Посмотрите, как жизнь
фактически стала аскетична, как самоотреченна, небывалое
самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека,
как необходимость, все разрозненное и почти во всех самых разнородных
по содержанию областях жизни идет к единству через коллективизм... Вы
скажете, но все это не во имя Его, а против Него. Да, это верно. Сейчас с
Его печатью в скорби, в Гефсимании и на Голгофе. Это верно, но так же
несомненно, что все усилия и творчество направлены на создание таких
форм жизни, какая в своей принципиальной идейной части вся Им
предуказана, без Него не может быть осуществлена и неминуемо
приведет к Нему".
В тяжелейших испытаниях русские православные люди
сохраняли в себе духовные ценности Святой Руси. В лагерях и тюрьмах
русские священнослужители показывали пример духовного
жизнеутверждения, непоколебимого благодушия и твердости. Во многих
лагерях и тюрьмах епископы и священники продолжали нести свою
духовную миссию, облегчая тяжелейшую участь многих русских людей.
Архиепископа Илариона, например, сосланного на Соловки, в лагере
полюбили все: не только собратья по священству, но и интеллигенция,
дворяне, офицеры, невинно сосланные крестьяне и даже отпетые
уголовники. Владыка создал на Соловках рыболовецкую артель, которая,
по воспоминаниям очевидцев, была и настоящей духовной школой.
"Соловки, - говорил он, - это замечательная школа - нестяжания,
кротости, смирения, воздержания, терпения и трудолюбия".
Владыка Иларион нес в себе все высшие ценности Русской
цивилизации. Люди, сидевшие с ним в лагере, вспоминали, что за
обыкновенной, простой внешностью можно было увидеть детскую
чистоту, великую духовную опытность, доброту и милосердие, это
сладостное безразличие к материальным благам, истинную веру,
подлинное благочестие, высокое нравственное совершенство, не говоря
уже об умственном сопряженном с силой и ясностью убеждении. Этот
вид обыкновенной греховности, юродство, личина светскости скрывали
от людей внутреннее делание и спасали его самого от лицемерия и
тщеславия. Он был заклятый враг лицемерия и всякого "вида
благочестия", совершенно сознательный и прямой. В "артели Троицкого"
(так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство
прошло в Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя
грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать
строгость своего быта, не стоит. А тем более думать о себе больше, чем
ты есть на самом деле.
Каждого приезжающего священника Владыка подробно
расспрашивает обо всем, что предшествовало заключению. "За что же
арестовали?" - "Да служил молебен у себя на дому, когда монастырь
закрыли, - отвечал отец игумен, - ну, собирался народ и даже бывали
исцеления..." - "Ах, вот как, даже исцеления бывали... сколько же вам
дали Соловков?" - "Три года". - "Ну, это мало, за исцеления надо бы
дать больше, советская власть не досмотрела"... Само собой понятно, что
говорить об исцелениях по своим молитвам было более чем нескромно.
Те, кто провел с ним годы в совместном заключении, были
свидетелями его полного монашеского нестяжания, глубокой простоты,
подлинного смирения, детской кротости. Он просто отдавал все, что
имел, что у него просили. Своими вещами он не интересовался. Поэтому
кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом. И
такой послушник находился у него и на Соловках. Этот чарующий дух
нестяжания и был подлинно от митрополита Антония, школой которого
многие хвалятся. Этого человека можно оскорбить, но он на это никогда
ответит, даже, может быть, и не заметит сделанной попытки. Он всегда
весел и если даже озабочен и обеспокоен, то быстро попытается прикрыть
это все той же веселостью. Он на все смотрит духовными очами и все
служит ему на пользу духа.
Благодушие его простиралось на самую советскую власть, и на
нее он мог смотреть незлобивыми очами. Всех "церковников" советская
власть наделила равными сроками заключения. Архиепископу Илариону,
потрудившемуся около Патриарха в Москве и наносившему тяжелые
удары безбожию и обновленческому расколу, безусловно, ставшему
величиною в общероссийском масштабе, и почти юноше, маленькому
иеромонаху из Казани, у которого все преступление состояло в том, что
он с дьякона-обновленца снял орарь и не позволил ему с собою служить,
было дано три года.
Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому,
общительность просто поразительны. Он был самою популярною
личностью в лагере, среди всех его слоев.
