Мне Скабичевский признался однажды:
- Я никогда в жизни не видел, как растет рожь. То есть, может,
и видел, да не обратил внимания.
А мужика, как отдельного человека, он видел? Он знал только
"народ", "человечество". Даже знаменитая "помощь голодающим"
происходила у нас как-то литературно, только из жажды лишний раз
лягнуть правительство, подвести под него лишний подкоп. Страшно
сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов
были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать,
протестовать, о чем кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь
была".
Многие сложные явления раскрашивались интеллигенцией в две
краски: либо красное, либо черное; либо прогрессивное, либо
реакционное и рассматривались не по существу, а только по окраске.
Самое замечательное, полезное и нужное деловое предложение человека,
принадлежащего к "реакционерам", чаще всего огульно отметалось.
Большая часть интеллигенции считала всякое практическое дело
второстепенным по сравнению с вопросами социальной и даже
революционной борьбы. Жизнь требовала решения многих практических
дел, но образованное общество вместо участия в них чаще всего
поднимало вопросы, далекие от жизни. Активное участие в практической
работе по развитию государственных и хозяйственных основ вместе с
правительством считалось чуть ли не ренегатством и осуждалось
общественным мнением интеллигенции. "Земледелием, торговлей,
промышленностью никто не интересовался и никто здесь не понимал
ничего. Это считалось областью исключительно деловых людей, людей
"брюха", которые поэтому и делали буквально что хотели, не
контролируемые никем". Возникает пропасть между деловыми,
практическими людьми и большей частью интеллигенции, витающей в
облаках и осуждающей русские порядки,
Характерной чертой российской интеллигенции, как справедливо
отмечал князь С.Е. Трубецкой, являлась ее чрезвычайно развитая и
щекотливая спесь. Эта спесь проявлялась как по отношению высшего
дворянства и аристократии, так и по отношению к простому народу.
"Встречаясь с аристократом, типичный интеллигент прежде всего
обдавал его своей интеллигентской спесью". Это, конечно, раздражало
аристократию, видевшую в этом болезненную реакцию на внутреннюю
слабость и неуверенность интеллигенции - своего рода комплекс
неполноценности. По отношению к народу интеллигентская спесь
проявлялась в высокомерии и покровительственном подходе как к темной
и некультурной массе. На самом же деле духовно и эстетически коренное
русское крестьянство в массе своей было развито гораздо больше, чем
интеллигенция.
Оторванность интеллигенции от народа, а точнее, от России
национальной ощущалась во многом, и это особенно проявилось в период
революции, хотя совершенно неверно считать, что в образованном
обществе не было искреннего движения в сторону крестьянства, рабочих,
Мы знаем многочисленные случаи беззаветного служения и
жертвенности. Но тем не менее разность культурных установок и
"языков", разность образов и представлений, которыми жили
образованное общество и национальная Россия, препятствовала их
плодотворному диалогу. И немало представителей образованного
общества это чувствовали и понимали, горько ощущая свою
неспособность к такому диалогу,
"Со своей верой при своем языке, - писал видный русский
этнограф граф С.В. Максимов, - мы храним еще в себе тот дух и в том
широком и отвлеченном смысле, разрушение которого дается туго и в
исключение только счастливым, и лишь по частям и в частностях.
Самые частности настолько сложны, что сами по себе
составляют целую науку, в которой приходится разбираться с усиленным
вниманием и все-таки не видеть изучению конца и пределов. Познание
живого сокровенного духа народа во всей его цельности все еще не
поддается, и мы продолжаем бродить вокруг да около. В быстро
мелькающих тенях силимся уяснить живые образцы и за таковые
принимаем зачастую туманные обманчивые призраки и вместо ликов
пишем силуэты".
