Ветер шатал
этих людей - так ослабели они телом, но дух у них был крепкий.
- Не печалься, батько, не выдадим! Отстоим!..
От вешнего дождя вздулась Сибирка-река, шумит, кружит. Стучит частый
дождь. Как ящерки, по одиночке перебрались казаки во мраке через мокрый
тын, проползли вал и очутились в темном широком поле. Рядом глазами
чудовищ светились погасающие костры; свернувшись, подобно псам, татары
спали под намокшими халатами и палатками. Ветерок доносил запах горелого
кизяка. В стороне, у белеющего шатра, бодрствующий лучник вполголоса
распевал заунывную песню.
Впереди заржала кобылица. Мещеряк насторожился, шепнул:
- На дороге дозор. В овраг, браты...
Уползли в размытую падь, поросшую густым кустарником. Мокрые, усталые
передохнули, прислушались. В татарском стане тишина.
"Эх, теперь бы ста три донцов!" - мечтательно подумал атаман. -
Пошли, отчаянные! - шепнул он.
Выбрались из овражины. Ночь будто еще темнее стала, придавила землю,
обильно поливая ее дождем. Костры подернулись пеплом, погасли. Сон крепко
овладел татарами. Только старательный пес брехал где-то у коновязей.
Вот и Саусканский холм! Затаенно шумит березовая роща. В большой юрте
свет, звучит бубен и, как ручеек, льется нежная песенка...
"Тут и Карача!" - облегченно вздохнул Мещеряк. - Браты, последний
роздых, и в сечу!
Казаки сели спиной к могильному холму. Молчали. Долго глядели в
сторону Искера, где тускло светились и мигали редкие огоньки. На душе от
них уверенней, веселей.
- Ермаку не спится. Думает о нас! - тихо вымолвил Илтин. - Вот
нагляделся на этот красный глазок и будто с батькой поговорил. Эх! - он
потянулся так, что хрустнули кости.
- Ну и силен ты, казак! - похвалил Мещеряк.
- Был силен, а теперь один дух. Ну, да и я хвачу. Ух, и хвачу!
Дозволь, атаман, мне старичка...
- Возмешь, твой!.. Ну! - построжав вдруг, шепнул Мещеряк. - За мечи!
Никому спуску! Быстро, разз! - он выхватил меч из ножен и побежал к
шатрам. За ним - отряд. Внезапно, как лихой вихрь, налетели казаки на
дремавшую у шатров стражу и перекололи с хода. Ворвались в шатер. Посреди,
у мангала, дремлют двое в пестрых халатах, крепкие, сильные, смуглые лица
в черных курчавых бородках. При шуме оба раскрыли глаза, схватились за
клинки. Но опоздали...
Мещеряк опознал убитых и с омерзением столкнул головы с пестрого
ковра к мангалу:
- То сынки Карачи! Любо, браты, мчись дале!..
Он выбежал из юрты. В покинутом шатре от раскаленного мангала стала
тлеть курчавая бородка зарубленного, - запахло гарью...
Казак Ильин ворвался в шатер Карачи. Пылали жирники, освещая пестрые
перины. Синие языки трепетали на медном мангале, у которого сидели три
тонкие чернобровые красавицы в розовых шальварах.
Позади них, вскинув реденькую бороденку, храпел старичок в одних
портках. Заслышав шум, он раскрыл глаза. При виде вбежавших казаков зрачки
Карачи расширились от ужаса. Он рванулся и на коленях пополз в дальний
угол.
- Козлик, ты куда? - томно спросила, не разглядев еще казаков, одна
из красавиц.
Карача не отозвался, старательно подползая под войлок шатра.
Набежавший Ильин схватил его за ногу и вытащил на ковер:
- Эй, кикимора! Скажи, присуха, где тут Карача?
Старичок согнулся и жарко, быстро заговорил:
- Он тут! Он здесь... Третий юрта. Это его женки. Я бедный евнух. О,
аллах, истинно говорю я!
Казак толкнул мурзу ногой и, не глядя на красавиц выбежал из юрты.
Карача не дремал: плешивый и скользкий, он, как угорь, юркнул под
войлок и был таков. Через минуты за юртой раздался конский топот.
Круглолицая, с толстыми иссиня-черными косами, татарка приподняла пухлую
губу с темным пушком и равнодушно процедила:
- А наш козлик ускакал...
