ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Она невольно вспомнила свою юность. Разве она сама не была когда-то
молодой и не мечтала о любви? Но родные продали ее скотоводу, который
обращался с ней, как с коровой.
На западе давно погас закат, а на востоке поднялся прозрачный серп
месяца. Ночь была тихая. В степи, у Перекопа, давно высохли отливавшие
серебром короткие травы, и отары овец откочевали на другие места, где еще
можно было найти свежий нетронутый корм. Оттого в степи стало пустынно и
тихо.
Денсима задремала у мангала. Клаве виден ее смуглый лоб, грязные
пряди волос и дряблые морщинистые щеки.
"Сбежать бы!" - с тоской подумала и нечаянно забряцала монистами.
Старуха приоткрыла лисий глаз и снова задремала. А Клаве не спалось - все
время вспоминалась станица, Дон. Заплакать бы, закричать от тоски... но
страшно приманить голосом Алея. Она слышала по тяжелым шагам, что он не
спал и должно-быть, как всегда курил из своей коротенькой трубочки. Придет
ли когда воля? Увидит ли она родных, брата Ивана, который не раз в шутку
звал ее казаковать?.. Помнят ли о ней на станице?..
В эту ночь через лиманы Сивашей пробиралась казачья ватажка. Мелкие
воды серебрились и ходили рябью под ногами коней. Копыта уходили в мягкий
ил. Казаки бесшумно миновали заливы, местами поросшие густым камышом, и
выехали в степь. Ермак махнул рукой, и станица понеслась к Перекопу.
Вскоре мелькнули редкие огоньки и донесся отдаленный лай псов.
- Ну, братцы, помогите! Наступил мой час! - сжимая плеть, тихо
вымолвил Кольцо. - Пусти, батька, меня вперед, я тут каждую тропу знаю!
- Нет, не тебе быть тут первым! - твердо сказал Ермак. - Горяч
крепко. Казак Гроза поведет нас до городка: он тут свой, и позвали Иванку
Грозой за Перекоп. Одного имени татары испугаются!
Сухой, с ястребиным носом Гроза выскочил вперед и выхватил саблю.
- Только без крику, ребятушки! - оборотясь, предупредил он.
На всем пути казаки не встретили ни пастушечьих отар со страшными
зверовыми псами, ни дозоров. Повернув вправо коней, доскакали до городка и
ворвались в узкую улицу.
Мурза Алей уже засыпал, когда услышал возле своего дома шум.
Осердясь, что смеют беспокоить его, он взял свечу и шагнул было за порог,
чтобы взыскать с виновных, и вдруг лицом к лицу встретился с рослым
казаком. Не успел мурза удивиться и закричать, как сверкнула сабля, и
бритая голова его скатилась на порог. Иван Кольцо шире распахнул дверь и
бросился вперед.
- Иванушко! - закричала Клава и, вскочив с подушек, бросилась на шею
брату.
Денсима приоткрыла глаза, и в жилах ее от ужаса застыла и без того
холодная кровь. "Ой, старая Денсима еще хочет жить! Она знает, что значит
казак в ауле!" - татарка склонила ниже голову, хотя чуткий слух ее ловил
каждый шорох.
- Братику, братику! - вопила Клава и тащила казака из опочивальни. -
Скорей, братику!
На дворе разливался озлобленный лай псов, послышались крики татар.
- Гей-гуляй, казаки! - ошалело кричал Брязга, стегая саблей подушки и
пуховики, из которых летел пух. Он бил зеркала, ломал дорогие чубуки
мурзы, и только изукрашенные золотой насечкой добрые пистолеты пощадил и
засунул за пояс.
- Никак и ты тут, шалый? - смеясь крикнула ему Клава.
- До тебя скакал, девчина. Спасу нет, как торопился!
- Будет тебе брехать! Слышишь драку? - Клава блеснула глазами и
бросилась в боковушку.
- Да ты куда подевалась, девка? - заорал Брязга.
Клава выбежала с саблей и закричала:
- Коня мне, коня, братики!
Во дворе рубились донцы и татары. Клава заметила кряжистого
бородатого казака. С головы его свалилась баранья шапка, черные волосы
рассыпались. Он на отмашь бил набегавших ордынцев.
Клава тенью промелькнула к загородке, быстро выбрала высокого коня,
взнуздала и птицей взлетела ему на спину. Жеребец перескочил изгородь и
стрелой помчался в проулок. Казачка осадила его и взмахнула саблей над
первой попавшейся бритой головой. Конь поднялся на дыбы, подминая под себя
набежавших сторожей...

Ермак крикнул станичникам:
- Не задерживайся, братцы! На конь!..
Денсима открыла глаза и зашевелилась, когда все стихло во дворе.
Густая темная ночь придавила землю и городок, мерцали редкие звезды, а во
дворе тоскливо выла собака. Денсима догадалась: не стало больше ее сына
Алея. Старая татарка упала на кошму и тоже завыла, забилась в горе...
Казаки скакали по степи. Кони их вспотели и утомились, под копытами
чавкала липкая грязь. Вот и Сиваш!
Скакун Ермака зафыркал, но полез в воду. Лиманы разлились, было
глубоко. Потеряв дно, жеребец поплыл, поплыли и другие кони. Когда казаки
выбрались из топкого лимана, стало рассветать, подул южный ветер. Ермак
поглядывал на Клаву, прикрытую черной косматой буркой. Она прямо держалась
на коне, лицо ее побледнело, но серые глаза были полны отчаянного блеска.
"Хороша девка, ей ба казаком родиться!" - одобрил Ермак.
Взошло солнце, и казаки сделали в балке привал. Разложили костер и
греться. Клава сбросила тяжелую бурку и, сидя у огня, отжимала мокрые
косы, - были они толстые. Сначала она только и занималась ими, но,
взглянув мимолетно раз-другой на Ермака, задумалась. Что случилось, - не
понимала и сама казачка. Смотрела и все больше ощущала сладкую истому в
сердце и во всем теле. Оттого, что Ермак держался сурово и не глядел на
девушку, ей было обидно. Веселый Брязга вертелся козырем, он то
заговаривал с ней ласково-нежно, то дерзко шутил, но Клава почти не
отвечала ему.
Иван Кольцо заметил перемену в сестре и спросил удивленно:
- Ты что это печалишься?
Молодая казачка вспыхнула и отвернулась, но скоро овладела собой и,
смело глядя брату в глаза, шепнула:
- Люб мне Ермак!
Кольцо присвистнул: "А как же Брязга?", и строго сказал:
- Смотри, не балуй, Клава! С казаками озоровать не допущу, - порушишь
товарищество!
Клава зарумянилась, сверкнула глазами, но промолчала.
Занялся солнечный осенний день, догорел костер, и казаки тронулись в
путь. Лесная чаща пестрела красными листьями кленов, золотом берез и
кровавыми каплями ягод калины. Над тропой в золотистом воздухе плясали
мошки.
Так и не было за ватагой погони...

6
Сроднился Ермак с Диким Полем, с ратными людьми и со всей станицей.
Жил он, однако, на отшибе, в своей нетопленной неуютной хибаре. Был
повольник суров и требователен к себе, не видели его ни хмельным, ни
сластолюбивым. Одна у него таилась страсть; ненавидел казак атамана Бзыгу.
Напрасно к нему, одинокому, забегала сероглазая Клава, бряцала золотыми
монистами и вела лукавые речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264