Иванке чудилось, что невидимые струи текут и звенят над снегами из
склоненного ковша Большой Медведицы. Сильно морозило, трещали сухие
лесины, с грохотом лопались скалы. Казаки прислушивались к ночной тишине,
к внезапному грохоту скал, вглядывались в звездное небо и думали: "Суровый
край, безмолвный, - поди-ка, поживи тут!".
Иванко смотрел на пляшущие языки пламени, а сердце было полно сладкой
тоски, - вспоминалась смуглая Кеть. Он поднимался от костра, уходил к
сугробам и подолгу глядел на пушистый снег, изумрудно мерцавший под лунным
светом, и ему казалось - вот-вот из леса выйдет на лыжах, в мягкой,
расшитой красным сукном кухлянке, ласковая Кеть и, кося черными глазами,
крикнет: "Пайся, рума, пайся"... Кольцо вздыхал, - было жаль, что никогда
не увидит полюбившуюся Кеть. Вместе с грустью, однако, была и гордость,
что вот он, Иванко, не забаловал, знает свое дело и спешит куда надо.
Чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, он лишний раз степенно обходил
нарты и проверял, крепко ли привязаны коробы с рухлядью.
Ишбердей неожиданно вырастал перед казаками. Маленький, вертлявый, с
обнаженной головой, он похвалял:
- Холосо, очень холосо!
В белесой мути обоз трогался дальше. Река бежала с гор, крепко
застывая под ледяным одеялом. Она становилась уже, и крутые берега ее
сошлись совсем близко. На вершине кедра, склонившегося над щелью, однажды
увидели рысь. Иванко навел пищаль... Подбитый хищник упал на дорогу.
- О, холосо, шибко холосо! - похвалил Ишбердей.
Впереди выросли вершины горного хребта. Река иссякала, по еле
приметному руслу тянется след лыж. Трудно, медленно вползали нарты на
синий ледовый гребень.
Казаки шумно взмахнули шапками:
- Вот и Камень!... Э-ге-гей!..
Эхо далеко разнеслось по горам и ущельям.
- Пермь-земля! - показывая на хребты, объявил князец. Истосковавшиеся
казаки радостно соскочили с нарт, зашумели:
- Здравствуй, милая, здравствуй, родная русская земля!
- Теперь река побежит на Русь. Пассер-я - сказал князец. - Шибкая
река, большая вода! Серебристый день тускнел, заиндевелые и седые от
тумана березники покрылись синью.
Началась студеная ветренная ночь. Олени сбились в кучу. Ишбердей
обнаружил промысловую избушку, она была пустой и вся промерзла. Казаки
разложили костер - "нодью" и всю ночь грелись, рассказывая сказки и
побасенки.
- А что, браты, бывают ли на свете честные дьяки и приказные? В
Москве, небось, всякой нечисти полно! - задумчиво глядя в костер, спросил
Иванко.
Сероглазый казак, с проседью в густой бороде и красным рубцом через
весь лоб, ухмыльнулся лукаво:
- Не слыхано что-то о честном царевом слуге, - начал он. - Я, браты,
полвека исходил, - под Азовом и Астраханью рубался, в Бухару в полон
угодил и бежал оттуда. И слышал, я казаки, там одну бывальщину разумную;
прикинул и подумал: "Да то ж при всяком хане и царе деется..."
- Сказывай свою бывальщину, - попросили казаки.
- Так вот, браты, как было дело, - повел свой рассказ бывалый казак.
- На базаре в Бухаре ловили вора, а поймали ни в чем не повинного
простолюдина. Притащили его к падишаху и говорят: "Этот человек вор!".
Падишах и очей своих не поднял на бедолагу, изрек только одно слово:
"Повесить!". - "Жаль, но поздно, теперь ничего не поделаешь!" - воскликнул
простолюдин. "О чем ты жалеешь?" - спросили палачи, которые вели его на
казнь. "Я знаю то, чего, кроме меня, никто не знает на свете". - "Что же
это?" - удивились палачи. "Я умею сеять золото..."
Вранье, того не может быть! - перебил один из казаков. - И чего ты
врешь, Лука? - сердито фыркнул казак.
- Не мешай, - сказал Кольцо. - То народное словечко золотое. Говори,
Лука, что было дале!
- Известное дело, что приключилось тут, - спокойно продолжал Лука. -
Как заслышали про золото, скорей гонца к падишаху: "Царь царей, повелитель
земель и нас, рабов, о чудо! Человек, которого ты повелел повесить, умеет
сеять золото". Падишах вскочил и затопал: "Скорей, живо ко мне этого
человека!" Простолюдина доставили во дворец, и падишах снизошел до
разговора с ним: "Если ты умеешь сеять золото, - сказал он, - то посей его
для меня, и я дарую тебе жизнь". - "Я готов!" - воскликнул осужденный. И
вспахал он, братцы, землю, заборонил, приготовил для посева и велел
принести золото, лобанчики покрупнее. Ему из казны пять мер отпустили,
червонного. Сам падишах на разубранном коне приехал на поле
полюбопытствовать, как будут сеять золото. "Все готово для посева, -
сказал простолюдин. - Теперь, повелитель, снизойди и назначь, кому сеять.
