ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Баррич, главный конюший, человек, вырастивший меня, однажды
предупредил: «Когда отрезаешь от правды кусочки, чтобы окружающие не
считали тебя дураком, в конце концов оказывается, что ты самый
настоящий болван». На собственном опыте я убедился в том, что он был
совершенно прав. Но даже если человек не старается сознательно утаить
какие-то детали и на протяжении многих лет честно и без прикрас
рассказывает о каком-нибудь событии, он вдруг может обнаружить, что
лгал. Эта ложь возникает не намеренно, а потому что, когда он писал
свою историю, он мог не знать каких-то фактов или не понимал важности
незначительных происшествий. Вряд ли кому-нибудь понравится оказаться
в таком положении, но человек, утверждающий, что с ним ничего
подобного никогда не случалось, нагромождает одну ложь на другую.
Мои попытки написать историю Шести Герцогств основывались на
устных свидетельствах и старых манускриптах, к которым я имел доступ.
Я прекрасно понимал, что могу излагать факты, став жертвой заблуждений
других людей. Но не подозревал, что рассказ о моей собственной жизни
может страдать от точно таких же недостатков. Я обнаружил, что правда
- это дерево, которое растет из опыта человека. Дитя видит желудь
своей каждодневной жизни, взрослый смотрит на дуб.
Никто не может вернуться в детство. Но в жизни каждого человека
возникают периоды, когда на короткое время к нему возвращается
ощущение, что мир - это чудесное место, а сам он бессмертен. Когда ты
юн, тебе кажется, что любую ошибку можно исправить. Шут вернул мне мой
прежний оптимизм и веру в светлое будущее, и в те дни, что он провел с
нами, даже волк вел себя как шаловливый щенок.
Шут нисколько не нарушил распорядок нашей жизни, и мне не пришлось
к нему приспосабливаться. Он просто стал жить с нами, взяв на себя
часть моей работы. Он всегда вставал раньше меня. Я просыпался и
обнаруживал, что двери в мою комнату и кабинет, а часто и входная
открыты. Лежа на кровати, я видел, что он сидит скрестив ноги, точно
портной, на стуле у моего стола. Он успевал умыться и одеться, до того
как я открывал глаза. На второй день он расстался со своим элегантным
костюмом и теперь ходил в более практичных жилетках и штанах, а по
вечерам надевал халат. Стоило мне проснуться, он сразу это чувствовал
и поворачивался ко мне, прежде чем я успевал что-нибудь сказать. Шут
всегда читал - свитки и документы, которые я с таким трудом добывал,
или мои записи. Он чуть приподнимал одну бровь и аккуратно убирал
записи туда, откуда взял. Если бы он захотел, он бы легко мог изучать
мои труды так, что я бы об этом не узнал. Но Шут демонстрировал свое
уважение, никогда не задавая мне вопросов по поводу того, что прочел.
Мои личные мысли, которые я доверял бумаге, так и остались моими
личными мыслями, и он не собирался их обсуждать.
Шут вошел в мою жизнь легко и без проблем, заполнив пустоту, о
существовании которой я и не подозревал. Пока он со мной жил, я почти
не скучал по Неду, только ужасно хотел показать его Шуту. Я знаю, что
часто говорил о мальчике. Иногда Шут работал со мной в саду или
помогал ремонтировать загон, построенный из камня и дерева. Когда
нужно было сделать что-то, с чем легко справится один человек,
например выкопать новые ямки для шестов, он сидел рядом и смотрел. В
такие моменты мы болтали о простых, обыденных вещах, о работе, весело
подтрунивали друг над другом, как два человека, выросших вместе. Если
же я пытался заговорить о серьезных проблемах, он с шуточками
отмахивался от моих вопросов. Мы по очереди садились на Малту,
поскольку Шут хвастался, что она может взять любое препятствие, и,
судя по тому, как она легко справлялась с импровизированными
барьерами, расставленными тут и там на моем участке, он говорил
правду. Маленькая лошадка, казалось, получала от наших упражнений не
меньше удовольствия, чем мы.
Вечером, после ужина, мы иногда уходили на скалы, или спускались
вниз, или после прилива бродили по берегу. В сумерках охотились вместе
с волком на зайцев, а потом возвращались домой и разводили камин -
больше для уюта, чем ради тепла. Шут привез с собой несколько бутылок
абрикосового бренди. Голос у него оставался таким же приятным, как и
прежде. По вечерам он пел, рассказывал разные истории, удивительные и
забавные. Какие-то были его собственными приключениями, другие -
легендами и сказками, услышанными им во время странствий. Жесты его
изящных рук казались более живыми, чем движения кукол, которых он
когда-то делал, а выразительная мимика помогала мне увидеть героев его
повествований.
Только поздно вечером, когда догорал огонь и лицо Шута погружалось
в тень, он начинал говорить о серьезных вещах. В первый день тихим
голосом, смягченным бренди, он заметил:
- Ты можешь представить, как мне было трудно позволить
Девушке-на-Драконе увезти меня и бросить тебя? Я заставил себя
поверить, что с тобой все будет в порядке и ты останешься в живых. Моя
вера в себя была подорвана, когда я улетел, а ты остался.
- Твоя вера в себя? - спросил я, сделав вид, что оскорблен. - А в
меня ты совсем не верил?
Шут разложил на полу у камина постель Неда, и мы улеглись на ней,
оставив свои кресла у огня. Волк, спрятав нос в лапах, дремал слева от
меня, а Шут справа - опираясь на локти и положив подбородок на
сложенные руки, он смотрел в огонь и болтал ногами.
В его глазах отразились веселые искорки догорающего очага.
- В тебя? Ну, скажем, для меня большим утешением было то, что
рядом с тобой остался волк.
И он не ошибся, - заметил Ночной Волк.
Мне казалось, ты спишь.
Я пытаюсь.
Голос Шута звучал почти мечтательно, когда он продолжил:
- Ты пережил все катастрофы, которые я видел в твоем будущем. И
потому я тебя оставил, заставив себя поверить, что впереди тебя ждет
покой, может быть даже мир.
- Так и было - до определенной степени. - Я сделал вдох и чуть не
рассказал ему, как стоял около умирающего Уилла, и о том, что,
воспользовавшись Скиллом, через его сознание добрался до Регала и
навязал принцу собственную волю. Но потом я медленно выдохнул - Шуту
этого знать не нужно, а я не хотел заново переживать те страшные
моменты. - Я обрел мир. Понемногу. По кусочку.
Я глупо ухмыльнулся самому себе - удивительно, как всякие мелочи
кажутся забавными, когда немного выпьешь.
Неожиданно я начал рассказывать о том, как провел год в горах, как
мы вернулись в долину с горячими ключами, и о том, как я построил
маленький домик, чтобы провести зиму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192