Царевичи и царевны тщательно принарядились.
В январе тысяча пятьсот девяносто девятого года состоялся
торжественный въезд кучумова семейства. Царь не поскупился на дары
пленникам, чтобы прельстить этим Кучума. В яркий солнечный день со всей
Москвы сбежался народ на большую казанскую дорогу, со стороны которой
ожидался пышный поезд. Вот вдали, в серебрстом снежном сверкании,
показались резвые кони, запряженные в резные сани. За ними скакали конные
пристава, дети боярские и множество других всадников.
Москва добродушно встречала пленников. Простотолюдины размахивали
шапками, выкрикивая приветствия:
- Здравы будьте!
Пленники важно восседали в широких, богато украшенных санях. Царевичи
были обряжены в багрянные ферязи, подбитые драгоценными мехами. Как
затравленные волчонки, они исподлобья рассматривали московский люд.
Асманак на все вопросы приставленного к поезду дьяка отмалчивался.
- Всем ли довольны? - спрашивал через толмача приказный.
Царицы и царевны охотно отзывались на все вопросы, а царевичи
говорили сердито:
- Нам в сибирских улусах лучше было!
Пышный поезд, скрипя полозьями, проехал мимо Кремля. Царевичи с
изумлением разглядывали высокие кирпичные стены и башни, крытые черной
черепицей. Асманак оживился и тихо сказал братьям:
- Сильна Русь!
На всем пути плотной стеной толпился народ, много было иноземцев,
которые с любопытством разглядывали поезд. Хмуро и недовольно смотрели
иноземные гости на торжество русских людей, но каждый из них со страхом
думал то же, что и царевич Асманак: "Сильна Русь, и опасно с ней
задираться!".
Кучумово семейство разместили в лучших московских хоромах и назначили
им пристойное содержание.
Годунов беспрестанно посылал им вина и меды и тешил их сладостями:
изюмом, винными ягодами и разными лакомствами. Наконец, одарил их дорогим
цветным платьем.
Обласканные и успокоившиеся пленники понемногу стали привыкать к
своему новому положению. Вскоре, по их просьбе, жен и дочерей Кучума
отпустили в Касимов и в Бежицкий Верх - к царю Ураз-Мухамеду, а некоторых
к царевичу Маметкулу, где они обрели свою новую родину...
А Кучум попрежнему не давался русским и скитался по глухим местам
Сибири, собирая силы для новой борьбы. Борис Годунов повелел снова
предложить былому хану приехать в Москву, к своему семейству, обещал покой
и обеспеченную старость. Воевода Воейков послал ханского сеида Тул-Мехмета
отыскать Кучума и сказать ему, что бы он смирился и ехал в Москву. После
долгих блужданий и расспросов среди своих единоверцев гонец, наконец,
нашел хана в густом лесу, неподалеку от места последней битвы. На берегу
Оби высились небольшие курганы, под которыми нашли последнее пристанище
погибшие в бою преданные Кучуму татары. Вестника допустили в чащобу, где
под раскидистым кедром стоял берестянной шалаш хана. Слепой, изможденный
старец сидел под вековым тенистым деревом. Несмотря на явную бедность,
немошний вид, он попрежнему держался гордо и независимо. Он принял сеида
Тул-Мехмета в окружении трех сыновей и тридцати преданных слуг. Кучум
молча выслушал речь сеида о милости московского царя, горько улыбнулся и
ответил:
- Я не хотел к нему пойти и в лучшее время, доброю волею, целый и
богатый. Пристало ли мне идти сейчас за смертью? Я слеп и глух, беден и
сир, но ни о чем не жалею. Вернулась бы молодость и былая сила, я начал бы
все сначала. Тоскую я только об одном - о моем милом сыне Асманаке, взятом
русскими в полон. С ним одним, и без царства, и без богатства, без жены и
других сыновей и мог бы еще жить на свете. Теперь отсылаю последних детей
в Бухару - святую землю, а сам еду к ногаям.
В словах хана, хотя и произнесенных дрожащим слабым голосом, сказался
весь его характер - гордый и неукротимый. Сеид Тул-Мухамет невольно
залюбовался неукротимым старцем. Два дня он пробыл в лесном улусе хана.
Кучум уныло бродил среди могил и говорил с великим страданием в голосе:
- Это были мои лучшие воины! С такими я пришел в прииртышские степи и
завоевал Сибирь...
Надвигалась холодная осень. Бывший хан не имел ни теплой одежды, ни
коней. Он послал двух слуг в татарскую волость Чаты, присягнувшую на
верность Москве. Слуги явились к мурзе Кошбахтыю и просили у него для
Кучума коней и одежды, чтобы можно было подняться хану и отправится в
новый путь.
