Впереди всех ехал Касим-паша и с суеверным страхом поглядывал вдаль.
Его белоснежный аргамак на глазах серел, покрываясь копотью. Иногда
чей-либо конь неосторожно разбивал копытом кочку, и тогда сыпались искры и
чудилось, что земля тлеет, накаливается и вот-вот вспыхнет всепожирающим
пламенем. Кони тревожно ржали, пугались, производили в рядах орды
смятение.
Опустилась темная южная ночь, чудовищно раскалилось небо, огромное
зарево охватило горизонт.
И опять Касим-паша в смертной тоске подумал: "Неужели погибель?"
К нему подъехал седобородый астраханец и посоветовал:
- Вели остановиться. За ночь все сгорит, немного остынет земля и мы
пойдем дальше!
У безвестного кургана разбили голубой шатер, и он сразу стал черным.
Касим-паша вошел в него и расположился на взбитых пуховиках. Он без конца
пил из кожаных бурдюков теплую протухшую воду и без конца думал о том, что
без воды и корма погибнут и люди и кони.
Несчастье сблизило рать. Позади она оставила сожженные степи,
впереди, за огненным кругом, ее ждала Волга, Астрахань и, главное, - вода.
Прохладная и чистая вода!
Всю ночь горели огни, все еще пылали степи и томила духота. Только
под утро зарево стало меркнуть и прояснилось небо. На заре тронулись в
дорогу. Люди стали безмолвными, понимали все без слов, страх и уныние
овладело ими.
По сторонам от шляха оставались трупы, и стаи птиц, налетевших
издалека, теперь кружили над ордой. Касим-паша больше не ехал впереди
воинства. Он пересел в паланкин, и огромный белый верблюд, покачиваясь,
нес его среди пожарища и пустыни. Позади в обозе скрипели арбы, надрывно
мычал рабочий скот и без конца неистово кричали спаги, нахлестывая бечами
падающих от изнурения полонян, тащивших пушки.
Девлет-Гирей не разбивал юрты на стоянках. Он заворачивался в
косматую бурку и, положив рядом ятаган, быстро засыпал. Он не боялся ни
степного пожара, ни пустыни, ни криков стервятников, - в набегах на Русь
он привык ко всему. Просыпаясь, он думал о прежнем: как бы подороже
продать Касим-пашу.
Когда казалось, что всему будет скорый конец: кони падут без корма и
воды, измученные люди не встанут после ночлега, - неожиданно затуманилось
небо и к ночи собрался дождь. Он полил потоками, бурлил, щедро поил
раскаленную алчущую землю, наполнял до краев лощины и ручьи. Измазанные, в
грязи, измученные люди падали лицом в лужи и жадно пили, вдыхая освежающую
прохладу.
Касим-паша снова повеселел:
- Теперь дойдем! Скоро будет Итиль!
И хотя до Волги еще было далеко и кончился корм, но все ободрились.
Страшное осталось позади. Только Девлет-Гирей продолжал мстительно думать:
"Путь от Астрахани до Азова будет еще длиннее!"
Он на себе испытал силу Руси и не верил, что Касим-паша сумеет
одолеть ее под Астраханью.
И опять паша встретил Семена Мальцева, худого, страшного. Глаза
русского ввалились в черные орбиты и сверкали, как раскаленные угли.
- Видал, какая наша сила? - дерзко крикнул он Касим-паше. - Это еще
цветочки. А вот с русской ратью встретишься, еще хуже будет!
- Я сегодня срублю тебе голову! - сердито ответил паша.
- Ты уже однажды обещал, да забыл! Чего тянешь, а может, чего
доброго, и впрямь моя голова еще сгодится тебе на выкуп! - с насмешкой
сказал русский.
Касим-паша поскакал вперед. Налетевшие стервятники с криком рвали
падаль. Они не пугались ни орды, ни стрел. Поднимались и снова опускались
на раздутые туши коней.
Какая-то сила удерживала пашу, и он не позвал палача, чтобы срубить
голову дерзкому пленнику. "Кто знает, что предполагает аллах? - рассудил
он. - Может быть, это моя судьба? И потом, никогда не поздно сделать это!"
Он оживился, поднял лицо, так как из степной балки внезапно подул
свежий ветерок. "Вот скоро и Итиль!" - с надеждой подумал он.
Над степью лежала тихая ночь. Млечный путь опоясывал темное небо
жемчужным поясом; из-за курганов выкатилась золотая луна. Казалось, все
уснуло, все замерло в глубокой тишине, но Ермак не верил коварному покою и
безмолвию. Все междуречье, от Дона до Волги, охватило скрытое
беспокойство: днем и ночью по балкам и оврагам рыскали волчьими стаями
ногайские наездники. Они осторожно выслеживали и с диким визгом врывались
в одинокие русские хутора и заимки, заброшенные в Дикое Поле. Хищники
резали отважных посельщиков, предавали курени огню и, навьючив
награбленное добро, снова скрывались в безлюдных просторах.
Кочевники с нетерпением готовились к встрече полчищ Касим-паши. Среди
этого кипучего озлобленного вражьего края казачья ватажка Ермака на
крепких коньках торопилась в Астрахань предупредить русских о беде. Днем
казаки скрывались в диких урочищах, в камышах степных озер, а ночью, не
мешкая, пускались в путь.
На третью ночь казаки выехали на пологую возвышенность. Ермак
оглянулся и радостно крикнул:
- Гляди, братцы, как Ивашка Кольцо честит басурман огнем!
Далеко на западе, в донской степи, алел окоем. В густой тьме
перебегали и трепетали веселые язычки пламени, - пылала подожженная степь.
Казаки оживились и негромко запели:
Загорелась во поле ковылушка,
Кто знает, она от чего?
Не от тучки, не от грома,
Не от жаркого лучья, -
Загорелась во поле ковылушка
От казачьего ружья...
И чем больше разгоралось пламя на горизонте, тем веселее и увереннее
становились казаки.
Три ночи скакала ватажка на восток, а на четвертый день, на заре, в
долине заблестели широкие воды.
- Волга! - радостно ахнули казаки и вздохнули полной грудью.
Ермак снял шапку, ветер шевельнул черные кудри. Он соскочил с коня и
низко поклонился:
- Здравствуй, Волга-матушка! Здравствуй, родимая! Кланяется тебе наш
преславный Дон Иванович!
Любо было слышать казакам дорогие и верные слова Ермака. Все
спешились и долго смотрели на раздольную и разгульную реку. Любовались они
и нежно-розовой полоской, вспыхнувшей на востоке, - вот-вот взойдет
солнышко.
Ведя коней в поводьях, казаки по росистой траве спустились к
прохладному плесу. Умыли, освежили лица, огонек прошел по жилам от
прохладной воды.
И пока сами мылись, пока купали и поили коней, взошло солнце, и на
левобережье Волги, над камышами потянулся сизый туман.
Утомленные, но счастливые казаки отыскали в тальнике укромный уголок
и разложили костер. Над ним повесили черный от копоти котел и стали варить
похлебку.
Ермак смотрел на золотой плес, на просинь могучей реки и вполголоса
пел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264