Напрасно казаки
свысока смотрели на варничных холопов. У них - у работных людей -
следовало поучиться терпению и умельству. Об этом Ермак сказал Иванке
Кольцо. Тот удивленно пожал плечами:
- Соль! Эка важность! Да она до смертушки надоела тут всем. Суди,
батько, сам: идешь - и хрустит под ногами, дыхнешь - и пар захватишь
соляной, на зубах и то скрипит. А ну ее к богу, атаман! - Иванко
выразительно поглядел на Ермака: - Уйдем отсюда, батько!
- А куда уйдем? - хмуро отозвался атаман.
- В Сибирь, на Кучумку двинем! - бесшабашно сказал Кольцо.
- Погоди, Иванушко, рано засобирался. Надо проведать пути-дороги в
Сибирь. Пусть донцы да и россейские бегуны приглядятся к земле и горам
каменным, привыкнут, тогда и тронемся, - подумав, сказал Ермак. - А сейчас
терпи, казак!
Они сидели над рекой, с высокого яра до самого окоема виднелись
бесконечные пармы, увалы и тоненькие синие ленты речек. За спиной серели
высокие заплоты городка. Над просторами стояли тишина, покой. Только в
зеленых лугах поблескивали на солнце косы: строгановские мужики косили
пахучую траву. Сочная, буйная, она душистой волной ложилась у их ног.
Низко над землей носились стрижи. Все было мирно, благостно, и так весело
сиделось под жарким солнышком. Казаки разомлели и лениво раскинулись на
песке. Легкий сон стал смежать глаза, и вдруг раздался громкий
пронзительный крик. Крик повторился. Ермак и Иванко вскочили.
- Никак бьют казаки холопов за провинность? Айда, батько, взглянем на
потеху! - весело ощерив зубы, предложил Кольцо.
Атаман помрачнел и сказал сурово:
- Что за потеха? Стыдись! - он оправил кафтан, надел шапку и спорким
шагом зоторопился к городищу. За ним еле поспевал Иванко. Бежать далеко не
пришлось: крики раздавались под деревянными сводами воротной башни.
- Родимые, не терзайте! - кричал старческий голос. - Порешите
сразу... Ух, мучители! - Раздался протяжный стон.
- Да кто же это? - Ермак вбежал в раскрытые ворота городища и
остановился взволнованный и пораженный. На земле лежал воротный сторож
Пашко и кат беспощадно избивал его крученой плетью. Тощее дряблое тело
вздрагивало. Рядом, в бархатных штанах и в кафтане нараспашку, стоял сытый
и довольный Максим Строганов и горячил палача:
- Подбавь хлеще!
Ременная плеть щелкнула в воздухе, - кат страшным ударом стегнул
сторожа. Тот охнул и замер. Хозяин в досаде сплюнул и подошел к
избиваемому, крепко ткнул его в бок тяжелым сапогом.
- Никак подох, не сдюжил? - удивленно вымолвил Строганов.
Ермак налился кровью.
- Что вы тут робите? За что казнили доброго человека? - он бросился к
телу и потряс за плечи: - Пашко, жив ли?
Остекленевшие глаза старика безразлично глянули на атамана. Ермак
скинул шапку, потупился.
- Гляди, Иванко, в какой цене тут ходит человек! - горько сказал он
Кольцо.
- Шибко дешев! - злыми глазами казак уставился в Строганова. - За что
сказнили деда?
- Эва! - ухмыльнулся в бороду Максим. - О чем спрашивает! Старый,
дряхлый, задарма хлеб стал жрать, три раза проспал колотить в звон.
- А может хворый? - заспорил Кольцо.
Строганов заносчиво сказал атаманам:
- Кто вы такие? Хозяин тут-ка я, и что хочу, то и роблю. Моего хлеба
вам не жалко... Убери отсюда! - показал он глазами кату на тело. Уходя,
надменно бросил:
- Гляди, казаки, не вмешивайтесь в мои дела. Ваши послуги потребны
для обереженья рубежа, а тут глядеть вам нечего!
Важный, осанистый, он грузно поднялся на крылечко своих хором, глянул
на восток и истово перекрестился:
- Упокой, господи, душу раба нерадивого Пашко...
Ермак сильным взмахом локтя оттолкнул ката:
- Уйди, не оскверняй тела...
- Ну, ты! - ощерился кат и крепче сжал плеть.
Казаки схватились за мечи. Иванко крикнул атаману:
- Дозволь, батько, я ему враз дурную голову сниму!
Видя, что и впрямь казаки снесут башку, палач попятился и скрылся в
темном проеме башни.
Ермак сказал Кольцо:
- Ну, Иванушко, снесем Пашко в его светлицу!
Они притащили убитого в полутемный чулан и положили на узкие нары, на
которых лежала связка соломы. По углам свисала пыльная паутина и сквозь
нее в одном углу виднелся почерневший образ Николая чудотворца. Ермак
огляделся и сокрушенно вымолвил:
- Вот и все богатство сторожа. И хоронить не в чем убогого!..
Казаки отнесли старика на погост, и казацкий поп Савва отпел панихиду
по убиенному. Было тяжко и печально на душе Ермака.
"Мать-отчизна, - думал он - тебя ли не любит простолюдин русский: и
холоп, и смерд, и казак! Почему ж ты для него стала мачехой?" - думал и не
мог найти ответа на свой вопрос.
Вечером Ермак поднялся в светлицу розмысла. Юрка Курепа с поникшей
головой встретил атамана.
- Полвека человек простоял на дозоре, охраняя наш труд, а ныне
сплоховал, и вот... - Юрка не договорил, тонкие губы его задрожали.
- Мы ждем из-за Камня грабежников, которые зорят и пахаря и
посадского человека, а грабежники тут, в городище - господа наши! - хрипло
выговорил атаман. - Ихх, было бы то на Волге, показал бы я боярину!.. - он
сжал кулаки, но сейчас же грустно опустил голову. - Ноне стреножили нас.
Юрко положил тонкую руку на плечо Ермака:
- Не кручинься, добрая душа. Привыкай! - сказал он мягко. - Плетью
обуха не перешибешь. Одно и я не пойму: пошто мучат нас без нужды?
Зажирели, стало быть, господа и потехи ради своих холопов убивают...
Розмысл прислушался: на вышке раздавались гулкие, размеренные шаги.
- Нового дозорного поставили: служи верой и правдой. А награда... Ох,
горько, милый...
Противоречивые думы раздирали Ермака. Уйти бы от Строгановых... но
куда? На Волге войска воеводы Мурашкина. На Дону тоже не сладко... А
остаться, - ненавистны владыки края...
Юрко прошелся по светлице, в углу присел и, подняв доску, добыл
что-то из-под пола.
- Ты не думай, что люди о том не узнают, - сказал он Ермаку, держа в
руках свиток. - Все узнают. Капля по капле я сливаю все обиды в сосуд.
Хочешь, я зачитаю тебе, сколько бед натворили господа. Слушай! - розмысл
развернул свиток и стал негромко читать: - "Людям ево крепостным и
крестьянам ево чинятца многие напрасные смерти в темнице, сидячи в колоде
в железах тяжких, седят года по три и четыре, и больше, и умирают от
великого кроволитья от кнутьяных побоев без отцов духовных, морят дымом и
голодом. Уморен Семенка Шадр, Ждан Оловешников да Офанасий Жешуков в
колоде и в железах дымом уморен... а положены на старом городище, погребал
их Андрей поп, а ныне тот поп Андрей живет в вотчине на Каме на Слудке
служит у храму, да в вотчине их на Усолье уморен в колоде и в железах
человек их Ярило без отца духовного".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264