Я почувствовал себя каким-то
маленьким и незначительным после того, как мы там побывали. А с другой
стороны, я вдруг понял, как здорово на диком, безлюдном побережье
Бакка, и даже немного грубоватый Баккип начал представляться мне
чудесным местом. Когда-то я считал Баккип центром цивилизации, но в
Бингтауне о нас рассуждают как о диких варварах. Это обидно, но здесь
есть доля истины. Уходя из Бингтауна, я дал себе слово заняться своим
образованием и получше узнать мир, в котором живу. Я покачал головой,
пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Выполнил ли я свое
обещание?
- У нас не было денег, чтобы оплатить путешествие на корабле, даже
если бы Ночной Волк на него согласился. И потому мы решили пройти по
побережью пешком.
- Но это невозможно! - удивленно уставившись на меня, заявил Шут.
- Так нас все предупреждали. Я решил, что это пустая болтовня
горожан, не знающих, что такое дороги и какие могут встретиться на них
трудности. Но они оказались правы.
Не слушая предостережений, мы отправились пешком вдоль побережья.
Дикие земли за Бингтауном поразили нас даже больше, чем то, что мы
видели в Горном Королевстве. Не зря побережье называют Проклятым. Меня
постоянно преследовали непонятные, туманные сны, а порой в сознании
возникали полуоформившиеся пугающие образы. Волк очень переживал из-за
того, что я балансировал на пороге безумия, объяснения которому не
было. Я нормально себя чувствовал - физически - и не страдал ни от
каких симптомов болезней, влияющих на мозг человека, однако перестал
быть самим собой, когда мы путешествовали по этим неприветливым
местам.
Меня снова начали мучить сны о Верити и драконах. И даже когда не
спал, я постоянно истязал себя сожалениями о принятых в прошлом
решениях и нередко думал о том, чтобы свести счеты с жизнью. Меня
остановило только то, что со мной был волк. Оглядываясь назад, я
вспоминаю не дни и ночи, а череду отвратительных, страшных снов. С тех
пор как я ступил на дорогу Скилла, я ни разу не чувствовал такого
сильного искажения собственных мыслей. В общем, если короче, я бы ни
за что не согласился побывать там еще раз.
Еще никогда в жизни мне не приходилось видеть побережья, настолько
лишенного каких бы то ни было признаков человеческого присутствия.
Даже животные вызывали у меня диковинные и часто неприятные ощущения,
когда я пытался прикоснуться к ним Уитом. Впрочем, и пейзажи,
представшие нашим глазам, производили ужасающее впечатление и казались
какими-то чуждыми - топи, от которых поднимались ядовитые испарения,
душившие нас, и зеленые островки среди болот, где вся растительность,
роскошная и пышная, представлялась нам неправильной и извращенной.
Через некоторое время мы добрались до Дождевой реки, которую
жители Бингтауна называют неистовой Дождевой рекой. Не знаю, какой
безумный каприз заставил меня последовать по ее течению, но я
попытался. Болотистые берега, вонючая растительность и страшные сны
вскоре заставили нас повернуть назад. Что-то в почве разъедало
подушечки лап Ночного Волка и жесткую кожу моих сапог, которые
довольно быстро изорвались до дыр. Нам пришлось признать, что мы
потерпели поражение, но мы совершили очередную ошибку, когда пустились
в обратный путь.
Мы срубили несколько молодых деревьев, чтобы построить плот.
Ночной Волк предупредил меня, что мы не должны пить воду из реки, но я
не представлял себе, какие опасности нас поджидают. Хлипкий плот чудом
не развалился, когда мы наконец добрались до устья реки, наша кожа
там, где на нее попала вода, покрылась страшными язвами. Мы испытали
самое настоящее удовольствие, когда наконец увидели море. Соленая вода
жалила раны, но довольно быстро их излечила.
Несмотря на то что область Чалсед давным-давно заявила свои права
на земли вдоль Дождевой реки и множество раз утверждала, что Бингтаун
также находится в ее владениях, мы не встретили на берегу ни одного
поселения. Мы с Ночным Волком довольно долго шли на север, и, должен
признать, дорога была нелегкой. Когда Дождевая река осталась в трех
днях пути позади, мир снова начал приобретать привычные очертания, но
первую деревню мы увидели только через десять дней. Регулярные
промывания морской водой практически залечили наши ссадины и раны, а
мои мысли снова стали принадлежать мне, но со стороны мы производили
еще то впечатление - оборванный бродяга и тощий пес. Местные жители
нас не слишком жаловали и в свои дома не пускали.
