Что касается первой части — мне все понятно.
— Остальное тебя не касается.
— Продолжай хотя бы не остальное.
— Не остальное определялось тем, что пошел второй год стройки, а проекта северного участка так и не существовало. На пути изыскателей встала впадина Обойти ее было трудно — велика. И глубока оказалась, подлюка. Подсчитали: чтобы закачать ее водой и пропустить воду дальше — лет десять потребовалось бы, не
меньше. И это, не принимая во внимание фильтрацию, испарение и прочие потери воды. Представляешь — десять лет! Это ведь не «кой-кырылган», не баран сдох! Решили попробовать все же отклониться от приказной красной линии и обойти Каракамыш. Долго советовались, спорили, но все же решились, погнали геологов на север и юг. Только и из этой затеи ничего не вышло: вокруг — поля движущихся барханов. Такие поля, случалось, громадные города заносили, не то что канал. От той асфальтовой дороги, что ушла килбметров на пятьдесят от Караташа вдоль предполагаемой трассы, за полгода ничего не осталось. Занесло мелким песочком до самой макушки, и следов не видать!
Стали думать, как движущиеся барханы остановить. Кликнули клич, и слетелись в Караташ всякие специалисты и изобретатели. Конечно, проще всего саксаул и акацию высаживать, но ведь на это время нужно, годы. Тут это не годится, тут все быстро надо: может, завтра-послезавтра в Москву вызовут и рапортовать придется. Конкурс объявили, премия большая. Один клей изобрел, клеем барханы мазать. Другой — особую эмульсию, с самолета разбрызгивать. Ничего, конечно, и из этих затей не получилось. А время бежит. Зарплату, правда, все получают. Стройку субсидируют аккуратно. И отчеты из Караташа аккуратные. Квартальные, месячные. Сводки чуть ли не ежедневные. План по капиталовложениям перевыполняется, государственные копейки и рубли расходуются. Хорошеет Караташ. Коптит небо асфальтовый заводик. Грохочут бетономешалки, что-то деревянное и каменное возят автомобили, железнодорожная ветка к окраине поселка подошла. В конторах управления строительства полным-полно служащих, и все считают, чертят, пишут. Но ведь где и как строить северный участок трассы, опять никто не знает.
И тут разговоры пошли, слухи — а это самое последнее дело. Иристов, говорили, написал докладную в Москву, но Музычук успел перехватить ее. Они крепко поругались. Иристов сумел словчить и соскочил с тонущего корабля. Приехал новый главный инженер. Началась полоса перемещений. Каждый день кого-то снимали, и грозные приказы доводились до сведения всего руководящего состава строительства. Музычук
осатанел. Он мотался по трассе насупленный, малоразговорчивый, с лицом землистого цвета не то от лёссовой пыли, не то от неудач....Я был в базовом лагере двадцать первой экспедиции в Баба-Дурды, неподалеку от Караташа, где разместилась и вся наша первая партия, когда туда прибыл Федор Иванович Музычук. Все чуяли — приехал снимать начальника партии. А может, и самого Олега Ко-гина, начальника экспедиции, под горячую руку расстрелять солеными огурцами собирался. Вообще-то знали: не может, не имеет права Когина тронуть, не его компетенция, а боялись: Музычук всего мог добиться, и Когин для него — пешка.
Тут я впервые и увидел начальника стройки вблизи. Знаешь, он мне понравился. От него исходила какая-то сила, уверенность в правоте, во всем, что он говорит и делает. И вера в необсуждаемость его приказов. Для него просто не существовали возражающие. С ними он не работал, он их выгонял, понижал в должности, стирал в порошок. Люди, с которыми он работал, были исполнителями. Исполнителями — и точка. Таких он еще признавал, если они были аккуратными, быстрыми и инициативно давили на всех тех, кто им подчинялся. Поэтому Музычук сначала приволок Когина откуда-то с трассы, а уж потом отправился вместе с ним в Баба-Дурды «наводить порядки», «чистить мозги» и снимать Колодкова — начальника партии.
Ивана Ивановича Колодкова любили в экспедиции. Он был старым азиатом, а это целое племя, особое; знаешь, как они друг за друга держатся — и буровики, и геологи, и все прочие работяги. Колодков был малопримечательный человек лет сорока. Все вроде среднее: рост, плечи, полнота. И ни одной запоминающейся детали, и лицо обыкновенное. Как утверждают авторы военных детективов, именно из такого типа людей и вербуют шпионов. Посмотришь на него — колхозный бухгалтер, начальник райсобеса, ну, почтового отделения в районном центре. А ведь четверть века в поле, по пустыням и горам Средней Азии мотался! Но даже солнышко наше приветливое ничего с ним сделать не смогло — ультрафиолетовые лучи (знаешь, как говорится: где-то седеют, а у нас в горах лысеют?)