Только такой завет при этом положен: сеять золото может только честный
человек, никогда и ничего не укравший в своей жизни. Я никогда ничего не
воровал, но обвинен в воровстве, потому не подхожу для этого дела" - "Если
так, - согласился падишах, - то пусть сеет золото мой главный визирь". -
"Великий и всемогущий! - пал перед падишахом и возопил визирь. - Я не
подхожу для этого дела". - "Тогда пусть посеет золото мой верховный
судья", - выговорил падишах. И судья, братцы, стал сразу заикой: "Я...
я... тоже н...е подо-й-ду, пожа-лу-й". Тогда падишах окинул свою свиту
проницательным взором и остановился на градском управителе: "Ты будешь
сеять золото!" - приказал он, но управитель упал ему в ноги и взмолился:
"Прости, всесильный и мудрый, и я не гожусь для этого!.."
Казаки дружно захохотали. Иванко покрутил длинный ус и вымолвил
ехидно:
- Вот это ловко! А что же дальше?
- Ну что тут повелителю оставалось делать? - пожал плечами
рассказчик. - Подозвал он муллу, и только хотел сказать ему о посеве, как
тот замахал руками: "О, господин, премного я грешен!" Тогда падишах
перебрал всех придворных, - и казначея, и виночерпия, и блюстителя гарема,
- всех, всех, и они в меру своих сил отказались сеять золото. "Повелитель
мудрый, видно в книге Судеб предназначено тебе самому посеять золото!" -
предложил один из придворных. "Боюсь, как бы и мне не испортить дела", - с
великой смущенностью ответствовал падишах. "О, государь, о, всемилостивый!
- вскричал тогда невинно приговоренный. - Значит, у тебя во дворце нет ни
одного честного человека. А я вот за всю свою жизнь не украл ни крохи, и
ты приказываешь меня казнить, как вора!" Тогда падишах разгневался и
приказал казнить этого человека, как обманщика: "Раз некому и, выходит,
нельзя сеять золото, - сказал он, - значит, человек лжет, пообещав золотой
урожай. Повесьте его!"
Вот она, правда, браты! - вздохнул казак, споривший с Лукой, и вдруг
сказал Иванке. - Гоним мы в Москву, а царь Иван Васильевич да и скажет
нам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
склоненного ковша Большой Медведицы. Сильно морозило, трещали сухие
лесины, с грохотом лопались скалы. Казаки прислушивались к ночной тишине,
к внезапному грохоту скал, вглядывались в звездное небо и думали: "Суровый
край, безмолвный, - поди-ка, поживи тут!".
Иванко смотрел на пляшущие языки пламени, а сердце было полно сладкой
тоски, - вспоминалась смуглая Кеть. Он поднимался от костра, уходил к
сугробам и подолгу глядел на пушистый снег, изумрудно мерцавший под лунным
светом, и ему казалось - вот-вот из леса выйдет на лыжах, в мягкой,
расшитой красным сукном кухлянке, ласковая Кеть и, кося черными глазами,
крикнет: "Пайся, рума, пайся"... Кольцо вздыхал, - было жаль, что никогда
не увидит полюбившуюся Кеть. Вместе с грустью, однако, была и гордость,
что вот он, Иванко, не забаловал, знает свое дело и спешит куда надо.
Чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, он лишний раз степенно обходил
нарты и проверял, крепко ли привязаны коробы с рухлядью.
Ишбердей неожиданно вырастал перед казаками. Маленький, вертлявый, с
обнаженной головой, он похвалял:
- Холосо, очень холосо!
В белесой мути обоз трогался дальше. Река бежала с гор, крепко
застывая под ледяным одеялом. Она становилась уже, и крутые берега ее
сошлись совсем близко. На вершине кедра, склонившегося над щелью, однажды
увидели рысь. Иванко навел пищаль... Подбитый хищник упал на дорогу.
- О, холосо, шибко холосо! - похвалил Ишбердей.
Впереди выросли вершины горного хребта. Река иссякала, по еле
приметному руслу тянется след лыж. Трудно, медленно вползали нарты на
синий ледовый гребень.
Казаки шумно взмахнули шапками:
- Вот и Камень!... Э-ге-гей!..
Эхо далеко разнеслось по горам и ущельям.
- Пермь-земля! - показывая на хребты, объявил князец. Истосковавшиеся
казаки радостно соскочили с нарт, зашумели:
- Здравствуй, милая, здравствуй, родная русская земля!
- Теперь река побежит на Русь. Пассер-я - сказал князец. - Шибкая
река, большая вода! Серебристый день тускнел, заиндевелые и седые от
тумана березники покрылись синью.