Наше тяжелое путешествие на север через Чалсед убедило меня в том,
что там живут самые недружелюбные люди в мире. Иными словами, в
Чалседе мне совсем не понравилось - как и предсказывал когда-то
Баррич. На меня даже не произвели впечатления великолепные города.
Чудеса архитектуры и достижения цивилизации в Чалседе держатся на
страданиях людей. Больше всего меня возмущало то, как широко там
распространено рабство.
Я замолчал и посмотрел на серьгу в ухе Шута, означавшую, что он
свободный человек. Когда-то она принадлежала бабке Баррича - знак
рабыни, завоевавшей свободу. Шут прикоснулся рукой к серьге, висевшей
рядом с другими, вырезанными из дерева, ее серебряный блеск сразу
привлекал внимание.
- Баррич, - проговорил Шут. - И Молли. На сей раз я задам тебе
прямой вопрос: ты никогда не пытался их найти?
Я опустил голову.
- Да, - признался я через несколько минут. - Я их искал.
Поразительно, что ты спросил именно сейчас, потому что как раз в
Чалседе у меня возникло непреодолимое желание их увидеть.
Однажды вечером мы разбили лагерь довольно далеко от дороги, и мне
приснился очень яркий сон. Возможно, столь четкие образы возникли
потому, что Молли все еще жила в самом дальнем уголке моего сердца.
Однако приснилась мне не она, а я сам. Я совсем маленький, мне жарко,
и я серьезно, смертельно болен. Баррич прижимает меня к груди, и его
знакомый запах помогает мне переносить мучительную боль. Неожиданно ко
мне прикасаются невыносимо холодные руки, они пытаются забрать меня,
но я вырываюсь и плачу и еще крепче обнимаю Баррича. И его сильная
рука снова обхватывает меня, не отдает тому, кто хочет забрать.
- Оставь ее, - хриплым голосом требует он.
Я слышал голос Молли, словно издалека, дрожащий и немного
искаженный.
- Баррич, ты тоже болен. Ты не можешь о ней заботиться. Дай ее
мне, а сам отдохни.
- Нет. Оставь ее со мной. А сама займись Чивом и собой.
- С твоим сыном все хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
маленьким и незначительным после того, как мы там побывали. А с другой
стороны, я вдруг понял, как здорово на диком, безлюдном побережье
Бакка, и даже немного грубоватый Баккип начал представляться мне
чудесным местом. Когда-то я считал Баккип центром цивилизации, но в
Бингтауне о нас рассуждают как о диких варварах. Это обидно, но здесь
есть доля истины. Уходя из Бингтауна, я дал себе слово заняться своим
образованием и получше узнать мир, в котором живу. Я покачал головой,
пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Выполнил ли я свое
обещание?
- У нас не было денег, чтобы оплатить путешествие на корабле, даже
если бы Ночной Волк на него согласился. И потому мы решили пройти по
побережью пешком.
- Но это невозможно! - удивленно уставившись на меня, заявил Шут.
- Так нас все предупреждали. Я решил, что это пустая болтовня
горожан, не знающих, что такое дороги и какие могут встретиться на них
трудности. Но они оказались правы.
Не слушая предостережений, мы отправились пешком вдоль побережья.
Дикие земли за Бингтауном поразили нас даже больше, чем то, что мы
видели в Горном Королевстве. Не зря побережье называют Проклятым. Меня
постоянно преследовали непонятные, туманные сны, а порой в сознании
возникали полуоформившиеся пугающие образы. Волк очень переживал из-за
того, что я балансировал на пороге безумия, объяснения которому не
было. Я нормально себя чувствовал - физически - и не страдал ни от
каких симптомов болезней, влияющих на мозг человека, однако перестал
быть самим собой, когда мы путешествовали по этим неприветливым
местам.
Меня снова начали мучить сны о Верити и драконах. И даже когда не
спал, я постоянно истязал себя сожалениями о принятых в прошлом
решениях и нередко думал о том, чтобы свести счеты с жизнью. Меня
остановило только то, что со мной был волк. Оглядываясь назад, я
вспоминаю не дни и ночи, а череду отвратительных, страшных снов. С тех
пор как я ступил на дорогу Скилла, я ни разу не чувствовал такого
сильного искажения собственных мыслей. В общем, если короче, я бы ни
за что не согласился побывать там еще раз.