Мещеряк, обозленный за страшную зиму, не щадил никого. Один за
другим, так и не очнувшись, залились кровью мурзаки. От криков проснулся
поэт и схватил свиток. Увидя огромного казака, он протянул руки и возопил:
- О, победитель, я прочту тебе стихи!
- Пошел прочь, дурень! - оттолкнул его казак. - И без тебя споем
лихое, коли понадобится потешить душу!
Много врагов положили браты Ермака. Мстили и приговаривали:
- За Иванку Кольцо!
- За Пана!
Уцелевшие татары бежали к обозу, но Мещеряк отрезал им дорогу к
коням. Казаки оградились телегами и били оттуда из пищалей.
Наступало свежее июньское утро, взошло солнце, и алмазами засверкала
крупная роса, перемежаясь с яркими рубинами крови.
Беглецы с Саусканского холма примчали в осадный табор и истошным
криком разбудили татар:
- Казаки, казаки добрались до шатра Карачи! Ах, горе нашим головам!..
Ермак всю ночь стоял на дозорной башне. Ждал он всем сердцем, всей
душой ждал воинской радости. Завидя суету и переполох во вражьем стане, он
снял шлем, вгляделся еще раз в Саусканские высоты, перекрестился и сказал:
- Мещеряк оправдал надежду нашу! Браты! Настал наш час! И нам надо
идти!..
Татары остервенело пытались выбить казаков из-за обоза. Они толпами
кидались на заграждение, стремясь смешать его с землей, но казаки и
стрельцы били из пищалей без промаха. Груды трупов и копошащихся у телег
еще живых людей и коней не давали развернуться татарской орде. Напрасно
лучники осыпали стрелами, - казаки стояли упорно и зло огрызались.
Солнце поднималось все выше, в низинах растаяли сизые туманы.
Татарские кони устали; взмыленные, изнуренные, они сами сворачивались в
кусты. Татар мучила жажда, но еще мучительнее была мысль: "А что, если
Ермак выйдет сейчас со своим войском из Искера?".
И Ермак вывел на широкий холм своих братов. Худые, серые, они еле
держались на ногах, но сейчас же пошли на орду.
Завидя позади себя идущие сомкнутым строем стрелецкие и казацкие
дружины, татары завопили:
- Идет он! Идет сам Ермак...
Татарская конница кинулась на дорогу, убегающую к востоку, и исчезла
в синем мареве. За ней поспешили и пешие лучники. Не знали они, что в эту
самую пору у казаков Мещерекя окончился порох. Великий страх напал на
татар, бросая все, они бежали кто куда.
Ермаку подвели плененного коня, он вскочил на него и погнал вперед.
Почуяв опытного всадника, скакун сразу покорился и, заржав на все поле,
понес его вслед за ордой.
4
Войска Карачи в неописуемом страхе побежали из-под Искера. Татары
яростно дрались друг с другом из-за коней, рубились и резались короткими
кривыми ножами. Вой и крики разносились по лагерю. Объятые ужасом, беглецы
теснились на перевозах, опрокидывали обозы и заодно грабили добро Карачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
этих людей - так ослабели они телом, но дух у них был крепкий.
- Не печалься, батько, не выдадим! Отстоим!..
От вешнего дождя вздулась Сибирка-река, шумит, кружит. Стучит частый
дождь. Как ящерки, по одиночке перебрались казаки во мраке через мокрый
тын, проползли вал и очутились в темном широком поле. Рядом глазами
чудовищ светились погасающие костры; свернувшись, подобно псам, татары
спали под намокшими халатами и палатками. Ветерок доносил запах горелого
кизяка. В стороне, у белеющего шатра, бодрствующий лучник вполголоса
распевал заунывную песню.
Впереди заржала кобылица. Мещеряк насторожился, шепнул:
- На дороге дозор. В овраг, браты...
Уползли в размытую падь, поросшую густым кустарником. Мокрые, усталые
передохнули, прислушались. В татарском стане тишина.
"Эх, теперь бы ста три донцов!" - мечтательно подумал атаман. -
Пошли, отчаянные! - шепнул он.
Выбрались из овражины. Ночь будто еще темнее стала, придавила землю,
обильно поливая ее дождем. Костры подернулись пеплом, погасли. Сон крепко
овладел татарами. Только старательный пес брехал где-то у коновязей.
Вот и Саусканский холм! Затаенно шумит березовая роща. В большой юрте
свет, звучит бубен и, как ручеек, льется нежная песенка...
