ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


хотелось разогнаться да махнуть над степью под самые звезды. "Эх, неси
меня, Серко, лети, добрый конь!" За Иванкой вслед торопились казаки.
Татарин еле поспевал за Кольцо. В глазах его вспыхивали волчьи
огоньки - жгучая ненависть, то восторг от казацкой скачки.
Далеко до татарских улусов, но гонец знал дорогу в зимней степи,
чувствовал ветры и близкую воду. Он неутомимо вел казаков вверх по Иртышу.
В синие сумерки Иванко Кольцо на одну минутку круто осадил коня и, открыто
смеясь в лицо татарину, спросил:
- Уж не к хану ли Кучуму под нож казаков манишь?
В глазах проводника мелькнул испуг. Скривив лицо, обиженно замахал
рукой:
- Что ты, что ты! И Карачу, и меня, и жен его, и сыновей его Кучум
потопчет конями. Он не простит, что покинули его!..
И опять двинулись кони; побежала, закружилась под копытами степь.
Ночь над равниной. Золотое облачко затянуло луну. Капризный ветер гонит
струйки снежной пыли, а в ней катится, спешит невесть куда сухая трава
перекати-поле.
Вдали мелькнули огоньки. Лунный свет зеленоватой дорожкой скользнул
по плоским кровлям, белым юртам и снова угас - все закрыла роща.
- Тазы! Тазы! - повеселев, закричал татарин.
Борзые кони вомчали в аул. Залаяли псы, и сразу вспыхнули факелы.
Перед белой войлочной юртой ждал Карача. Толстые мурзы поддерживали под
руки бывшего ханского советника. Он заискивающе склонился перед Кольцо.
- Велик аллах, мудр князь, что прислал самого лучшего ко мне в улус!
- льстиво заговорил Карача и по-юношески быстро подбежал к стремени. -
Будь гость мой...
Татары развели казаков по юртам. Коней пустили в степь - пусть
кормятся.
- Не бойся, казак, наш скот тебенит и твой будет! - угодливо
улыбались они. Перед гостями поставили чаши с пловом, кувшины с кумысом:
- Пей, друг! Пей, казак!...
Иванко подхватили под руки два рослых татарина и ввели в шатер
Карачи. Посреди пылает и согревает жаром горка углей в мангале. На коврах
- подушки, на них знатные мурзы с чашами в руках. Карача сел перед медным
тазом, в котором дымился горячий плов и, показывая Иванке на место рядом с
собой, ласково позвал:
- Иди, иди сюда. Здесь самый лучший место. Садись вот здесь! -
Сверкая перстнями, мурза взял чашу с кумысом и поднес гостю: - Да будет
благословен твой приход!
Тепло, идущее из мангала, сразу разморило казака. Он взял чашу и
выпил кумыс.
- Хорош, - похвалил напиток Кольцо. И снова протянул чашу. Карача
хитренько улыбался, поглаживая реденькую бороденку.
- Пей еще, пей много! - предложил он гостю.
Промялся, проголодался на холоде в далекой дороге казак - горстью
брал жирный горячий плов и, обжигаясь, набивал полный рот. Ел и запивал
кумысом. Татары хвалили:
- Хороший гость... Добрый гость...
Карача скрестил на животе руки и сказал умильно:
- Побьешь ногаев, князю дорогой дар отвезешь!
От сытости и кумыса так и клонило ко сну. Отгоняя соблазны, Кольцо
сказал Караче:
- Вместе бить будем ногаев. Обережем скот твоих людей...
- Якши, якши - ответил мурза, ласково глядя из-за чаши на Иванку.
И тут казак услышал за пологом смех, нежный, серебристый. Вслед за
этим забряцало монисто. Кольцо быстро взглянул на полог и вскочил с
подушки. Он рванулся к пологу, но щуплый и маленький Карача проворно
загородил казаку дорогу.
- Ты гляди дар наш князю! Гляди! - схватил его за руку мурза и
показал на столб. На нем блестел позолотой и причудливой резьбой круглый
щит. Холодные зеленые искры сыпал большой изумруд.
Казак сразу забыл про девку. С горящими глазами он потянулся к
доспеху. Взял в руки, и глаз не мог оторвать от дивного мастерства. А
Карача вкрадчиво зашептал ему:
- Из Бухары дар... Великий искусник Абдурахман долго-долго
трудился...
И вдруг мурза лягнул ногой и опрокинул чашу, синеватым языком
расплескался по цветистому ковру кумыс.
- Эх, какой ты незадачливый! - незлобливо хотел сказать хозяину
Кольцо, но в этот миг взвился аркан, и петля хлестко сдавила казачью шею.
Кольцо выхватил из-за пояса нож и хотел ударить по ремню, но вскочившие
мурзаки тяжело повисли у него на руках. Карача выхватил из-под ковра меч и
осатанело ударил Иванко по темени.
Казак рухнул на землю. Последней мыслью его было:
"Вот как! Коварством взяли"...
И сразу погас для него свет...
- Джигит! - взвизгивая от радости, похвалил Карачу захмелевший
толстый мурза. - Совсем молодой джигит! Одним ударом...
Ночь была темной - луна закатилась за курганы, в аиле стояла тишина.
Усталые и сытые казаки крепко спали и не чуяли беды. В потемках навалились
татары и перекололи всех.
Шумные и крикливые кочевники, смеясь, ушли к шатру Карачи. В этот час
очнулся лишь один старый донской казак. Весь израненный, шатаясь, он
выбрался из брошенной юрты, выбрел в поле и свистнул коня. Обливаясь
кровью, казак с большим трудом взобрался в седло и схватился за гриву.
Верный конь унес его от беды.
Много силы и жизни таилось в старом жилистом теле, - добрался этот
казак до Искера. Свалился у крепостных ворот. Набежавшие браты подхватили
его.
- Положите меня, не надо дальше, отхожу, - еле шевеля посиневшими
губами, прошептал казак. - Батьке поведайте: изменил Карача, порубил всех
и не стало Иванки...
Поник головой и замолчал навеки.
Казаки сняли шапки и в тяжелом молчании склонили головы.
Боялись сказать правду атаману, но он сам угадал ее по взглядам своих
воинов. Неистовым гневом вспыхнул Ермак. Обычно сдержанный, он стиснул
зубы и, грозя кулаком, прохрипел:
- Подлые тати... Погоди, сторицей отплачу за вероломство!
На другой день на прииртышском перепутье поймали казаки четырех
вооруженных татар. Привели к Ермаку. Потемнело лицо атамана, бросил
отрывисто и зло:
- Повесить на помин Иванки...
Татар высоко вздернули над тыном, и свирепый морозный ветер долго
раскачивал оледеневшие тела. По ночам подходили к тыну волки и протяжно
выли...
Отбили тело Ивана Кольцо и погибших товарищей. Стоял Ермак перед
покойным другом. Голова Ивашки повязана. Глаза закрыты медными алтынами.
Кудри атамана прилипли к окровавленному лбу.
- Эх, Иванко, Иванушка! - с отцовской любовью вымолвил Ермак. -
Шальная ты головушка! Прощай, друг, навеки! - и столько было в глазах
атамана тоски и горькой муки, что страшно было смотреть на него.
Бескровное лицо Иванки безмятежно белело на медвежьей шкуре.
"Отгулял, отшумел свое, богатырь донской! Отпил свою жизнь из золотой
чары!" - тяжело опустив голову, думал Ермак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264