Началась студеная ветренная ночь. Олени сбились в кучу. Ишбердей
обнаружил промысловую избушку, она была пустой и вся промерзла. Казаки
разложили костер - "нодью" и всю ночь грелись, рассказывая сказки и
побасенки.
- А что, браты, бывают ли на свете честные дьяки и приказные? В
Москве, небось, всякой нечисти полно! - задумчиво глядя в костер, спросил
Иванко.
Сероглазый казак, с проседью в густой бороде и красным рубцом через
весь лоб, ухмыльнулся лукаво:
- Не слыхано что-то о честном царевом слуге, - начал он. - Я, браты,
полвека исходил, - под Азовом и Астраханью рубался, в Бухару в полон
угодил и бежал оттуда. И слышал, я казаки, там одну бывальщину разумную;
прикинул и подумал: "Да то ж при всяком хане и царе деется..."
- Сказывай свою бывальщину, - попросили казаки.
- Так вот, браты, как было дело, - повел свой рассказ бывалый казак.
- На базаре в Бухаре ловили вора, а поймали ни в чем не повинного
простолюдина. Притащили его к падишаху и говорят: "Этот человек вор!".
Падишах и очей своих не поднял на бедолагу, изрек только одно слово:
"Повесить!". - "Жаль, но поздно, теперь ничего не поделаешь!" - воскликнул
простолюдин. "О чем ты жалеешь?" - спросили палачи, которые вели его на
казнь. "Я знаю то, чего, кроме меня, никто не знает на свете". - "Что же
это?" - удивились палачи. "Я умею сеять золото..."
Вранье, того не может быть! - перебил один из казаков. - И чего ты
врешь, Лука? - сердито фыркнул казак.
- Не мешай, - сказал Кольцо. - То народное словечко золотое. Говори,
Лука, что было дале!
- Известное дело, что приключилось тут, - спокойно продолжал Лука. -
Как заслышали про золото, скорей гонца к падишаху: "Царь царей, повелитель
земель и нас, рабов, о чудо! Человек, которого ты повелел повесить, умеет
сеять золото". Падишах вскочил и затопал: "Скорей, живо ко мне этого
человека!" Простолюдина доставили во дворец, и падишах снизошел до
разговора с ним: "Если ты умеешь сеять золото, - сказал он, - то посей его
для меня, и я дарую тебе жизнь". - "Я готов!" - воскликнул осужденный. И
вспахал он, братцы, землю, заборонил, приготовил для посева и велел
принести золото, лобанчики покрупнее. Ему из казны пять мер отпустили,
червонного. Сам падишах на разубранном коне приехал на поле
полюбопытствовать, как будут сеять золото. "Все готово для посева, -
сказал простолюдин. - Теперь, повелитель, снизойди и назначь, кому сеять.
Только такой завет при этом положен: сеять золото может только честный
человек, никогда и ничего не укравший в своей жизни. Я никогда ничего не
воровал, но обвинен в воровстве, потому не подхожу для этого дела" - "Если
так, - согласился падишах, - то пусть сеет золото мой главный визирь". -
"Великий и всемогущий! - пал перед падишахом и возопил визирь. - Я не
подхожу для этого дела". - "Тогда пусть посеет золото мой верховный
судья", - выговорил падишах. И судья, братцы, стал сразу заикой: "Я...
я... тоже н...е подо-й-ду, пожа-лу-й". Тогда падишах окинул свою свиту
проницательным взором и остановился на градском управителе: "Ты будешь
сеять золото!" - приказал он, но управитель упал ему в ноги и взмолился:
"Прости, всесильный и мудрый, и я не гожусь для этого!.."
Казаки дружно захохотали. Иванко покрутил длинный ус и вымолвил
ехидно:
- Вот это ловко! А что же дальше?
- Ну что тут повелителю оставалось делать? - пожал плечами
рассказчик. - Подозвал он муллу, и только хотел сказать ему о посеве, как
тот замахал руками: "О, господин, премного я грешен!" Тогда падишах
перебрал всех придворных, - и казначея, и виночерпия, и блюстителя гарема,
- всех, всех, и они в меру своих сил отказались сеять золото. "Повелитель
мудрый, видно в книге Судеб предназначено тебе самому посеять золото!" -
предложил один из придворных. "Боюсь, как бы и мне не испортить дела", - с
великой смущенностью ответствовал падишах. "О, государь, о, всемилостивый!
- вскричал тогда невинно приговоренный. - Значит, у тебя во дворце нет ни
одного честного человека. А я вот за всю свою жизнь не украл ни крохи, и
ты приказываешь меня казнить, как вора!" Тогда падишах разгневался и
приказал казнить этого человека, как обманщика: "Раз некому и, выходит,
нельзя сеять золото, - сказал он, - значит, человек лжет, пообещав золотой
урожай. Повесьте его!"
Вот она, правда, браты! - вздохнул казак, споривший с Лукой, и вдруг
сказал Иванке. - Гоним мы в Москву, а царь Иван Васильевич да и скажет
нам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264