И Ермак заметил своего врага.
- Держись, Бзыга! - закричал он и широко взхмахнул саблей.
В последний момент атаман не выдержал, повернул коня и ворвался в
ряды своих конников. Кругом звучал булат, скрещивались сабли, высекая
горячие искры, ржали отчаянно кони и многие прощались с жизнью, а Бзыга уж
ни в чем этом не принимал участия, - спешил уйти от страшного места.
Напрасно Ермак кричал вслед:
- Эй, вернись, шаровары потерял!
Атаман не отзывался и скоро скрылся за курганом.
Тысяча коней топтали бранное поле.
- Батька, батька! - призывал Богдашка Брязга: - Выручай!
Ермак махнул рукой на Бзыгу. Он давно заметил раздорского атамана
Корчемного, конь-зверь которого визжал от злости. Вскрикнув так, что
дончак присел под ним, Ермак вихрем налетел на атамана, первым ударом
вышиб у того саблю, а вторым - развалил до пояса. Добрый конь заможника,
обливаясь хозяйской кровью, заржал и помчал по полю.
Бой окончился. К далеким курганам мчался атаман Бзыга, а за ним
стлались по равнине перепуганные всадники. За разбитыми гнались казаки.
Сумерки прекратили преследование, но утром, на ранней заре станица
снова повела погоню. Миновала Дон и бураном понеслась через ногайские
степи. С пути станицы торопливо разбегались кочевники.
Много дней шла погоня. Когда Бзыга видел, что близок конец, он
оставлял заставу, и обреченные рубились с преследователями насмерть. Это
позволяло атаману уходить все дальше и дальше за Маныч. Только он один
знал, что уходит на Терек. По всей степи возникли свежие курганы, под ними
улеглись побитые казаки. Прознав о битвах с Бзыгой, по-своему,
по-нагайски, назвали курганы - "Андрей-Тюбо"...
Так и не нагнал Ермак своего лютого врага Бзыгу.
Ушел-таки тот на Терек.
В те далекие времена на Дону не было ни крепостей, ни вечных
строений, ни самое главное, всеобщего войска донского. По всему степному
приволью, у тихого Дона и по его притокам, цепью располагались станицы.
Каждая из них жила на особицу, только в дни опасной военной тревоги
съезжались казаки из городков и совместно отражали врага. В другое время
станицы в одиночку бегали за зипунами, за ясырем, насмерть бились с
татарами, ногайцами и турками.
Великие русские князья старались использовать донцов для обережения
государственных рубежей, посылали им грамоты, обещали жалованье и воинский
припас. Царские грамотой писались "к донским атаманам и казакам, старым и
новым, которые ныне на Дону, и которые зимуют близко Азова".
Однако станичники не связывалися прочно с Москвой, хотя и делали
народное дело, волей-неволей сдерживая врагов у русских рубежей. А врагов
у Руси было много: и ногайцы, и крымские татары, и турки, которые сидели в
каменном Азове и отсюда набегали на русские окраины. Они грабили купцов и
русских послов, нередко огнем проходили по Дону.
В 1523 году великий князь повелел русскому послу в Стамбуле сказать
султану: "Твои казаки азовские наших людей имают в Поле, да водят в Азов,
да их продают, а емлют окупы великие, и лиха нашим людям от таких казаков
азовских много чинится".
Сильна в то время была Турция, и султан пренебрег просьбой русского
великого князя. Но забыл он, что сильнее и неукротимее всего - несгибаемый
русский дух. Посельники на Дону пустили глубокий и крепкий корень и вскоре
дали азовцам жестокий отпор.
Минуло без малого тридцать лет, и в 1551 году султан жаловался царю
Ивану Грозному, что донцы "с Азова оброк емлют и воды из Дону пити не
дадут".
Непрерывная борьба между донцами и азовцами продолжалась. Где бы враг
ни появлялся, станичники давали отпор. По нескольку раз в год они мирились
с азовцами и вновь ссорились. Войну они предпочитали миру. Любой случай
служит для новой схватки. Подрался хмельной азовец с казаком - начиналась
война. Поймали азовцы на промысле казака, остригли ему в насмешку усы и
бороду - война...
Только походы давали отдушину для казацкой удали и молодчества. В них
станичники добывали зипуны, и когда московский царь укорял их в
неспокойстве, казаки писали ему, "что для него терпят мир с азовцами, что
он взял на себя всю волю их на воде и на суше; а у них-то и лучший зипун
был, чтобы по вся дни под Азов и на море ходить; и что, содержа
долговременный мир, они остаются босы и голодны".
Не догнали станичники атамана Бзыгу, а все же вернулись из похода с
большой удачей. Как же, - и хлеб для голытьбы добыли, и Бзыгу прогнали, и
добра в переметных сумах привезли. Встречали Ермака и его станицу в
Качалинской всем народом. Как только показались вдали казачьи сотни,
караульный на вышке разудало ударил в набат. Сбежались все - старые и
малые, старухи и молодки - к околице. Двигались казаки медленно, с песней.
Впереди всех на белоснежном коне-лебеде плыл Ермак в алом кафтане,
подпоясанный поясом, протканным золотом. На широком бедре кривая сабелька
с крыжом, усыпанным драгоценными каменьями, сапоги на нем астраханского
покроя, из желтого сафьяна, а шапка с верхом из голубого бархата. Женки
беспрестанно восхищались:
- Ах, и конь-огонь! Ах, и казак, удал да красив!
За Ермаком двигались конники - каждый с туго набитой переметной
сумой.
На станичной улице вдруг стало тесно. Под осенним солнцем жарко
горели женские наряды: пестрые кубеляки, бархатные кавраки, ленты
шелковые. У иной молодки лучисто сверкал цветной камушек в сережке. Но
ослепительнее и желаннее всего были ласковые улыбки казачек и приветливый
смех их. Богдашка на своем коне-черте вьюном вертелся, отыскивая в толпе
Клаву. Озорная казачка пряталась за спины, хмурилась. Она глаз не сводила
с Ермака, а он и не замечал ее. Ехал осанистый, кряжистый, властный. Коня
своего направил прямо на майдан. Другой бы с женкой потешился, обласкал бы
казачку, а потом и за дела. А этот - в думах о своем, суровом. Не
догадывалась Клава, что в этот час у Ермака другое было в мыслях, чем у
простого казака. Во время похода не раз он раскидывал умом, как не
допустить заможных к власти. И надумал самому стать атаманом: и голытьбу
жалел, и характер требовал власти.
Ермак спрыгнул с коня, поднялся на опрокинутую бочку, скинул шапку и
низко поклонился на четыре стороны, каждый раз повторяя:
- Бью челом родному вольному Дону, казачеству!
- И тебе рады! - отвечала толпа.
Ермак дал народу успокоиться, поднял руку:
- Прогнали мы атамана Бзыгу, и хлеб для станичников сберегли. И гнали
мы нашего ворога далеко - за Нарымские пески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264