковых работ, приводит все новые и новые подтверждения своей правоты. Но тут начинается война. На обследование громадного, труднодоступного района нет ни средств, ни людей, ни времени. До археологии ли? Рахимов уходит на фронт. Но мечта его остается с ним...
— Клянусь высоким небесным сводом, клянусь взволнованным морем, клянусь луною и зарею, когда она занимается, клянусь ночью, когда она удаляется, клянусь днем воскресенья — золото в Кызылкумах есть, и я докажу это. — Рахимов хватал бумагу и карандаш, рисовал Аральское море, пустыню Кызылкум, Амударью и Сырдарью, Самарканд и Бухару, реку Зеравшан, показывал районы, которые предстоит исследовать. Жаловался: — Вот бы побольше единомышленников, вот бы и геологи поверили и поискали.
Рахимов составил для Базанова длинный список литературы о Средней Азии и выписал из каталога все, что имелось в чебоксарской библиотеке. Глеб засел за книги...
Писарь из канцелярии госпиталя передал Базанову письмо.
«Герою Советского Союза полковнику Полысало-ву», — прочел Глеб и удивленно посмотрел на писаря.
— Читай, читай, — сказал тот. — Это о тебе полковник заботился.
«В ответ на ваш запрос Василеостровский районный исполнительный комитет сообщает: разыскиваемая вами родственница Нина Федоровна Базанова в Ленинграде не значится. Дом по Одиннадцатой линии номер восемнадцать, где она была прописана, частично разрушен в 1941 году в результате бомбежки. По данным управляющего этим домом тов. Сидоровой А. А., Базанова Нина Федоровна была в марте 1941 года эвакуирована из Ленинграда. Дальнейшая судьба ее нам неизвестна. Инструктор Козлова».
— Распишись здесь вот: «За Полысалова получил Базанов»,— сказал писарь...
Засидевшись в читальном зале, Глеб вернулся в казарму поздно. Дневальным оказался свой парень. Он дал Глебу полкотелка каши, кусок хлеба и посоветовал не маячить здесь, у входа: не ровен час, может, и самого Цацко нелегкая принесет. И ему, и Горобцу, и Базанову попадет — доказывай потом, что ты не верблюд, который ночью ужинает.
Глеб, давясь, проглотил холодную кашу и полез к себе на нары. Горобец, лежавший рядом, открыл один глаз и сказал осуждающе:
— Опять штаны протирал? А у меня новость. Тебя касается, понял?
— Так и не темни,— выкладывай.
— Валька в армию ушла, добровольно... Что, брат, задело?! В подробностях не знаю. Только все — нету.
— Уехала? — ахнул Глеб.
— Зачем уехала? Пока здесь, в Чебоксар-Парижах, на курсах каких-то. Только боец, и за семью замками, как положено.
— Да говори толком!
— Пошуми, пошуми, Цацко тебе пошумит. И я ничего не знаю: Зоенька сегодня сказала, а подробности в афишах. — Горобец демонстративно отвернулся и тут же захрапел. Он умел это делать мгновенно А может, и притворялся — просто не хотел говорить больше...
А спустя день Глеб не на шутку поругался с Го-робцом.
Петр вернулся из увольнения веселый — просто счастливый. О Вале — ничего. Стал рассказывать: с Зоей у них все договорено, как только он выйдет из госпиталя и добудет недельку отпуска, они распишутся. Без этого Зойка не допускает его до себя. Да и он не возражает: надоело сиротствовать, будет хоть одна живая душа по-настоящему ждать его. Как доберется до своей части, вытребует ее. Повоюет Зоя в тылах бригады как вольнонаемная и жена танкиста — такое бывает, он сумеет договориться, к самому полковнику пойдет — тот не откажет. Одним снопом, псе очень складно получается. Зоя ходит царевной, Машка п псе девки с чулочного комбината завидуют ей. И Горобец сам себе завидует: надо же, где женку нашел - и Чебоксарах! И будет у них десять Горобцов-молодцов, и пойдут Горобцы-молодцы шагать по всей нашей земле.
— Так ты поэт у пас, Петя! —пошутил Глеб.
— Угадал, — ничуть не смущаясь, ответил тот. — Первый раз в жизни, понимаешь, под настроение стишок накорябал. Помучился изрядно, но складно получилось. Думаю в стенгазету отдать или в «Красную Звезду» пошлю. Что посоветуешь?
— В «Звезду», конечно. Почетнее.
— Взгляни. Ты — грамотней, откорректируешь, может, стиль подправишь, ошибки, — и он протянул Глебу сложенный вчетверо тетрадочный листок.
«Горобец Петр, гвардии старшина» — было выведено крупно, с невообразимыми писарскими завитушками и загогулинами. «Красный беспощадный воин» — нарисовано пониже. И еще ниже, посередине, написано: «Стих».
Глеб начал читать.
— Про себя, а то сбегутся все, — заметил Горобец. — Напечатают — тогда пусть читают.
Вот какое это было стихотворение:
От Сталинграда, города-героя,
От волжских берегов
Ты шел, как великан, шагая
По трупам вражеских полков.
И, смерть неся врагам в сраженье,
Ты жизнь из смерти возродил,
И, обессмертив смерть в бессмертье,
Ты смерть геройскую почтил.
И, шаг за шагом очищая
Родную землю от врага,
Ты, зову родины внимая,
Придешь к стенам реихастага.
Пройдут года, и в мир преданий
Гром этой битвы отойдет,
Но человек В томах творений
Тебе гимн сславы пропоет.
Он вспомнит дни побед великих И славный путь своих бойцов, И проклянет он псов побитых И благословит дела отцов.
— Ох! — воскликнул Глеб и, упав па койку, захохотал. Он смеялся так, как давно не смеялся,— катался по одеялу, всхлипывал, всплескивал руками. Замирал на миг, Повторяя: «реихастага», и заливался сильнее прежнего.
Горобец смотрел на него молча. И желваки туго ходили у него под скулами.
— Ты что, окосел, псих? — спросил он глухо, когда Глеб, уже не в силах смеяться, рухнул лицом вниз и закрыл голову подушкой. — Во псих, — повторил Горобец. - Смешинка в рот попала? Объясни, и, может, вместе посмеемся.
— Да что ты, Петя. — Глеб сел. — У тебя что ни строчка — юмор да точка, догадайся, мол, сама... В «Красную Звезду»! — и он опять захохотал.
— Чего смеешься, дура! — тяжело сказал Горобец, и лицо его окаменело. — Ты ж не меня — чувства мои топчешь. — Встал и ушел.
Забыл Базанов, что друг его Петя Горобец обидчив и начисто лишен чувства юмора. Забыл. И пошла у них с того дня и дружба врозь, и табачок врозь. Хотел Глеб объясниться, но Горобец и слушать не стал. Набычился, забронзовел — будто памятник самому себе.
Обо всем забыл. И не существовал теперь для него человек по фамилии Базанов, с которым столько соли было съедено, столько планов совместных выстроено, столько пережито, переговорено. Не существовал —
и все... Одному и в увольнительной скучно. Базанов купил билет и отправился в кино на восьмичасовой сеанс. Это был центральный} самый большой кинотеатр города, картины демонстрировались здесь первым экраном, а перед началом вечерних сеансов и после последнего устраивали в фойе танцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218