Давным-давно он выменял его у китайского купца на соболей, а потом
пожадничал, - велел уланам нагнать купца в горах и отрубить ему голову. И
зеркало, и соболи остались в шатре Кучума. "Вот оно! Посмотрим, что оно
скажет мне?".
Лучше бы хан не смотрел на свое отражение! Узкая бритая голова
высохла, видны жгуты синих жил. Кожа - желтая и сухая, как древний
пергамент. Лоб - в глубоких морщинах, глаза гноятся. Опухшие воспаленные
веки дрожат. Ниже подбородка, как грязные тряпицы, болтаются дряблые
складки.
И все-таки не от этого особенно хмур сегодня Кучум. Тревожные мысли
сверлят его мозг...
Как-то в Искере побывал бухарский купец. Недобрую весть принес он.
Боялся купец сказать все открыто и долго говорил Кучуму притчами и
загадками. Лишь под конец, когда хан пригрозил посадить его на кол, он
повалился в ноги и возопил:
- Велик аллах, милость и щедроты его неисчерпаемы. Все пути злодеям в
твою благословенную землю он преграждает, но старое, забытое тобое зло
дало свой корень. Из Бухары собирается сюда, в степи, как злой волчонок,
Сейдяк - сын Бейбулата!
Четки выпали из рук Кучума. Раб быстро поднял их и подал господину.
Стараясь обрести душевный покой, хан нервно перебирал янтарь. Он сидел на
троне с замкнутым лицом, опустив веки и прислушиваясь к своему сердцу. "О
чем стучит оно? Страха, гнева не было в нем. Нужно предупредить события:
Сейдяк - сын Бейбулата смертен, как и все люди. Разве с ним не может
приключится смерть еще до выхода из Бухары?"
Хан слепнет, но разумом он видит далеко. Если свои глаза плохо видят,
Кучум пошлет соглядатаев. Никто не узнает, что у него есть верные люди,
которые всегда сделают так, как хочет он! В Искере они делают обычное дело
и почти не показываются на глаза придворных. Цирюльник Хасан бреет головы
правоверных и слушает их болтовню, и все, что говорят ему, он хорошо
запоминает. Гончар Ибрагим постукивает по своим горшкам, зазывая
покупателя, но он столько же интересуется своими изделиями из глины,
сколько хан Кучум думает об остяках. Гончар может обжигать не только
горшки, он может залить рот свинцом тому, кто много знает и неугоден хану.
И не только это. Он может в любую минуту прикончить мурзака, если на этом
несчастном остановится хмурый взгляд Кучума. И есть еще третий, самы
ловкий и сильный, - Абдурахман. Он глашатай ханских указов. Горло его
крепче верблюжей глотки, а руки подобны железным тискам. Этот не упустит
жертвы, если она к нему угодит. Он умеет усладить Кучума страданиями
неугодных ему людей.
Трех самых преданных он позвал в Бицик-Туру, где уселся под
лиственницей и рассказал им свою печаль, и они в тот же день, снарядив
верблюдов, отправились на юг.
Вечером с высокого минарета мулла выкрикивал голосисто:
- Я ху! Я хак! Ля иллях илла ху!
А глашатай на площади рассказывал народу:
- Хвала аллаху, очам хана стало лучше, но он отправил караван в
Бухару. Не только целебные мази нужны ему, но и забота о народе гложет его
сердце. Они добудут там дешевые ткани, оружие и медные сосуды для
правоверных!..
Только полуголый дервиш - святой человек - захохотал и сказал толпе:
- Кто поверит тому, что лиса перестала гоняться за зайчатами. Старому
волку захотелось свежей крови...
На другой день дервиш больше не появлялся на площади. Никто не видел
его и в караван-сарае. Что стало с ним? Спрашиваемые пожимали плечами и
отвечали безразлично:
- Люди появляются и уходят, как облака по течению ветра. На все воля
аллаха!
И вот прошло уже много времени, а выбывшие с караваном все еще не
возвращались. Что произошло? Это волновало хана. Но больше всего тревожили
русские, перевалившие Каменный Пояс и плывущие сюда. Вот о чем и не
хотелось думать, а все же думалось, думалось... Не сбываются ли
предсказания его звездочетов, знахарей, и не о том ли вещают страшные сны?
Уже давно пришел старый татарин, много ездивший по стране и еще
больше слышавший. Он принес кусок дерева с белой корой и сказал хану
странное слово.
- Береза!
Мало ли деревьев растет в его обширном царстве, - хана ничем нельзя
удивить. Но в этот раз он насторожился и повторил:
- Береза! Почему у нее белая кора? Я никогда не видел этого дерева
здесь!
Татарин поднял глаза и ответил хану:
- Такое дерево никогда раньше не росло в Сибири. Оно пришло из-за
Камня. Крепкое и живучее дерево перешагнуло горы, высокие скалы, перешло
реки, не побоялось вьюг, морозов, и вот оно здесь. Видишь?
- Вижу. Что это значит? - насторожился Кучум.
- Ты не поверишь, мудрейший, мне, - с легким укором сказал старый
татарин. - Ты оставил старых богов, совершил обрезание и прогнал в
Васюганские болота старца-шамана Кукджу. А он мог все сделать, отвести
всякую беду. Он все знал, старик, и выжил злого духа из утробы твоей
дочери Лейле-Каныш. А ведь все отреклись от нее, - сказали, что у ее ног
стоит смерть. Кто, как не Кукджу, вернул храбрость тайджи Маметкулу? Я
недавно видел старца. - Татарин отодвинулся от хана, но тот не поднял
руки.
- И что же сказал тебе Кукджу? - охрипшим голосом спросил Кучум.
- Он сказал мне: белое дерево - береза всегда идет впереди белого
человека - русского. Раз оно перевалило Камень, следом за ним придет
русский, а затем их царь. Худо будет нам, хан!
И тут хан вспомнил, почему под утро на сердце вдруг пала невыносимая
тоска. Все дни он ходил встревоженный недобрыми вестями и всякое
передумал, а ночью видел страшный сон. Будто он сидел на яру и хорошо
видел пределы своего царства. И вот из Иртыша, с татарской стороны вышла
на остров черная собака, а с московской, с Тобола, - белый волк. Они
грызлись до утра, кровью покрылась вода, а Иртыш метал огненные искры. И
что было страшнее всего, - на Искерском холме вдруг встал московский город
с белыми церквами. Что все это значило? Ученый сеид объяснил хану, что он
сильно обеспокоен, и потому такие странные сны.
"Кто же может прочесть в книге Судеб мое будущее?" - с отчаянием
подумал хан. - Сеид, может, и знает, но дорожит головой. Худое он не
откроет, а хорошему хан не поверит. Ох, горе мое, горе!" И, обратясь к
татарину, он спросил:
- Где же ты видел шамана Кукджу?
- Дай свое высокое слово, что не казнишь его, - распростерся у ног
хана татарин.
- В том мое великое обещание, - торжественно произнес Кучум.
Татарин поднялся и сказал:
- Сто лет Кукджу, белая борода, которая растет от самых глаз его,
точно мох на старом пне, пожелтела, как шафран, но ум его стал обширнее, и
он видит далеко вперед, что не открыто смертному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264