В дни, когда многим русским людям казалось, что наступает
конец света, православные старцы призывают унывающих отрезвиться и
не заниматься поиском признаков кончины мира, а духовно работать и
молиться. Вот что ответил оптинский старец Нектарий монахине,
спросившей его в 1924 году о кончине мира. "Он мне показал письма,
которые ему присылают: о видении Спасителя, Который говорил, что
вскоре конец мира, о выдержке из газет, что появился мессия в Индии, а
Илия в Америке и т.п. Много говорил, но и улыбался, а предварительно
перед тем, сразу при встрече нас, обратился с такими словами: "Что это
вы все обращаетесь к моему худоумию - вот обратитесь к оптинским
монахам". Я улыбнулась, а он говорит: "Это я вам серьезно говорю, они
вам скажут все на пользу". Когда я повидалась с ними, они и говорят:
"Если люди, которые занимаются изысканиями признаков кончины мира,
а о душах своих не заботятся, это все они делают ради других" (очевидно,
чтобы сообщить сенсационную новость). Так вот, монахи мне сказали,
что людям не полезно знать время второго пришествия: "Бдите и
молитесь", сказал Спаситель, значит, не надо предугадывать событий, а в
свое время верным будет все открыто. Дедушка (о. Нектарий. - О.П.)
остался доволен ответом монахов, так как он тоже не сторонник того,
когда доверяют всяким фантазиям в этой области. Я спросила: "Батюшка,
а говорят, что и Иоанн Богослов придет?" Он ответил: "Все это будет, но
это великая тайна". И еще сказал: "Во дни Ноя Господь в течение ста лет
говорил, что будет потоп, но Ему не верили, не каялись, и из множества
людей нашелся один праведник с семейством". Так будет и в пришествии
Сына Человеческого".
Многие из знамений о конце света нашли отражение в работах
духовного писателя С.А. Нилуса, бывшего духовным сыном оптинских
старцев и окормлявшегося у отца Варсонофия Оптинского.
С.А. Нилус, несмотря на преследования, обыски, аресты (в 1924 и
1927 годах), до самой кончины в январе 1929 года писал вторую часть
книги "На берегу Божьей реки", в которой говорил о чудотворениях как
проявлении Воли Божией, о спасительной силе покаяния при тяжких
несвободах, в каких оказался Русский народ, о Церкви как водительнице
совести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318
фактически стала аскетична, как самоотреченна, небывалое
самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека,
как необходимость, все разрозненное и почти во всех самых разнородных
по содержанию областях жизни идет к единству через коллективизм... Вы
скажете, но все это не во имя Его, а против Него. Да, это верно. Сейчас с
Его печатью в скорби, в Гефсимании и на Голгофе. Это верно, но так же
несомненно, что все усилия и творчество направлены на создание таких
форм жизни, какая в своей принципиальной идейной части вся Им
предуказана, без Него не может быть осуществлена и неминуемо
приведет к Нему".
В тяжелейших испытаниях русские православные люди
сохраняли в себе духовные ценности Святой Руси. В лагерях и тюрьмах
русские священнослужители показывали пример духовного
жизнеутверждения, непоколебимого благодушия и твердости. Во многих
лагерях и тюрьмах епископы и священники продолжали нести свою
духовную миссию, облегчая тяжелейшую участь многих русских людей.
Архиепископа Илариона, например, сосланного на Соловки, в лагере
полюбили все: не только собратья по священству, но и интеллигенция,
дворяне, офицеры, невинно сосланные крестьяне и даже отпетые
уголовники. Владыка создал на Соловках рыболовецкую артель, которая,
по воспоминаниям очевидцев, была и настоящей духовной школой.
"Соловки, - говорил он, - это замечательная школа - нестяжания,
кротости, смирения, воздержания, терпения и трудолюбия".
Владыка Иларион нес в себе все высшие ценности Русской
цивилизации. Люди, сидевшие с ним в лагере, вспоминали, что за
обыкновенной, простой внешностью можно было увидеть детскую
чистоту, великую духовную опытность, доброту и милосердие, это
сладостное безразличие к материальным благам, истинную веру,
подлинное благочестие, высокое нравственное совершенство, не говоря
уже об умственном сопряженном с силой и ясностью убеждении. Этот
вид обыкновенной греховности, юродство, личина светскости скрывали
от людей внутреннее делание и спасали его самого от лицемерия и
тщеславия. Он был заклятый враг лицемерия и всякого "вида
благочестия", совершенно сознательный и прямой. В "артели Троицкого"
(так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство
прошло в Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя
грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать
строгость своего быта, не стоит. А тем более думать о себе больше, чем
ты есть на самом деле.
