В горных краях времена года
сменяют друг друга очень быстро. Вот ты выглядываешь в окно и видишь,
что листья на березах пожелтели, а за ночь ольха накинула на себя
красное покрывало. Еще пара ночей - и в холодное голубое небо уже
тянутся голые ветки. Вечнозеленые растения вспоминают о зиме,
начинается снегопад - и весь мир кутается в белое, мягкое одеяло.
Я поведал Шуту о том, как мы с волком охотились, чтобы убить
время. Мир и исцеление оказались самой хитроумной дичью, которой
постоянно удавалось от меня ускользнуть. Мы жили совсем просто, как
хищники, у которых нет никаких обязательств, кроме как по отношению
друг к другу. Полное уединение стало самым лучшим лекарством от боли,
истязавшей мои тело и душу. Такие раны никогда до конца не заживают,
но я научился жить со шрамами, как Баррич, смирившийся со временем со
своей искалеченной ногой. Мы охотились на зайцев и оленей. Я принял
тот факт, что умер во всех смыслах этого слова.
Зимние ветра обдували наше скромное убежище, и я наконец смирился
с тем, что Молли больше мне не принадлежит. Те зимние дни пролетали
быстро, казались особенно короткими мгновения зимнего солнца, сияющего
на белом снегу, а потом наступали сумерки и затягивали полог ночи
своими синими, холодными пальцами. Я научился справляться с болью,
утешаясь тем, что мою дочь вырастит Баррич, как когда-то и меня
самого.
Я много сил тратил на то, чтобы избавиться от мыслей о Молли. Боль
от того, что я обманул ее доверие, стала самым ярким самоцветом в
ожерелье мучительных воспоминаний. Я всегда мечтал освободиться от
своих обязательств, но когда лишился связывавших меня пут, испытал
пронзительный ужас и тоску. Зимние дни сменялись холодными ночами, а я
лежал без сна и думал о тех, кого потерял. Тех, кто знал о том, что я
жив, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Шут, королева
Кетриккен, менестрель Старлинг и от них Чейд - четыре человека. Еще
кое-кто меня видел - Хендс, главный конюший, и некто Таг Риверсон, но
мы встречались с ними при таких обстоятельствах, что в их рассказы
вряд ли кто-нибудь поверит.
Все остальные, включая тех, кто меня любил, считали, что я умер. И
я не мог вернуться, чтобы они узнали, что это не так. Меня казнили за
использование Уита. Я не мог рисковать и отдать себя в руки тех, кто
ненавидит обладателей древней магии, чтобы они прикончили меня раз и
навсегда. Но даже если с моего имени будет снято пятно, я не имел
права возвращаться к Молли и Барричу, чтобы не разрушить наши жизни.
Предположим, Молли смирится с моей магией и простит мне множество
обманов, но ведь они с Барричем муж и жена. Отняв у Баррича Молли и
моего ребенка, я его уничтожу. Смогу ли я построить свое счастье на
его боли? А Молли?
- Я пытался утешаться тем, что они в безопасности и счастливы.
- Разве ты не мог при помощи Скилла убедиться в том, что это
действительно так?
Комнату окутали тени, и Шут смотрел в огонь. Казалось, я
рассказываю историю своей жизни самому себе.
- Я убеждал себя в том, что смирился с необходимостью оставить их
в покое. Но на самом деле мне становилось худо от одной только мысли,
что я могу стать свидетелем их счастья.
Я смотрел в огонь, рассказывая о тех днях, однако почувствовал,
что Шут ко мне повернулся. Я не стал оглядываться, не хотел увидеть в
его глазах жалость. Времена, когда я в ней нуждался, прошли.
- Я обрел мир, - сказал я ему. - Понемножку, медленно, но он
снизошел на меня. Как-то раз утром мы с Ночным Волком возвращались с
охоты, на которую отправились на рассвете. Нам повезло, мы поймали
горного козла, которого зимний снег заставил спуститься вниз. Мы шли
по крутому склону горы, выпотрошенная туша оказалась тяжелой, а
пронзительный зимний ветер жалил лицо. Я увидел, как из трубы моего
дома поднимается дымок, а за ним висит пар от горячих источников. На
вершине последнего холма я остановился, чтобы передохнуть и немного
размять затекшие мышцы.
Я помнил тот день так, словно это было вчера. Ночной Волк
остановился около меня, а я спрятал подбородок, заросший густой
бородой, в воротник плаща, смотрел вниз и думал о том, что теперь у
нас есть много мяса, в нашем маленьком убежище тепло, зимнему холоду
туда не пробраться и мы почти добрались до дома. Я устал и замерз, но
был доволен. Закинув добычу на плечо, я сказал волку:
Мы почти дома.
