Правой рукой Искандер-бека стал курбаши Кара-ходжа, в недавнем прошлом мулла, — хитрый и коварный. Он ненавидел Искандер-бека и мечтал стать во главе басмачества. Левой рукой Искандера был одноглазый Турсун-палван — вор, грабитель и разбойник, славившийся даже у басмачей своей необузданной и яростной жестокостью.
В то время в Среднюю Азию приехал Михаил Васильевич Фрунзе. Узнав историю Искандера, он послал для встречи с ним верного человека, и тот после долгих трудов, встреч и взаимных обещаний убедил бека подписать договор о сдаче в плен всех его отрядов. В назначенный день и час на главной площади города в каре были выстроены красные кавалеристы, пехота и милиция. Все население высыпало на улицы. Пять тысяч человек привел Искандер-бек к сдаче. Как всегда, он ехал впереди головного отряда на своем любимом белом жеребце и первым показался на городской площади. А праведные мусульмане при виде его как один рухнули на колени. И лишь два отряда, нарушив приказ верховного, не сдались большевикам. Одним командовал одноглазый Турсун-палван, другим — Кара-ходжа. Они объявили Искандер-беку священную войну — газават.
Искандер между тем был назначен командиром дивизии, сформированной из беднейших и проверенных людей его отрядов. В дивизию влили эскадрон красных кавалеристов — узбеков из отрядов самообороны. Комиссаром дивизии стал Павел Саянов — чекист, бывший слесарь ташкентских железнодорожных мастерских. Попал в новую дивизию, вторично под командование Искандера, и Тиша Хамраев.
Снова загремели выстрелы в Ферганской долине. Искандер гонялся за Кара-ходжой и Турсун-палваном. Горели кишлаки, посевы, склады хлопка. Басмачи убивали людей, совершали воровские налеты и уходили в ночь. Оба курбаши не уступали Искандеру ни в ловкости, ни в хитрости. И все же главные силы их были окружены. Кара-ходжа прислал к Искандеру гонца: он готов сдаться и клянется аллахом, что сделает это, если Искандер-бек с личной охраной приедет для переговоров в кишлак Беш-агач, куда приедет и он с тридцатью своими лучшими джигитами.
Искандер сообщил, что согласен. Вместе с комиссаром Саяновым и тремя десятками бойцов прибыл он в назначенное место. Басмачей там не оказалось. Какой-то дехканин, пряча глаза, передал Искандеру фирман — послание Кара-ходжи: боясь коварства русских, тот менял место встречи и сообщал, что ждет своего друга и покровителя в соседнем кишлаке. Саянов убеждал командира дивизии не ехать и уж во всяком случае подтянуть поближе два-три эскадрона. Искандер
беспечно отмахивался: Кара-ходжа не посмеет напасть, он клянется аллахом, а если мулла клянется аллахом — дело тут верное.Засветло красный отряд подъехал к кишлаку. Как и предсказывал комиссар, здесь ждала их засада. Искандер-бек и его люди, забаррикадировавшись за дува-лом крайнего дома, приняли бой с басмаческой шайкой, намного превосходившей их по силам. Восемь атак отбил отряд. Первым пулей в сердце был убит Павел Саянов. Постепенно погибли все. Держался лишь один Искандер-бек. Четырежды раненный, он переползал с места на место и отстреливался, выкрикивая проклятия клятвопреступнику — черному псу.
Поняв, что Искандер-бек остался один, басмачи, опьяненные рисовой водкой — бузой, одурманенные анашой, ворвались разом с нескольких сторон во двор и захватили бывшего курбаши, смертельно раненного в пятый раз. Искандер был без сознания. Кара-ходжа никак не мог придумать ему самую страшную смерть. И наконец придумал — Искандер-бека погребли заживо, обрушив на него дувал, а потом, уже мертвому, ему отрезали голову. Кара-ходжа вздел ее на пику, сел на белого жеребца Искандера и, выведя басмачей из окружения, сумел соединиться с отрядом Турсун-палвана.
Но дни их были сочтены. Теснимые красными, басмачи метались, как скорпионы в огненном кольце. И жалили, как скорпионы. Но банды таяли. Басмачи бросали оружие, и только самые отъявленные головорезы, запачканные кровью убитых ими людей, держались до последнего. Прорываясь из очередного окружения, банды вынуждены были разъехаться. Одноглазый Турсун, разбив отряд на мелкие группы и заметая следы, решил уходить в Каракумы и затеряться в песках. Кара-ходжа пробивался на Памир, чтобы бежать за границу, в Кашгар иго. Он не расставался с головой Искандер-бека и возил ее с собой повсюду, вздетую на пику...
Тиша Хамраев был в полку, который шел по пятам Кара-ходжи, отрезая его от перевалов. «Черный мулла» километров на десять оторвался от красных конников. Надвигалась зима, наверху в горах уже вовсю гудели метели и снегопады. Со дня на день они могли, закрыть тропы и дороги, и поэтому Кара-ходжа очень
торопился. Ворвавшись в последний на пути к вершине кишлачок, он приказал собрать стариков аксакалов и потребовал, чтобы ему дали самых опытных провожатых, которые провели бы его джигитов путем, неведомым кяфирам. Аксакалы отказались: время ушло, наверху снега, метели, часты лавины. Надо ждать, надо было приходить в горы раньше.
Кара-ходжа доказал, что «Черный мулла» не любит непослушных, — он разрядил свой маузер и уложил двух стариков. Обидеть старика даже словом — самый большой грех в Азии. А тут убийство! Но что могли сделать дехкане, видя перед собой отчаявшихся, готовых на все, вооруженных до зубов басмачей? Проклинать их про себя, призывать на их головы кары аллаха? Тут поднялся самый старший из аксакалов и сказал, что поведет отряд через горы: ему все равно пора умирать, а идут они на верную смерть.
Еще не рассвело, когда басмачи выступили: разведчики красного полка могли появиться в кишлаке с минуты на минуту. Старик уверенно нашел полузанесенную снегом тропу и вел по ней банду в обход дороги, к перевалу. Кара-ходжа ехал за ним на белом жеребце след в след. Он нервничал и торопил провожатого. Трое басмачей были оставлены им на перекрестке тропы и дороги прикрывать отход, несколько благоразумных сбежали еще ночью. За курбаши брело человек пятнадцать — все, что осталось от его двухтысячной банды. И еще остался у курбаши бесценный белый конь Искандер-бека да его голова, насаженная на пику, и заветный белый мешочек, надежно спрятанный под халатами на поясе. Только бы уйти в Кашгар! Там или у афгани можно прожить безбедно все дни, оставленные ему аллахом.
Тропа петляла, закладывала головокружительные виражи, поднималась некруто в небо. Но снега все прибавлялось. Старый проводник увязал в нем чуть не по колена. Облака быстрыми тенями скользили внизу. Где-то справа ярко сверкнул отраженный от ледника солнечный луч и потух, скрытый тяжелой черной тучей, наполненной, казалось, до краев снегом. И тут же в самом деле начался снегопад. Снежинки падали пусто — крупные, тяжелые, неправдоподобные, точно затные хлопья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218