К концу XIX века в глазах многих представителей российской
интеллигенции деревня представляется в безнадежно черном цвете, как
царство темноты, невежества, отсталости, а крестьяне -как какие-то
непонятные существа. Даже для самых талантливых литераторов
российский мужик - что-то странное и незнакомое. Так, Андрей Белый в
очерке "Арбат" пишет: ""Капиталист", "пролетарий" в России проекция
мужика; а мужик есть явление очень странное даже: лаборатория,
претворяющая ароматы навоза в цветы; под Горшковым, Барановым
(Белый приводит фамилии арбатских лавочников. - О.П.), Мамонтовым,
Есениным, Клюевым, Казиным - русский мужик; откровенно воняет и
тем и другим: и навозом, и розою - в одновременном "хаосе"; мужик -
существо непонятное; он какое-то мистическое существо, вегетариански
ядущее, цвет творящее из лепестков только кучи навоза, чтобы от него из
Горшковских горшков выпирать: гиацинтами! Из целин матерщины...
бьет струйная эвритмия словес: утонченнейшим ароматом есенинской
строчки..." Какое надменное высокомерие к крестьянству сквозит в
словах А. Белого, представляющего себя выше мужицкой культуры, а на
самом деле просто трагически оторванного от родных корней, а вернее,
связанного с ними множеством опосредованных отношений с каждым
новым звеном, притупляющим остроту и жизненность его творчества.
В глубине души многие интеллигенты, считавшие себя
защитниками народа, не верили в него, полагая его отсталым,
невежественным и неспособным самостоятельно решать важные
вопросы. В 1904 году, когда антирусские партии вырабатывали в Париже
общую программу действий, один из руководителей антирусского
движения П. Милюков так объяснял своим соратникам по антирусской
борьбе свое нежелание предоставить русским людям всеобщее
избирательное право: "Держу пари, что вы как социалисты за моей
аргументацией подозреваете тайное желание устранить рабочий плебс в
пользу капиталовладельцев. Поверьте мне, что дело совсем обстоит
иначе. Если я чего боюсь, так только того, как мужики не затопили в
русском парламенте цвет интеллигенции своими выборными - земскими
начальниками да попами".
Характерным примером непонимания интеллигенцией
крестьянской культуры может служить изображение деревни в рассказе
А. Чехова "Мужики". Здесь крестьяне наделены самыми отрицательными
чертами, какие можно найти в человеческой природе. Крестьянские
труженики представлены в рассказе безнадежно грубыми, тупыми,
нечестными, грязными, нетрезвыми, безнравственными, живущими
несогласно, постоянно ссорящимися, подозревающими друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318
- Я никогда в жизни не видел, как растет рожь. То есть, может,
и видел, да не обратил внимания.
А мужика, как отдельного человека, он видел? Он знал только
"народ", "человечество". Даже знаменитая "помощь голодающим"
происходила у нас как-то литературно, только из жажды лишний раз
лягнуть правительство, подвести под него лишний подкоп. Страшно
сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов
были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать,
протестовать, о чем кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь
была".
Многие сложные явления раскрашивались интеллигенцией в две
краски: либо красное, либо черное; либо прогрессивное, либо
реакционное и рассматривались не по существу, а только по окраске.
Самое замечательное, полезное и нужное деловое предложение человека,
принадлежащего к "реакционерам", чаще всего огульно отметалось.
Большая часть интеллигенции считала всякое практическое дело
второстепенным по сравнению с вопросами социальной и даже
революционной борьбы. Жизнь требовала решения многих практических
дел, но образованное общество вместо участия в них чаще всего
поднимало вопросы, далекие от жизни. Активное участие в практической
работе по развитию государственных и хозяйственных основ вместе с
правительством считалось чуть ли не ренегатством и осуждалось
общественным мнением интеллигенции. "Земледелием, торговлей,
промышленностью никто не интересовался и никто здесь не понимал
ничего. Это считалось областью исключительно деловых людей, людей
"брюха", которые поэтому и делали буквально что хотели, не
контролируемые никем". Возникает пропасть между деловыми,
практическими людьми и большей частью интеллигенции, витающей в
облаках и осуждающей русские порядки,
Характерной чертой российской интеллигенции, как справедливо
отмечал князь С.Е. Трубецкой, являлась ее чрезвычайно развитая и
щекотливая спесь. Эта спесь проявлялась как по отношению высшего
дворянства и аристократии, так и по отношению к простому народу.