Почти , - ответил он.
В нашей разделенной мысли я почувствовал смысл, которого не
передадут никакие слова, сказанные человеком. Дом. Конечный пункт
назначения. Место, которому мы принадлежим. Маленький, жалкий домик
стал для меня всем. Я стоял и смотрел вниз и вдруг почувствовал, как
внутри шевельнулось сомнение, напомнившее, что у меня есть
обязательства.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, чего не
хватает. Прошла целая ночь, а я ни разу не вспомнил о Молли. Куда
подевались моя тоска и ощущение потери? Что же я за человек, если
забыл о боли и думал только об охоте? Самая настоящая пустышка - вот
кто я такой. Я сознательно заставил себя подумать о людях и местах,
которые когда-то считал своим ДОМОМ.
Когда я треплю зубами какую-нибудь дохлятину, чтобы вспомнить ее
вкус, ты меня ругаешь.
Я повернулся к Ночному Волку, но он не смотрел мне в глаза. Он
сидел на снегу, навострив уши в сторону нашего дома. Порыв холодного
ветра взъерошил его густую шерсть, но до кожи не добрался.
Ты это о чем ? - спросил я, хотя прекрасно понял, что он имел в
виду.
Хватит нюхать старую тушу твоей прежней жизни, мой брат. Может
быть, тебе и нравится все время страдать. Лично мне - нет. Уйти и
оставить в покое кости не стыдно, Изменяющий. - Он наконец повернул
голову и посмотрел на меня своими глубоко посаженными глазами. - И не
слишком разумно постоянно себя мучить, день за днем. Ты ничего не
должен этой боли. Поверь мне, ты не станешь хуже, если забудешь о ней.
Затем он встал, отряхнулся от снега и начал решительно спускаться
по склону. Я медленно последовал за ним.
Наконец я взглянул на Шута. Он смотрел на меня, но в темноте я не
смог понять выражения его глаз.
- Мне кажется, именно тогда я начал обретать мир. Впрочем, моей
заслуги тут нет. Мне указал на него Ночной Волк. Может быть, другой
человек понял бы все гораздо быстрее. Нужно оставить старую боль,
постараться о ней забыть. Когда она зовет тебя - не отзывайся, не
пускай ее назад.
- В том, чтобы оставить боль в прошлом, нет ничего постыдного. -
Голос Шута мягко звучал в тускло освещенной комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
сменяют друг друга очень быстро. Вот ты выглядываешь в окно и видишь,
что листья на березах пожелтели, а за ночь ольха накинула на себя
красное покрывало. Еще пара ночей - и в холодное голубое небо уже
тянутся голые ветки. Вечнозеленые растения вспоминают о зиме,
начинается снегопад - и весь мир кутается в белое, мягкое одеяло.
Я поведал Шуту о том, как мы с волком охотились, чтобы убить
время. Мир и исцеление оказались самой хитроумной дичью, которой
постоянно удавалось от меня ускользнуть. Мы жили совсем просто, как
хищники, у которых нет никаких обязательств, кроме как по отношению
друг к другу. Полное уединение стало самым лучшим лекарством от боли,
истязавшей мои тело и душу. Такие раны никогда до конца не заживают,
но я научился жить со шрамами, как Баррич, смирившийся со временем со
своей искалеченной ногой. Мы охотились на зайцев и оленей. Я принял
тот факт, что умер во всех смыслах этого слова.
Зимние ветра обдували наше скромное убежище, и я наконец смирился
с тем, что Молли больше мне не принадлежит. Те зимние дни пролетали
быстро, казались особенно короткими мгновения зимнего солнца, сияющего
на белом снегу, а потом наступали сумерки и затягивали полог ночи
своими синими, холодными пальцами. Я научился справляться с болью,
утешаясь тем, что мою дочь вырастит Баррич, как когда-то и меня
самого.
Я много сил тратил на то, чтобы избавиться от мыслей о Молли. Боль
от того, что я обманул ее доверие, стала самым ярким самоцветом в
ожерелье мучительных воспоминаний. Я всегда мечтал освободиться от
своих обязательств, но когда лишился связывавших меня пут, испытал
пронзительный ужас и тоску. Зимние дни сменялись холодными ночами, а я
лежал без сна и думал о тех, кого потерял. Тех, кто знал о том, что я
жив, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Шут, королева
Кетриккен, менестрель Старлинг и от них Чейд - четыре человека. Еще
кое-кто меня видел - Хендс, главный конюший, и некто Таг Риверсон, но
мы встречались с ними при таких обстоятельствах, что в их рассказы
вряд ли кто-нибудь поверит.
