Ему выбили глаз, голова его покрылась струпьями от ран, но он молчал.
Когда мурзак насмешливо спросил: "Русский, как тебя зовут?", он скривил
губы и озорно ответил: "Зовут зовуткой, величают уткой..."
Солевару разорвали рот до ушей, но он все ругал уланов и грозил:
- Всех не перебьешь, а Кучума не спасешь. Солоно ему придется от
Руси.
- Откуда знаешь, что сюда идут русские? - удивленно спросил
допросчик.
- Ужотка знаю! - уклончиво ответил солевар.
Русских полонян почти не кормили и часто пытали. Они доживали
последние дни. Уланы, которые стерегли их, всегда старались копьем
разогнать их по разным углам узилища, чтобы своим дыханием они не
согревали друг друга. Сегодня, в сырой октябрьский день, о них вспомнили,
вытащили из ямы и привели к хану. Они не падали ниц и не просили пощады.
- Кто из вас пушкарь? - спросил Кучум.
Вперед выступил высокий одноглазый.
- Я - пушкарь.
- Ты можешь стрелять из пушек?
- Могу! - твердо ответил пленник.
- У меня есть пушки, и ты будешь стрелять из них! - хан жадно
потянулся и пообещал: - Ты получишь волю.
Двое товарищей пытливо глядели на пушкаря: "Неужели предаст?".
- Сатана, купить хочешь? - вскричал он. - Ты хан, а глуп. Во всем
твоем царстве не найдется богатств, чтобы купить одного русского. Хочешь,
по твоей орде стрельну, ух, и стрельну!
- Юсуф! - дрожа от гнева, закричал Кучум. - Прочь ему голову!
- И на том спасибо, шакал! - пушкарь сплюнул и, вскинув голову, вдруг
заливисто запел:
Эй, да по горячим пескам, По зеленым лужкам...
- Обезумел, - сказал хан. - А вы, что молчите? - спросил он двух
оставшихся пленных.
- Казни и нас, змея лютая, а не то мы сами казним тебя! - пленники
дружно бросились вперед, но уланы быстро перехватили изможденных русских.
- А этих потоптать конями! - ткнул в них пальцем хан.
Русские с такой ненавистью посмотрели на Кучума, что тот задрожал
весь и в страхе подумал: "Что за народ - русские? Они не побоялись Бату,
разорили Золотую Орду, побили Казань, взяли Астрахань... Что за народ?"...
В Искер съехались татары, ханские мурзаки пригнали сюда вогулов и
остяков. Из ишимских степей уланы привели табуны коней. Маметкул торопил
седельщиков: он готовил к встрече с Ермаком сотни всадников. Во все он
входил сам, так как понимал толк в конях, воинских уборах и снаряжении.
Кучум говорил мурзакам:
- Это степной орленок! Я напущу его на русских. В его жилах течет
кровь ханов, и потому он бестрашен, храбр и умен!
На сером тонконогом коне Маметкула видели в Алемасове.
Здесь на холме черными пастями зияли землянки - закопченные кузницы,
возле которых громоздились кучи ржавого железа и полосы неотделанной
стали. Тянутое железо, так же как и сталь, привозили каждую весну в Сибирь
запыленные, обожженные солнцем караваны из Лагора и Кутиса.
В узких проулках Алемасова оглушали шумом оружейные мастерские.
Крохотные, полутемные, с вечно пылающими горнами, которые среди мрака
казались приветливыми и манящими, они были забиты стальным ломом, оленьими
и турьими рогами, моржовыми клыками. Тут выковывались клинки, мечи и
острые кривые ножи, которые особено любили татары. Их закаляли на века.
Старинный мастер, оружейник Хасим, доводил их до совершенства, полировал и
передавал не менее опытному граверу Юсуфу. Когда-то Юсуф был рабом в
Бухаре, где постиг тайну гравюры. И сейчас, в глубокой старости, без
очков, он насекал на сабельном клинке, отливающем синью, контур рисунка.
Из медного котла, вделанного в горн, поднимались вредные зеленые
испарения, смрад которых густо наполнял оружейную мастерскую. В котле
кипела смола, затертая на прогорклом масле. Этот состав шел на травление
орнаментов на клинке.
Тут же под оконцем, затянутым пузырем, трудились золотых дел умельцы,
- наколачивали на клинки золотые и серебряные рисунки. За верстаком,
заваленном простыми ножами, долотами и шильем, старались косторезы,
мастерившие чудесные эфесы для сабель.
Маметкула не интересовали тонкости мастерства. Он криком вызывал
оружейников из мастерских. Морщась от вони, которую выделяли кипящие
кислоты, он давал исход своему негодованию: жильной плетью беспощадно
избивал старых оружейников и седельщиков. Горяча коня, грозил:
- Я растопчу вас, и тела ваши растаскают псы! Ленивцы, когда вы
сделаете то, что приказано?
Мастера стояли перед ним на коленях:
- Тайджи, ты видишь, мы день и ночь трудимся у горнов и стараемся
дать воинам крепкие клинки. Но что делать, если у каждого из нас только по
паре рук.
- Отдайте все ваши силы и умение, но клинки принесите мне через три
дня!..
После этого Маметкула видели на горе Алафейской. Его конь птицей
расстилался по гребню высоты, за которой синело небо. Лихой всадник
тайджи! Посетил он и Бицик-Туру! И нигде ему не нравилось. Потный и
пыльный, вечером вернулся он в шатер Кучума и сказал ему:
- Ждать врага нельзя, надо идти ему навстречу.
- Я всегда делал так, - согласно кивнул хан. - Когда я был молод и
мои глаза все видели, я смотрел на самое страшное и не боялся. Пусть аллах
благословит путь твой!
Кучум отошел ко сну рано, успокоенный и утомленный от дневных забот.
Маметкул вскочил в седло и выехал из Искера. Дозорные безмолвно пропустили
его. Звездная ночь была полна прохлады, шумели старые кедры, роптал Иртыш.
Тайджи свернул коня на тропку, и вскоре перед ним сверкнул огонек.
"Сузгун-Тура! - узнал он, и сердце его сильно заколотилось. - Что
будет, если узнает хан? Но ему сейчас не до этого!" - успокоил себя
Маметкул и остановил коня перед дубовыми воротами. На его окрик в башенке
открылось оконце и выставилось бородатое лицо.
- Аллах, кого я угадываю! - вскрикнул привратник.
- Открой мне, и ты от меня получишь должное.
Босые ноги зашлепали по лесенке, и ворота со скрипом полуоткрылись.
Маметкул въехал во дворик. Почуяв отдых, жеребец заржал. Рядом с тайджи
оказалась женщина с покрывалом на лице. Она схватила его за руку.
- Идем, тайджи! Сузге давно ждет тебя.
- Как же она узнала, что я приеду? - удивился он.
Служанка тихо засмеялась:
- Сердце-вещун подсказало. Сколько орлу ни кружить над степью, а к
своей орлице прилетит.
Ощупью, влекомый служанкой, он прошел через темные сенцы. В большом
шатре по углам горели высокие светильники. Вился дымок из курильницы.
- Жди здесь! - указывая на подушки, разбросанные по ковру, сказала
служанка, и коричневые глаза ее зажглись лукавством.
Смелый в бою, Маметкул вдруг смутился здесь, в женском жилье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264