"Встречаясь с аристократом, типичный интеллигент прежде всего
обдавал его своей интеллигентской спесью". Это, конечно, раздражало
аристократию, видевшую в этом болезненную реакцию на внутреннюю
слабость и неуверенность интеллигенции - своего рода комплекс
неполноценности. По отношению к народу интеллигентская спесь
проявлялась в высокомерии и покровительственном подходе как к темной
и некультурной массе. На самом же деле духовно и эстетически коренное
русское крестьянство в массе своей было развито гораздо больше, чем
интеллигенция.
Оторванность интеллигенции от народа, а точнее, от России
национальной ощущалась во многом, и это особенно проявилось в период
революции, хотя совершенно неверно считать, что в образованном
обществе не было искреннего движения в сторону крестьянства, рабочих,
Мы знаем многочисленные случаи беззаветного служения и
жертвенности. Но тем не менее разность культурных установок и
"языков", разность образов и представлений, которыми жили
образованное общество и национальная Россия, препятствовала их
плодотворному диалогу. И немало представителей образованного
общества это чувствовали и понимали, горько ощущая свою
неспособность к такому диалогу,
"Со своей верой при своем языке, - писал видный русский
этнограф граф С.В. Максимов, - мы храним еще в себе тот дух и в том
широком и отвлеченном смысле, разрушение которого дается туго и в
исключение только счастливым, и лишь по частям и в частностях.
Самые частности настолько сложны, что сами по себе
составляют целую науку, в которой приходится разбираться с усиленным
вниманием и все-таки не видеть изучению конца и пределов. Познание
живого сокровенного духа народа во всей его цельности все еще не
поддается, и мы продолжаем бродить вокруг да около. В быстро
мелькающих тенях силимся уяснить живые образцы и за таковые
принимаем зачастую туманные обманчивые призраки и вместо ликов
пишем силуэты".
К концу XIX века в глазах многих представителей российской
интеллигенции деревня представляется в безнадежно черном цвете, как
царство темноты, невежества, отсталости, а крестьяне -как какие-то
непонятные существа. Даже для самых талантливых литераторов
российский мужик - что-то странное и незнакомое. Так, Андрей Белый в
очерке "Арбат" пишет: ""Капиталист", "пролетарий" в России проекция
мужика; а мужик есть явление очень странное даже: лаборатория,
претворяющая ароматы навоза в цветы; под Горшковым, Барановым
(Белый приводит фамилии арбатских лавочников. - О.П.), Мамонтовым,
Есениным, Клюевым, Казиным - русский мужик; откровенно воняет и
тем и другим: и навозом, и розою - в одновременном "хаосе"; мужик -
существо непонятное; он какое-то мистическое существо, вегетариански
ядущее, цвет творящее из лепестков только кучи навоза, чтобы от него из
Горшковских горшков выпирать: гиацинтами! Из целин матерщины...
бьет струйная эвритмия словес: утонченнейшим ароматом есенинской
строчки..." Какое надменное высокомерие к крестьянству сквозит в
словах А. Белого, представляющего себя выше мужицкой культуры, а на
самом деле просто трагически оторванного от родных корней, а вернее,
связанного с ними множеством опосредованных отношений с каждым
новым звеном, притупляющим остроту и жизненность его творчества.
В глубине души многие интеллигенты, считавшие себя
защитниками народа, не верили в него, полагая его отсталым,
невежественным и неспособным самостоятельно решать важные
вопросы. В 1904 году, когда антирусские партии вырабатывали в Париже
общую программу действий, один из руководителей антирусского
движения П. Милюков так объяснял своим соратникам по антирусской
борьбе свое нежелание предоставить русским людям всеобщее
избирательное право: "Держу пари, что вы как социалисты за моей
аргументацией подозреваете тайное желание устранить рабочий плебс в
пользу капиталовладельцев. Поверьте мне, что дело совсем обстоит
иначе. Если я чего боюсь, так только того, как мужики не затопили в
русском парламенте цвет интеллигенции своими выборными - земскими
начальниками да попами".
Характерным примером непонимания интеллигенцией
крестьянской культуры может служить изображение деревни в рассказе
А. Чехова "Мужики". Здесь крестьяне наделены самыми отрицательными
чертами, какие можно найти в человеческой природе. Крестьянские
труженики представлены в рассказе безнадежно грубыми, тупыми,
нечестными, грязными, нетрезвыми, безнравственными, живущими
несогласно, постоянно ссорящимися, подозревающими друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318