Каждого приезжающего священника Владыка подробно
расспрашивает обо всем, что предшествовало заключению. "За что же
арестовали?" - "Да служил молебен у себя на дому, когда монастырь
закрыли, - отвечал отец игумен, - ну, собирался народ и даже бывали
исцеления..." - "Ах, вот как, даже исцеления бывали... сколько же вам
дали Соловков?" - "Три года". - "Ну, это мало, за исцеления надо бы
дать больше, советская власть не досмотрела"... Само собой понятно, что
говорить об исцелениях по своим молитвам было более чем нескромно.
Те, кто провел с ним годы в совместном заключении, были
свидетелями его полного монашеского нестяжания, глубокой простоты,
подлинного смирения, детской кротости. Он просто отдавал все, что
имел, что у него просили. Своими вещами он не интересовался. Поэтому
кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом. И
такой послушник находился у него и на Соловках. Этот чарующий дух
нестяжания и был подлинно от митрополита Антония, школой которого
многие хвалятся. Этого человека можно оскорбить, но он на это никогда
ответит, даже, может быть, и не заметит сделанной попытки. Он всегда
весел и если даже озабочен и обеспокоен, то быстро попытается прикрыть
это все той же веселостью. Он на все смотрит духовными очами и все
служит ему на пользу духа.
Благодушие его простиралось на самую советскую власть, и на
нее он мог смотреть незлобивыми очами. Всех "церковников" советская
власть наделила равными сроками заключения. Архиепископу Илариону,
потрудившемуся около Патриарха в Москве и наносившему тяжелые
удары безбожию и обновленческому расколу, безусловно, ставшему
величиною в общероссийском масштабе, и почти юноше, маленькому
иеромонаху из Казани, у которого все преступление состояло в том, что
он с дьякона-обновленца снял орарь и не позволил ему с собою служить,
было дано три года.
Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому,
общительность просто поразительны. Он был самою популярною
личностью в лагере, среди всех его слоев.
В дни, когда многим русским людям казалось, что наступает
конец света, православные старцы призывают унывающих отрезвиться и
не заниматься поиском признаков кончины мира, а духовно работать и
молиться. Вот что ответил оптинский старец Нектарий монахине,
спросившей его в 1924 году о кончине мира. "Он мне показал письма,
которые ему присылают: о видении Спасителя, Который говорил, что
вскоре конец мира, о выдержке из газет, что появился мессия в Индии, а
Илия в Америке и т.п. Много говорил, но и улыбался, а предварительно
перед тем, сразу при встрече нас, обратился с такими словами: "Что это
вы все обращаетесь к моему худоумию - вот обратитесь к оптинским
монахам". Я улыбнулась, а он говорит: "Это я вам серьезно говорю, они
вам скажут все на пользу". Когда я повидалась с ними, они и говорят:
"Если люди, которые занимаются изысканиями признаков кончины мира,
а о душах своих не заботятся, это все они делают ради других" (очевидно,
чтобы сообщить сенсационную новость). Так вот, монахи мне сказали,
что людям не полезно знать время второго пришествия: "Бдите и
молитесь", сказал Спаситель, значит, не надо предугадывать событий, а в
свое время верным будет все открыто. Дедушка (о. Нектарий. - О.П.)
остался доволен ответом монахов, так как он тоже не сторонник того,
когда доверяют всяким фантазиям в этой области. Я спросила: "Батюшка,
а говорят, что и Иоанн Богослов придет?" Он ответил: "Все это будет, но
это великая тайна". И еще сказал: "Во дни Ноя Господь в течение ста лет
говорил, что будет потоп, но Ему не верили, не каялись, и из множества
людей нашелся один праведник с семейством". Так будет и в пришествии
Сына Человеческого".
Многие из знамений о конце света нашли отражение в работах
духовного писателя С.А. Нилуса, бывшего духовным сыном оптинских
старцев и окормлявшегося у отца Варсонофия Оптинского.
С.А. Нилус, несмотря на преследования, обыски, аресты (в 1924 и
1927 годах), до самой кончины в январе 1929 года писал вторую часть
книги "На берегу Божьей реки", в которой говорил о чудотворениях как
проявлении Воли Божией, о спасительной силе покаяния при тяжких
несвободах, в каких оказался Русский народ, о Церкви как водительнице
совести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318