Почему вы не вместе? Больше двадцати лет прошло! Это же трагедия, Базанов!
— Идите, пожалуйста, к черту, если вас это не затруднит.
— Мы же договорились — жить интеллигентно. Свободные диалоги без запрещенных приемов. Вы нервничаете?
— Нервничаю — следовательно, я существую, — обычной фразой парировал Глеб.
— Отрицательные эмоции не для нас. Не сердитесь.
— Не буду.
— Давайте читать. Как вам нравится роман, часть первая ?
— Примитив. А часть вторая, что вы задерживаете?
— Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете, хотя тоже не Конан Дойль.
Прозорливый Зыбин не угадал: между Глебом и Ануш никогда ничего не было. Пять лет учился Глеб в университете, чуть ли не ежедневно посещал дом на Пушкинской, и — надо же! — ни малейшего намека на любовь. Просто добрые, дружеские отношения. Даже в мыслях Ануш всегда существовала как сестра, как товарищ. Она понимала все, с ней можно было посоветоваться о любом деле, поделиться радостью или неудачами, и всегда она отвечала тем же. Они уравновешивали друг друга — темпераментная, порывистая Ануш и спокойный, даже чуть-чуть флегматичный Глеб. Им было всегда хорошо вместе, до тех пор, пока в ее жизни не появился Леонид Савин, археолог, аспирант.
Но еще до этого на Рубена Георгиевича Пирадова неожиданно свалилась беда, и все стало рушиться в этом милом и родном доме...
Началось с выступления Пирадова на собрании в Союзе писателей, которое именовалось дискуссией по поводу антинародного характера эпоса «Алпамыш». Накануне в газете один мало любимый всеми критик в соавторстве с незащитившимся аспирантом опубликовал статью. Статья доказывала: «Алпамыш» воспевает ханов и беков, прославляет братоубийственные войны,
национальную рознь и неуважительно говорит о простых людях. Эпос антинародный, а те, кто пропагандирует его, — националисты, их приспешники и подголоски.
Аспирант Шаюсупов, похожий на нахохлившуюся галку, темноскулый, с лицом, будто опаленным огнем, был, кажется, испуган. Он лишь дал материал вальяжному, большелобому и крупноголовому критику Влади-мову, с телом солидным, как купеческий буфет, и никак не рассчитывал на столь шумный резонанс. Владимов уловил момент — скандальная статья выводила его в «ведущие», делала имя. При этом, правда, он замахивался на талантливых людей — на исследователей и переводчиков, на писателей и драматургов, которые использовали в своих произведениях мотивы эпоса. Он шел на риск, но неожиданно нашел поддержку у тогдашних руководителей Союза писателей. Остальное, как говорится, было вопросом организации/Собрание и было хорошо организовано, выступающие подготовлены — один, другой, третий. Критические волны расходились с трибуны шире и шире, захватывая оперу и драматический театр, кино и изобразительное искусство. Назывались произведения, так или иначе связанные с «Алпамышем», под которыми, как говорили выступающие, мог бы подписаться любой буржуазный националист.
Но вот попросил слова Пирадов. Председательствующий не заметил его поднятой руки, не услышал настойчиво повторяемого: «Прошу слова»,— но Рубен был упорен, зал поддержал его, и он вышел на трибуну. Он произнес гневную и горькую речь о том, что еще никому никогда не удавалось улучшать или ухудшать историю, что эпос объективно отражает жизнь народа; что он, Пирадов, не понимает смысла дискуссии и тех отнюдь не литературных выводов, которые здесь пытаются делать люди, по странной случайности принадлежащие к Союзу писателей; что пройдет года два-три или десять, может быть, и всем сидящим в зале станет стыдно, что они были участниками столь позорного собрания. Лично он не хочет в этом участвовать. Пирадов спустился с трибуны и вышел из зала. Добрый гном оказался стойким и бесстрашным человеком.
Ответом на его выступление было несколько разгромных статей в русских и узбекских газетах, посвященных старой повести Пирадова о присоединении Средней Азии к России, изданной еще в конце сорокового года. Статьи находили в книге корень нынешних ошибок автора, подчеркивали, что Пирадов упорно стоит на своих прежних позициях, что он не разоружился.
На заседании кафедры современной истории университета говорили уже о порочной концепции Пирадова и о системе его ошибок.Рубен Георгиевич как-то очень тихо, словно невзначай, оказался выведенным из редакционного совета издательства, затем — из редколлегии литературного журнала. Его роман, принятый издательством, был возвращен на доработку с такой зубодробительной рецензией, что ни о какой правке говорить не приходилось: нужно было писать новый роман.