Все остальные, включая тех, кто меня любил, считали, что я умер. И
я не мог вернуться, чтобы они узнали, что это не так. Меня казнили за
использование Уита. Я не мог рисковать и отдать себя в руки тех, кто
ненавидит обладателей древней магии, чтобы они прикончили меня раз и
навсегда. Но даже если с моего имени будет снято пятно, я не имел
права возвращаться к Молли и Барричу, чтобы не разрушить наши жизни.
Предположим, Молли смирится с моей магией и простит мне множество
обманов, но ведь они с Барричем муж и жена. Отняв у Баррича Молли и
моего ребенка, я его уничтожу. Смогу ли я построить свое счастье на
его боли? А Молли?
- Я пытался утешаться тем, что они в безопасности и счастливы.
- Разве ты не мог при помощи Скилла убедиться в том, что это
действительно так?
Комнату окутали тени, и Шут смотрел в огонь. Казалось, я
рассказываю историю своей жизни самому себе.
- Я убеждал себя в том, что смирился с необходимостью оставить их
в покое. Но на самом деле мне становилось худо от одной только мысли,
что я могу стать свидетелем их счастья.
Я смотрел в огонь, рассказывая о тех днях, однако почувствовал,
что Шут ко мне повернулся. Я не стал оглядываться, не хотел увидеть в
его глазах жалость. Времена, когда я в ней нуждался, прошли.
- Я обрел мир, - сказал я ему. - Понемножку, медленно, но он
снизошел на меня. Как-то раз утром мы с Ночным Волком возвращались с
охоты, на которую отправились на рассвете. Нам повезло, мы поймали
горного козла, которого зимний снег заставил спуститься вниз. Мы шли
по крутому склону горы, выпотрошенная туша оказалась тяжелой, а
пронзительный зимний ветер жалил лицо. Я увидел, как из трубы моего
дома поднимается дымок, а за ним висит пар от горячих источников. На
вершине последнего холма я остановился, чтобы передохнуть и немного
размять затекшие мышцы.
Я помнил тот день так, словно это было вчера. Ночной Волк
остановился около меня, а я спрятал подбородок, заросший густой
бородой, в воротник плаща, смотрел вниз и думал о том, что теперь у
нас есть много мяса, в нашем маленьком убежище тепло, зимнему холоду
туда не пробраться и мы почти добрались до дома. Я устал и замерз, но
был доволен. Закинув добычу на плечо, я сказал волку:
Мы почти дома.
Почти , - ответил он.
В нашей разделенной мысли я почувствовал смысл, которого не
передадут никакие слова, сказанные человеком. Дом. Конечный пункт
назначения. Место, которому мы принадлежим. Маленький, жалкий домик
стал для меня всем. Я стоял и смотрел вниз и вдруг почувствовал, как
внутри шевельнулось сомнение, напомнившее, что у меня есть
обязательства.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, чего не
хватает. Прошла целая ночь, а я ни разу не вспомнил о Молли. Куда
подевались моя тоска и ощущение потери? Что же я за человек, если
забыл о боли и думал только об охоте? Самая настоящая пустышка - вот
кто я такой. Я сознательно заставил себя подумать о людях и местах,
которые когда-то считал своим ДОМОМ.
Когда я треплю зубами какую-нибудь дохлятину, чтобы вспомнить ее
вкус, ты меня ругаешь.
Я повернулся к Ночному Волку, но он не смотрел мне в глаза. Он
сидел на снегу, навострив уши в сторону нашего дома. Порыв холодного
ветра взъерошил его густую шерсть, но до кожи не добрался.
Ты это о чем ? - спросил я, хотя прекрасно понял, что он имел в
виду.
Хватит нюхать старую тушу твоей прежней жизни, мой брат. Может
быть, тебе и нравится все время страдать. Лично мне - нет. Уйти и
оставить в покое кости не стыдно, Изменяющий. - Он наконец повернул
голову и посмотрел на меня своими глубоко посаженными глазами. - И не
слишком разумно постоянно себя мучить, день за днем. Ты ничего не
должен этой боли. Поверь мне, ты не станешь хуже, если забудешь о ней.
Затем он встал, отряхнулся от снега и начал решительно спускаться
по склону. Я медленно последовал за ним.
Наконец я взглянул на Шута. Он смотрел на меня, но в темноте я не
смог понять выражения его глаз.
- Мне кажется, именно тогда я начал обретать мир. Впрочем, моей
заслуги тут нет. Мне указал на него Ночной Волк. Может быть, другой
человек понял бы все гораздо быстрее. Нужно оставить старую боль,
постараться о ней забыть. Когда она зовет тебя - не отзывайся, не
пускай ее назад.
- В том, чтобы оставить боль в прошлом, нет ничего постыдного. -
Голос Шута мягко звучал в тускло освещенной комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192