Мурза прислал ему коня и шубу, а на другой день приехал и сам в
становище Кучума... Заметив издали мурзу Кошбахтыя, хан ушел в юрту и
сказал слуге:
- Эта лиса едет сюда, чтобы предать меня!
Целый день он затем молчал, а ночью тихо вышел из шатра, сел на коня
и отправился вверх по Оби.
С тех пор навсегда потерялся след Кучума...
Народная молва сохранила, однако, предание о том, что одинокий и
всеми покинутый хан долго скитался в степях верхнего Иртыша, в земле
калмыцкой, близ озера Зайсан-Нора. Не имея ни одежды, ни еды, он похитил
несколько коней из табуна, и был гоним кочевниками из пустыни в пустыню. В
один из дней его настигли на берегу озера Кургальчика и отобрали все, что
было при нем. Смертельно усталый, еле двигающий ногами, хан добрел в
степной нагайский улус, прося приюта. Его пустили в юрту, но нарушив
обычай гостеприимства, ночью задушили. Выбрасывая его окоченевший труп из
юрты, убийца со злобой сказал:
- Отец твой Муртаза нас грабил, а ты был не лучше отца!
Так по народной молве, кончил свои дни хан Сибири Кучум. Сибирь
прочно вошла в состав Руси, и прежние подданные хана быстро забыли о нем.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Совершенно иная участь в памяти народа выпала на долю Ермака и
начатого большого движения русских "встречь солнца". Где нашел себе вечный
покой Ермак, про то знали лишь алые зори да старинные песни, что сложил
русский народ про одного из своих верных сынов. Ни один исторический
источник не дает на этот вопрос точного и ясного ответа. Русский народ с
этим примириться не мог и овеял легендами землю, принявшую прах Ермака.
Людская молва и сибирские старожилы указывают на один из степных курганов,
который высится неподалеку от Тобольска. В нем, якобы, и покоятся останки
покорителя Сибири. Но это оспаривается народной песней, которую я слышал в
далеком детстве и которая звучит и сейчас в просторах Сибири. Слова этой
песни трогательны, музыкальны и невольно волнуют душу:
За Уральским хребтом, за рекой Иртышом,
На далеких отрогах Алтая
Стоит холм и на нем, под кедровым шатром,
Есть могила, совсем забытая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
В январе тысяча пятьсот девяносто девятого года состоялся
торжественный въезд кучумова семейства. Царь не поскупился на дары
пленникам, чтобы прельстить этим Кучума. В яркий солнечный день со всей
Москвы сбежался народ на большую казанскую дорогу, со стороны которой
ожидался пышный поезд. Вот вдали, в серебрстом снежном сверкании,
показались резвые кони, запряженные в резные сани. За ними скакали конные
пристава, дети боярские и множество других всадников.
Москва добродушно встречала пленников. Простотолюдины размахивали
шапками, выкрикивая приветствия:
- Здравы будьте!
Пленники важно восседали в широких, богато украшенных санях. Царевичи
были обряжены в багрянные ферязи, подбитые драгоценными мехами. Как
затравленные волчонки, они исподлобья рассматривали московский люд.
Асманак на все вопросы приставленного к поезду дьяка отмалчивался.
- Всем ли довольны? - спрашивал через толмача приказный.
Царицы и царевны охотно отзывались на все вопросы, а царевичи
говорили сердито:
- Нам в сибирских улусах лучше было!
Пышный поезд, скрипя полозьями, проехал мимо Кремля. Царевичи с
изумлением разглядывали высокие кирпичные стены и башни, крытые черной
черепицей. Асманак оживился и тихо сказал братьям:
- Сильна Русь!
На всем пути плотной стеной толпился народ, много было иноземцев,
которые с любопытством разглядывали поезд. Хмуро и недовольно смотрели
иноземные гости на торжество русских людей, но каждый из них со страхом
думал то же, что и царевич Асманак: "Сильна Русь, и опасно с ней
задираться!".
Кучумово семейство разместили в лучших московских хоромах и назначили
им пристойное содержание.
Годунов беспрестанно посылал им вина и меды и тешил их сладостями:
изюмом, винными ягодами и разными лакомствами. Наконец, одарил их дорогим
цветным платьем.
Обласканные и успокоившиеся пленники понемногу стали привыкать к
своему новому положению. Вскоре, по их просьбе, жен и дочерей Кучума
отпустили в Касимов и в Бежицкий Верх - к царю Ураз-Мухамеду, а некоторых
к царевичу Маметкулу, где они обрели свою новую родину...