его не задели. И в Караташ он одним из первых прибыл. Тогда еще ни управления строительством, ни геологической экспедиции тут не было. И Музычуком не пахло. Иристов, правда, уже жил — в палатке на холме, как великий полководец. Без армии, впрочем...
Иван Иванович нам так об этом времени рассказывал:
«Переправился я через реку, добрался до Караташа. Конец марта. Кишлачок малоприметный. Неужели, думаю, тут город будет заложен? Места похуже выбрать не могли. Ветер постоянный. Дует, как в аэродинамической трубе. Солончаки. И грунтовые воды близки к поверхности. Попробуй посади и вырасти здесь дерево. Землю мыть надо, промывать ее, а потом поить, как раненного в живот,— столько, сколько положено, ни грамма больше...»
Это он очень правильно говорил: как раненного в живот. Сам был ранен в пузо, знаю. Чуть больше дадут воды на полив, она соленые грунтовые воды на поверхность выжимает. Выйдут грунтовые воды к посевам, к траве, саженцам — солнце воду выпарит, одна соль остается. Она-то и убивает все живое. Хитрое это дело — вести хозяйство на засоленных землях. Водяной баланс! Действительно, помучались с ним озеленители Караташа. Но это так, к слову...
«Хожу я по Караташу и все больше недоумеваю,— рассказывал Колодков. — То тут, то там квартирьеры-прорабы землю для себя столбят. Кто фундамент под дом выкладывает, кто сортир поднять торопится. Походил я, походил и сам кинулся местечко для экспедиционного начальства выбирать — пока земли много. Но ведь расхватывают! При таких темпах и глазом не моргнешь, да и народ прибывает. Кем только не перебывал я в ту первую весну: и прорабом, и на пилораме «нижним» стоял, случалось, чертежником был, защитные дамбы на реке строил, грунты под насосную станцию для Караташа изучал — всего и не упомнишь. Потом мы с Иристовым в путешествие отправились — строительные материалы искать. Нашли кое-что. Неподалеку от развалин старой крепости Гяур-Кала выходы — зеленый мрамор, порфирит. Много ли его там, мало ли — кто знает? Но Иристов, истинно восточная душа, возрадовался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Остальное тебя не касается.
— Продолжай хотя бы не остальное.
— Не остальное определялось тем, что пошел второй год стройки, а проекта северного участка так и не существовало. На пути изыскателей встала впадина Обойти ее было трудно — велика. И глубока оказалась, подлюка. Подсчитали: чтобы закачать ее водой и пропустить воду дальше — лет десять потребовалось бы, не
меньше. И это, не принимая во внимание фильтрацию, испарение и прочие потери воды. Представляешь — десять лет! Это ведь не «кой-кырылган», не баран сдох! Решили попробовать все же отклониться от приказной красной линии и обойти Каракамыш. Долго советовались, спорили, но все же решились, погнали геологов на север и юг. Только и из этой затеи ничего не вышло: вокруг — поля движущихся барханов. Такие поля, случалось, громадные города заносили, не то что канал. От той асфальтовой дороги, что ушла килбметров на пятьдесят от Караташа вдоль предполагаемой трассы, за полгода ничего не осталось. Занесло мелким песочком до самой макушки, и следов не видать!
Стали думать, как движущиеся барханы остановить. Кликнули клич, и слетелись в Караташ всякие специалисты и изобретатели. Конечно, проще всего саксаул и акацию высаживать, но ведь на это время нужно, годы. Тут это не годится, тут все быстро надо: может, завтра-послезавтра в Москву вызовут и рапортовать придется. Конкурс объявили, премия большая. Один клей изобрел, клеем барханы мазать. Другой — особую эмульсию, с самолета разбрызгивать. Ничего, конечно, и из этих затей не получилось. А время бежит. Зарплату, правда, все получают. Стройку субсидируют аккуратно. И отчеты из Караташа аккуратные. Квартальные, месячные. Сводки чуть ли не ежедневные. План по капиталовложениям перевыполняется, государственные копейки и рубли расходуются. Хорошеет Караташ. Коптит небо асфальтовый заводик. Грохочут бетономешалки, что-то деревянное и каменное возят автомобили, железнодорожная ветка к окраине поселка подошла. В конторах управления строительства полным-полно служащих, и все считают, чертят, пишут. Но ведь где и как строить северный участок трассы, опять никто не знает.