Рубен-мудрый стойко встречал удары судьбы и не падал духом. Во всяком случае, никто не замечал этого. Он занимался переводами с узбекского и таджикского, его переводы охотно печатали, и это давало семье кое-какие деньги на жизнь.
Критик Владимов, с которым Пирадов демонстративно перестал здороваться, защитил в это время докторскую диссертацию и был назначен деканом филологического факультета. Владимов считал, что факультет заражен гнилым, мелкобуржуазным либерализмом, многие курсы читаются плохо и неквалифицированно, дисциплина среди студентов хромает. Он говорил об этом часто и повсюду и даже выступил в университетской газете со статьей, где перечислялись необходимые меры оздоровления обстановки. Принятие этих мер не заставило себя ждать. Несколько педагогов «по собственному желанию» были вынуждены перейти в пединститут. Два студента-первокурсника и студентка со второго курса показательно исключены за академическую неуспеваемость и пропуск занятий. Было заменено руководство научным обществом, не обеспечившее должного научного и идеологического уровня студенческих работ.
Во главе группы студентов Ануш — тогда еще комсорг третьего курса — отправилась к декану выяснять отношения.Владимов не принял делегацию, назвав ее группой недомыслящих: он терпеть не мог групповщины.Ануш пробилась к нему в приемные часы. Он узнал, что она дочка Пирадова, и невзлюбил Ануш вдвойне.
Однажды в присутствии многих студентов Владимов незаслуженно обидел Ануш, а когда она попыталась оправдаться — оскорбил и довел до слез. Рубен Георгиевич узнал об этом от подруги Ануш и незамедлительно отправился на факультет.
Владимов с удовольствием повторил отцу все, что он думает о его дочери, не преминув заметить: яблоко-де падает недалеко от яблони.Пирадов, не сдержавшись, ответил ему дерзостью.Владимов разразился угрозами и выругался. Добрый и кроткий гном, дико вскрикнув, схватил со стола чернильницу и пустил ею в декана.
На улице Пирадову стало худо. Две девушки отвели его в сквер, усадили на скамейку. Услышав звонок на лекцию, он прогнал их от себя и умер тут же, на скамейке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Идите, пожалуйста, к черту, если вас это не затруднит.
— Мы же договорились — жить интеллигентно. Свободные диалоги без запрещенных приемов. Вы нервничаете?
— Нервничаю — следовательно, я существую, — обычной фразой парировал Глеб.
— Отрицательные эмоции не для нас. Не сердитесь.
— Не буду.
— Давайте читать. Как вам нравится роман, часть первая ?
— Примитив. А часть вторая, что вы задерживаете?
— Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете, хотя тоже не Конан Дойль.
Прозорливый Зыбин не угадал: между Глебом и Ануш никогда ничего не было. Пять лет учился Глеб в университете, чуть ли не ежедневно посещал дом на Пушкинской, и — надо же! — ни малейшего намека на любовь. Просто добрые, дружеские отношения. Даже в мыслях Ануш всегда существовала как сестра, как товарищ. Она понимала все, с ней можно было посоветоваться о любом деле, поделиться радостью или неудачами, и всегда она отвечала тем же. Они уравновешивали друг друга — темпераментная, порывистая Ануш и спокойный, даже чуть-чуть флегматичный Глеб. Им было всегда хорошо вместе, до тех пор, пока в ее жизни не появился Леонид Савин, археолог, аспирант.
Но еще до этого на Рубена Георгиевича Пирадова неожиданно свалилась беда, и все стало рушиться в этом милом и родном доме...
Началось с выступления Пирадова на собрании в Союзе писателей, которое именовалось дискуссией по поводу антинародного характера эпоса «Алпамыш». Накануне в газете один мало любимый всеми критик в соавторстве с незащитившимся аспирантом опубликовал статью. Статья доказывала: «Алпамыш» воспевает ханов и беков, прославляет братоубийственные войны,
национальную рознь и неуважительно говорит о простых людях. Эпос антинародный, а те, кто пропагандирует его, — националисты, их приспешники и подголоски.
