— У нас все не как у людей, — поджимая губы, обижалась мать. — Старайся не старайся — все равно. Неужели на заводе поговорить некогда о делах?
— Как ты понять не можешь, Дарья Федоровна,— возражал отец устало, — весь СССР на нашем цементе строится.
Он пытался сделать своей союзницей дочь, но Валю так же мало занимали проблемы цемента, как и кулинарные заботы матери. Отец обижался и, захватив газету, уходил отсыпаться. Так тянулись день за днем, и Вале казалось, ничто не сможет изменить их однообразной простоты.
И вдруг — война! Толпы людей на улице. Митинги. Говорят все радиостанции Советского Союза. Войну Валя видела в фильмах, читала о ней в книжках: мчатся танки... малой кровью, могучим ударом идет вперед пехота... небо от края до края закрыто краснозвездными летающими крепостями... парашютисты падают на головы обезумевших от страха врагов и обращают их в бегство.
Придя после митинга домой, Валя застала мать в слезах.
— Как всегда, ты наводишь панику! — недовольно сказала она, досадуя, что настроение матери не соответствует ее настроению.
Отец вернулся с завода раньше обычного, сказал, что добровольно записался в действующую армию, директор не отпускал, но он пошел в райком и сумел настоять. Отправка завтра утром.
Это известие совсем доконало мать, и она слегла с сердечным приступом.
Собираться отцу помогала Валя. Она чувствовала себя нужной ему, потому что он был взволнован, обеспокоен состоянием жены, какими-то несделанными еще делами и неотданными еще распоряжениями, которые он отложил на вечер. Нервное состояние всегда спокойного и хладнокровного отца передалось и дочери. Важность происходящего сделала Валю деятельной и решительной. Она нравилась себе такой решительной, такой взрослой и деловой. На самом деле она, конечно, только мешала отцу и вносила суету и нервозность и в без того тревожную обстановку.
Проводив отца на поезд, Валя вернулась домой. Квартира казалась им с матерью опустевшей и остывшей. Каждая вещь напоминала об отце. По привычке прибирая в комнатах, мать наталкивалась то на отцовскую рубаху, то на книгу, и снова и снова слезы заливали ей лицо.
— Будто хоронишь его. Нельзя так! — не выдержав, прикрикнула на нее Валя.
— Ох, доченька, не встретимся мы больше с папкой нашим, не увидимся никогда — сердцем чувствую, сердце никогда не обманывает.— Дарья Федоровна заплакала беззвучно и безутешно, глядя в потолок невидящими от слез и горя глазами...
Война шла далеко от Вольска. По-прежнему прибраны были его окраинные улочки, ухожены сады, ломившиеся от небывалого в то лето урожая яблок. Ве-
черами судачили на лавках старушки. Бродили по парку и целовались в укромных уголках влюбленные. Старик почтальон привозил на велосипеде газеты и частые письма от отца. Он писал, что направлен на краткосрочные курсы командного состава, гоняют их днем и ночью в обстановке, максимально приближенной к фронтовой, шутил: «Трудно в ученье — легко в бою», «Глубже окоп выкопаешь — дольше проживешь», но явно сквозила меж строчек тоска по дому и неосуществимое еще желание стрелять по немцам, а не по мишеням.
Потом отцу присвоили звание младшего лейтенанта и отправили на фронт.Письма стали приходить все реже и реже, были они короткие, скупые, натканные косо, вразлет, торопливым почерком. Дарья Федоровна устроилась сортировщицей на овощную базу. Только к вечеру появлялась она на кухне — замкнутая, с красными запухшими глазами и лбом, туго перетянутым мокрым полотенцем.
Сводки Совинформбюро были тревожные.Через Вольск, железной дорогой и Волгой, днем и ночью шли воинские зшелоны, караваны барж, платформы с орудиями, танками и грузовиками. На улицах появилось много незнакомых, казавшихся ужасно беспокойными людей эвакуированных из оккупированных немцами областей. На здании горисполкома прибили табличку: «Штаб МПВО». Патрули ходили возле вокзала и пристани. Председатели уличных комитетов организовывали занятия по санитарной и противовоздушной обороне и составляли списки ночных дежурных. Фронт двигался на восток.
А вскоре новый приказ МПВО по городу — рыть щели в садах, бетонировать подвалы каменных домов под бомбоубежища. Упорно говорили о скором введении в Вольске угрожаемого положения.
Уже больше месяца не было писем от отца. Валя убеждала мать в том, что его перевели в другую часть и наверняка изменился номер полевой почты, что он выполняет какое-то важное и секретное задание, их письма ему пересылают, а сам он писать не может, что месяц — малый срок, одно-два письма могли и потеряться—ничего удивительного: дорога дальняя. Но
с каждым прожитым днем она и сама теряла веру в свои доводы.Тайком от матери Валя послала письмо командиру части. Это была мольба о помощи, просьба написать правду, как бы страшна она ни оказалась. Она караулила почтальона, выбегала на каждый стук, больше всего боясь, что Дарья Федоровна первой прочтет письмо и оно может убить ее. А ответ пришел непонятный. Собственно, даже и не ответ — вернулось ее письмо с припиской в верхнем углу тетрадочного листка: «Адресат выбыл». Что значила эта фраза, объяснить ей не смогли ни на цементном заводе, ни в военкомате. Валя решилась и показала письмо матери. А Дарья Федоровна даже приободрилась: выбыл — не убит, все легче черной неизвестности.
Наши отступали с тяжелыми боями, сотни раненых провозили через Вольск в санитарных поездах. Война была кровавой и смертельно опасной. И все уже понимали, что будет она долгой, Валя очень переменилась. Она как-то сама собой пзнла на себя отцовские хлопоты по дому, выкупала по карточкам продукты, заботилась о ремонте крыши и покупке топлива на зиму. Занятия в техникуме начались с опозданием. Валя хотела пойти работать на завод и уже стала договариваться — ее брали лаборанткой, — но мать настояла, чтоб она доучилась, всего год оставался, и Вале пришлось уступить. Дел прибавилось. Она страшно уставала к вечеру, по старалась не показать виду, крепилась. «Моя хозяюшка, опора моя,— ласково говорила Дарья Федоровна, вот бы отец посмотрел, порадовался. Откуда 'только у тебя силы берутся?»
И вот однажды — это было В начале ноября солнечным ясным днем над городом зазвучали сигналы воздушной тревоги.
Басовито гудели заводы, ревели паровозы на станции и в депо, истошно, со свистом орал пароход у пристани, били в рельсы, крутили на крыше штаба М1 ПЮ по-волчьи воющую ручную сирену. Два звена немецких самолетов, взблескивая под солнечными лучами, высоко и медленно плыли над Вольском.
Город затих, притаился.Дружно ударили зенитки, стоящие на меловых холмах за карьером. Белые цветы разрывов вспыхнули
и красиво распустились вокруг самолетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218