А Кучум попрежнему не давался русским и скитался по глухим местам
Сибири, собирая силы для новой борьбы. Борис Годунов повелел снова
предложить былому хану приехать в Москву, к своему семейству, обещал покой
и обеспеченную старость. Воевода Воейков послал ханского сеида Тул-Мехмета
отыскать Кучума и сказать ему, что бы он смирился и ехал в Москву. После
долгих блужданий и расспросов среди своих единоверцев гонец, наконец,
нашел хана в густом лесу, неподалеку от места последней битвы. На берегу
Оби высились небольшие курганы, под которыми нашли последнее пристанище
погибшие в бою преданные Кучуму татары. Вестника допустили в чащобу, где
под раскидистым кедром стоял берестянной шалаш хана. Слепой, изможденный
старец сидел под вековым тенистым деревом. Несмотря на явную бедность,
немошний вид, он попрежнему держался гордо и независимо. Он принял сеида
Тул-Мехмета в окружении трех сыновей и тридцати преданных слуг. Кучум
молча выслушал речь сеида о милости московского царя, горько улыбнулся и
ответил:
- Я не хотел к нему пойти и в лучшее время, доброю волею, целый и
богатый. Пристало ли мне идти сейчас за смертью? Я слеп и глух, беден и
сир, но ни о чем не жалею. Вернулась бы молодость и былая сила, я начал бы
все сначала. Тоскую я только об одном - о моем милом сыне Асманаке, взятом
русскими в полон. С ним одним, и без царства, и без богатства, без жены и
других сыновей и мог бы еще жить на свете. Теперь отсылаю последних детей
в Бухару - святую землю, а сам еду к ногаям.
В словах хана, хотя и произнесенных дрожащим слабым голосом, сказался
весь его характер - гордый и неукротимый. Сеид Тул-Мухамет невольно
залюбовался неукротимым старцем. Два дня он пробыл в лесном улусе хана.
Кучум уныло бродил среди могил и говорил с великим страданием в голосе:
- Это были мои лучшие воины! С такими я пришел в прииртышские степи и
завоевал Сибирь...
Надвигалась холодная осень. Бывший хан не имел ни теплой одежды, ни
коней. Он послал двух слуг в татарскую волость Чаты, присягнувшую на
верность Москве. Слуги явились к мурзе Кошбахтыю и просили у него для
Кучума коней и одежды, чтобы можно было подняться хану и отправится в
новый путь.
Мурза прислал ему коня и шубу, а на другой день приехал и сам в
становище Кучума... Заметив издали мурзу Кошбахтыя, хан ушел в юрту и
сказал слуге:
- Эта лиса едет сюда, чтобы предать меня!
Целый день он затем молчал, а ночью тихо вышел из шатра, сел на коня
и отправился вверх по Оби.
С тех пор навсегда потерялся след Кучума...
Народная молва сохранила, однако, предание о том, что одинокий и
всеми покинутый хан долго скитался в степях верхнего Иртыша, в земле
калмыцкой, близ озера Зайсан-Нора. Не имея ни одежды, ни еды, он похитил
несколько коней из табуна, и был гоним кочевниками из пустыни в пустыню. В
один из дней его настигли на берегу озера Кургальчика и отобрали все, что
было при нем. Смертельно усталый, еле двигающий ногами, хан добрел в
степной нагайский улус, прося приюта. Его пустили в юрту, но нарушив
обычай гостеприимства, ночью задушили. Выбрасывая его окоченевший труп из
юрты, убийца со злобой сказал:
- Отец твой Муртаза нас грабил, а ты был не лучше отца!
Так по народной молве, кончил свои дни хан Сибири Кучум. Сибирь
прочно вошла в состав Руси, и прежние подданные хана быстро забыли о нем.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Совершенно иная участь в памяти народа выпала на долю Ермака и
начатого большого движения русских "встречь солнца". Где нашел себе вечный
покой Ермак, про то знали лишь алые зори да старинные песни, что сложил
русский народ про одного из своих верных сынов. Ни один исторический
источник не дает на этот вопрос точного и ясного ответа. Русский народ с
этим примириться не мог и овеял легендами землю, принявшую прах Ермака.
Людская молва и сибирские старожилы указывают на один из степных курганов,
который высится неподалеку от Тобольска. В нем, якобы, и покоятся останки
покорителя Сибири. Но это оспаривается народной песней, которую я слышал в
далеком детстве и которая звучит и сейчас в просторах Сибири. Слова этой
песни трогательны, музыкальны и невольно волнуют душу:
За Уральским хребтом, за рекой Иртышом,
На далеких отрогах Алтая
Стоит холм и на нем, под кедровым шатром,
Есть могила, совсем забытая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264