Еще никогда в жизни мне не приходилось видеть побережья, настолько
лишенного каких бы то ни было признаков человеческого присутствия.
Даже животные вызывали у меня диковинные и часто неприятные ощущения,
когда я пытался прикоснуться к ним Уитом. Впрочем, и пейзажи,
представшие нашим глазам, производили ужасающее впечатление и казались
какими-то чуждыми - топи, от которых поднимались ядовитые испарения,
душившие нас, и зеленые островки среди болот, где вся растительность,
роскошная и пышная, представлялась нам неправильной и извращенной.
Через некоторое время мы добрались до Дождевой реки, которую
жители Бингтауна называют неистовой Дождевой рекой. Не знаю, какой
безумный каприз заставил меня последовать по ее течению, но я
попытался. Болотистые берега, вонючая растительность и страшные сны
вскоре заставили нас повернуть назад. Что-то в почве разъедало
подушечки лап Ночного Волка и жесткую кожу моих сапог, которые
довольно быстро изорвались до дыр. Нам пришлось признать, что мы
потерпели поражение, но мы совершили очередную ошибку, когда пустились
в обратный путь.
Мы срубили несколько молодых деревьев, чтобы построить плот.
Ночной Волк предупредил меня, что мы не должны пить воду из реки, но я
не представлял себе, какие опасности нас поджидают. Хлипкий плот чудом
не развалился, когда мы наконец добрались до устья реки, наша кожа
там, где на нее попала вода, покрылась страшными язвами. Мы испытали
самое настоящее удовольствие, когда наконец увидели море. Соленая вода
жалила раны, но довольно быстро их излечила.
Несмотря на то что область Чалсед давным-давно заявила свои права
на земли вдоль Дождевой реки и множество раз утверждала, что Бингтаун
также находится в ее владениях, мы не встретили на берегу ни одного
поселения. Мы с Ночным Волком довольно долго шли на север, и, должен
признать, дорога была нелегкой. Когда Дождевая река осталась в трех
днях пути позади, мир снова начал приобретать привычные очертания, но
первую деревню мы увидели только через десять дней. Регулярные
промывания морской водой практически залечили наши ссадины и раны, а
мои мысли снова стали принадлежать мне, но со стороны мы производили
еще то впечатление - оборванный бродяга и тощий пес. Местные жители
нас не слишком жаловали и в свои дома не пускали.
Наше тяжелое путешествие на север через Чалсед убедило меня в том,
что там живут самые недружелюбные люди в мире. Иными словами, в
Чалседе мне совсем не понравилось - как и предсказывал когда-то
Баррич. На меня даже не произвели впечатления великолепные города.
Чудеса архитектуры и достижения цивилизации в Чалседе держатся на
страданиях людей. Больше всего меня возмущало то, как широко там
распространено рабство.
Я замолчал и посмотрел на серьгу в ухе Шута, означавшую, что он
свободный человек. Когда-то она принадлежала бабке Баррича - знак
рабыни, завоевавшей свободу. Шут прикоснулся рукой к серьге, висевшей
рядом с другими, вырезанными из дерева, ее серебряный блеск сразу
привлекал внимание.
- Баррич, - проговорил Шут. - И Молли. На сей раз я задам тебе
прямой вопрос: ты никогда не пытался их найти?
Я опустил голову.
- Да, - признался я через несколько минут. - Я их искал.
Поразительно, что ты спросил именно сейчас, потому что как раз в
Чалседе у меня возникло непреодолимое желание их увидеть.
Однажды вечером мы разбили лагерь довольно далеко от дороги, и мне
приснился очень яркий сон. Возможно, столь четкие образы возникли
потому, что Молли все еще жила в самом дальнем уголке моего сердца.
Однако приснилась мне не она, а я сам. Я совсем маленький, мне жарко,
и я серьезно, смертельно болен. Баррич прижимает меня к груди, и его
знакомый запах помогает мне переносить мучительную боль. Неожиданно ко
мне прикасаются невыносимо холодные руки, они пытаются забрать меня,
но я вырываюсь и плачу и еще крепче обнимаю Баррича. И его сильная
рука снова обхватывает меня, не отдает тому, кто хочет забрать.
- Оставь ее, - хриплым голосом требует он.
Я слышал голос Молли, словно издалека, дрожащий и немного
искаженный.
- Баррич, ты тоже болен. Ты не можешь о ней заботиться. Дай ее
мне, а сам отдохни.
- Нет. Оставь ее со мной. А сама займись Чивом и собой.
- С твоим сыном все хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192