И тут разговоры пошли, слухи — а это самое последнее дело. Иристов, говорили, написал докладную в Москву, но Музычук успел перехватить ее. Они крепко поругались. Иристов сумел словчить и соскочил с тонущего корабля. Приехал новый главный инженер. Началась полоса перемещений. Каждый день кого-то снимали, и грозные приказы доводились до сведения всего руководящего состава строительства. Музычук
осатанел. Он мотался по трассе насупленный, малоразговорчивый, с лицом землистого цвета не то от лёссовой пыли, не то от неудач....Я был в базовом лагере двадцать первой экспедиции в Баба-Дурды, неподалеку от Караташа, где разместилась и вся наша первая партия, когда туда прибыл Федор Иванович Музычук. Все чуяли — приехал снимать начальника партии. А может, и самого Олега Ко-гина, начальника экспедиции, под горячую руку расстрелять солеными огурцами собирался. Вообще-то знали: не может, не имеет права Когина тронуть, не его компетенция, а боялись: Музычук всего мог добиться, и Когин для него — пешка.
Тут я впервые и увидел начальника стройки вблизи. Знаешь, он мне понравился. От него исходила какая-то сила, уверенность в правоте, во всем, что он говорит и делает. И вера в необсуждаемость его приказов. Для него просто не существовали возражающие. С ними он не работал, он их выгонял, понижал в должности, стирал в порошок. Люди, с которыми он работал, были исполнителями. Исполнителями — и точка. Таких он еще признавал, если они были аккуратными, быстрыми и инициативно давили на всех тех, кто им подчинялся. Поэтому Музычук сначала приволок Когина откуда-то с трассы, а уж потом отправился вместе с ним в Баба-Дурды «наводить порядки», «чистить мозги» и снимать Колодкова — начальника партии.
Ивана Ивановича Колодкова любили в экспедиции. Он был старым азиатом, а это целое племя, особое; знаешь, как они друг за друга держатся — и буровики, и геологи, и все прочие работяги. Колодков был малопримечательный человек лет сорока. Все вроде среднее: рост, плечи, полнота. И ни одной запоминающейся детали, и лицо обыкновенное. Как утверждают авторы военных детективов, именно из такого типа людей и вербуют шпионов. Посмотришь на него — колхозный бухгалтер, начальник райсобеса, ну, почтового отделения в районном центре. А ведь четверть века в поле, по пустыням и горам Средней Азии мотался! Но даже солнышко наше приветливое ничего с ним сделать не смогло — ультрафиолетовые лучи (знаешь, как говорится: где-то седеют, а у нас в горах лысеют?)
его не задели. И в Караташ он одним из первых прибыл. Тогда еще ни управления строительством, ни геологической экспедиции тут не было. И Музычуком не пахло. Иристов, правда, уже жил — в палатке на холме, как великий полководец. Без армии, впрочем...
Иван Иванович нам так об этом времени рассказывал:
«Переправился я через реку, добрался до Караташа. Конец марта. Кишлачок малоприметный. Неужели, думаю, тут город будет заложен? Места похуже выбрать не могли. Ветер постоянный. Дует, как в аэродинамической трубе. Солончаки. И грунтовые воды близки к поверхности. Попробуй посади и вырасти здесь дерево. Землю мыть надо, промывать ее, а потом поить, как раненного в живот,— столько, сколько положено, ни грамма больше...»
Это он очень правильно говорил: как раненного в живот. Сам был ранен в пузо, знаю. Чуть больше дадут воды на полив, она соленые грунтовые воды на поверхность выжимает. Выйдут грунтовые воды к посевам, к траве, саженцам — солнце воду выпарит, одна соль остается. Она-то и убивает все живое. Хитрое это дело — вести хозяйство на засоленных землях. Водяной баланс! Действительно, помучались с ним озеленители Караташа. Но это так, к слову...
«Хожу я по Караташу и все больше недоумеваю,— рассказывал Колодков. — То тут, то там квартирьеры-прорабы землю для себя столбят. Кто фундамент под дом выкладывает, кто сортир поднять торопится. Походил я, походил и сам кинулся местечко для экспедиционного начальства выбирать — пока земли много. Но ведь расхватывают! При таких темпах и глазом не моргнешь, да и народ прибывает. Кем только не перебывал я в ту первую весну: и прорабом, и на пилораме «нижним» стоял, случалось, чертежником был, защитные дамбы на реке строил, грунты под насосную станцию для Караташа изучал — всего и не упомнишь. Потом мы с Иристовым в путешествие отправились — строительные материалы искать. Нашли кое-что. Неподалеку от развалин старой крепости Гяур-Кала выходы — зеленый мрамор, порфирит. Много ли его там, мало ли — кто знает? Но Иристов, истинно восточная душа, возрадовался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218