Аспирант Шаюсупов, похожий на нахохлившуюся галку, темноскулый, с лицом, будто опаленным огнем, был, кажется, испуган. Он лишь дал материал вальяжному, большелобому и крупноголовому критику Влади-мову, с телом солидным, как купеческий буфет, и никак не рассчитывал на столь шумный резонанс. Владимов уловил момент — скандальная статья выводила его в «ведущие», делала имя. При этом, правда, он замахивался на талантливых людей — на исследователей и переводчиков, на писателей и драматургов, которые использовали в своих произведениях мотивы эпоса. Он шел на риск, но неожиданно нашел поддержку у тогдашних руководителей Союза писателей. Остальное, как говорится, было вопросом организации/Собрание и было хорошо организовано, выступающие подготовлены — один, другой, третий. Критические волны расходились с трибуны шире и шире, захватывая оперу и драматический театр, кино и изобразительное искусство. Назывались произведения, так или иначе связанные с «Алпамышем», под которыми, как говорили выступающие, мог бы подписаться любой буржуазный националист.
Но вот попросил слова Пирадов. Председательствующий не заметил его поднятой руки, не услышал настойчиво повторяемого: «Прошу слова»,— но Рубен был упорен, зал поддержал его, и он вышел на трибуну. Он произнес гневную и горькую речь о том, что еще никому никогда не удавалось улучшать или ухудшать историю, что эпос объективно отражает жизнь народа; что он, Пирадов, не понимает смысла дискуссии и тех отнюдь не литературных выводов, которые здесь пытаются делать люди, по странной случайности принадлежащие к Союзу писателей; что пройдет года два-три или десять, может быть, и всем сидящим в зале станет стыдно, что они были участниками столь позорного собрания. Лично он не хочет в этом участвовать. Пирадов спустился с трибуны и вышел из зала. Добрый гном оказался стойким и бесстрашным человеком.
Ответом на его выступление было несколько разгромных статей в русских и узбекских газетах, посвященных старой повести Пирадова о присоединении Средней Азии к России, изданной еще в конце сорокового года. Статьи находили в книге корень нынешних ошибок автора, подчеркивали, что Пирадов упорно стоит на своих прежних позициях, что он не разоружился.
На заседании кафедры современной истории университета говорили уже о порочной концепции Пирадова и о системе его ошибок.Рубен Георгиевич как-то очень тихо, словно невзначай, оказался выведенным из редакционного совета издательства, затем — из редколлегии литературного журнала. Его роман, принятый издательством, был возвращен на доработку с такой зубодробительной рецензией, что ни о какой правке говорить не приходилось: нужно было писать новый роман.
Рубен-мудрый стойко встречал удары судьбы и не падал духом. Во всяком случае, никто не замечал этого. Он занимался переводами с узбекского и таджикского, его переводы охотно печатали, и это давало семье кое-какие деньги на жизнь.
Критик Владимов, с которым Пирадов демонстративно перестал здороваться, защитил в это время докторскую диссертацию и был назначен деканом филологического факультета. Владимов считал, что факультет заражен гнилым, мелкобуржуазным либерализмом, многие курсы читаются плохо и неквалифицированно, дисциплина среди студентов хромает. Он говорил об этом часто и повсюду и даже выступил в университетской газете со статьей, где перечислялись необходимые меры оздоровления обстановки. Принятие этих мер не заставило себя ждать. Несколько педагогов «по собственному желанию» были вынуждены перейти в пединститут. Два студента-первокурсника и студентка со второго курса показательно исключены за академическую неуспеваемость и пропуск занятий. Было заменено руководство научным обществом, не обеспечившее должного научного и идеологического уровня студенческих работ.
Во главе группы студентов Ануш — тогда еще комсорг третьего курса — отправилась к декану выяснять отношения.Владимов не принял делегацию, назвав ее группой недомыслящих: он терпеть не мог групповщины.Ануш пробилась к нему в приемные часы. Он узнал, что она дочка Пирадова, и невзлюбил Ануш вдвойне.
Однажды в присутствии многих студентов Владимов незаслуженно обидел Ануш, а когда она попыталась оправдаться — оскорбил и довел до слез. Рубен Георгиевич узнал об этом от подруги Ануш и незамедлительно отправился на факультет.
Владимов с удовольствием повторил отцу все, что он думает о его дочери, не преминув заметить: яблоко-де падает недалеко от яблони.Пирадов, не сдержавшись, ответил ему дерзостью.Владимов разразился угрозами и выругался. Добрый и кроткий гном, дико вскрикнув, схватил со стола чернильницу и пустил ею в декана.
На улице Пирадову стало худо. Две девушки отвели его в сквер, усадили на скамейку. Услышав звонок на лекцию, он прогнал их от себя и умер тут же, на скамейке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218