"Тут и Карача!" - облегченно вздохнул Мещеряк. - Браты, последний
роздых, и в сечу!
Казаки сели спиной к могильному холму. Молчали. Долго глядели в
сторону Искера, где тускло светились и мигали редкие огоньки. На душе от
них уверенней, веселей.
- Ермаку не спится. Думает о нас! - тихо вымолвил Илтин. - Вот
нагляделся на этот красный глазок и будто с батькой поговорил. Эх! - он
потянулся так, что хрустнули кости.
- Ну и силен ты, казак! - похвалил Мещеряк.
- Был силен, а теперь один дух. Ну, да и я хвачу. Ух, и хвачу!
Дозволь, атаман, мне старичка...
- Возмешь, твой!.. Ну! - построжав вдруг, шепнул Мещеряк. - За мечи!
Никому спуску! Быстро, разз! - он выхватил меч из ножен и побежал к
шатрам. За ним - отряд. Внезапно, как лихой вихрь, налетели казаки на
дремавшую у шатров стражу и перекололи с хода. Ворвались в шатер. Посреди,
у мангала, дремлют двое в пестрых халатах, крепкие, сильные, смуглые лица
в черных курчавых бородках. При шуме оба раскрыли глаза, схватились за
клинки. Но опоздали...
Мещеряк опознал убитых и с омерзением столкнул головы с пестрого
ковра к мангалу:
- То сынки Карачи! Любо, браты, мчись дале!..
Он выбежал из юрты. В покинутом шатре от раскаленного мангала стала
тлеть курчавая бородка зарубленного, - запахло гарью...
Казак Ильин ворвался в шатер Карачи. Пылали жирники, освещая пестрые
перины. Синие языки трепетали на медном мангале, у которого сидели три
тонкие чернобровые красавицы в розовых шальварах.
Позади них, вскинув реденькую бороденку, храпел старичок в одних
портках. Заслышав шум, он раскрыл глаза. При виде вбежавших казаков зрачки
Карачи расширились от ужаса. Он рванулся и на коленях пополз в дальний
угол.
- Козлик, ты куда? - томно спросила, не разглядев еще казаков, одна
из красавиц.
Карача не отозвался, старательно подползая под войлок шатра.
Набежавший Ильин схватил его за ногу и вытащил на ковер:
- Эй, кикимора! Скажи, присуха, где тут Карача?
Старичок согнулся и жарко, быстро заговорил:
- Он тут! Он здесь... Третий юрта. Это его женки. Я бедный евнух. О,
аллах, истинно говорю я!
Казак толкнул мурзу ногой и, не глядя на красавиц выбежал из юрты.
Карача не дремал: плешивый и скользкий, он, как угорь, юркнул под
войлок и был таков. Через минуты за юртой раздался конский топот.
Круглолицая, с толстыми иссиня-черными косами, татарка приподняла пухлую
губу с темным пушком и равнодушно процедила:
- А наш козлик ускакал...
Мещеряк, обозленный за страшную зиму, не щадил никого. Один за
другим, так и не очнувшись, залились кровью мурзаки. От криков проснулся
поэт и схватил свиток. Увидя огромного казака, он протянул руки и возопил:
- О, победитель, я прочту тебе стихи!
- Пошел прочь, дурень! - оттолкнул его казак. - И без тебя споем
лихое, коли понадобится потешить душу!
Много врагов положили браты Ермака. Мстили и приговаривали:
- За Иванку Кольцо!
- За Пана!
Уцелевшие татары бежали к обозу, но Мещеряк отрезал им дорогу к
коням. Казаки оградились телегами и били оттуда из пищалей.
Наступало свежее июньское утро, взошло солнце, и алмазами засверкала
крупная роса, перемежаясь с яркими рубинами крови.
Беглецы с Саусканского холма примчали в осадный табор и истошным
криком разбудили татар:
- Казаки, казаки добрались до шатра Карачи! Ах, горе нашим головам!..
Ермак всю ночь стоял на дозорной башне. Ждал он всем сердцем, всей
душой ждал воинской радости. Завидя суету и переполох во вражьем стане, он
снял шлем, вгляделся еще раз в Саусканские высоты, перекрестился и сказал:
- Мещеряк оправдал надежду нашу! Браты! Настал наш час! И нам надо
идти!..
Татары остервенело пытались выбить казаков из-за обоза. Они толпами
кидались на заграждение, стремясь смешать его с землей, но казаки и
стрельцы били из пищалей без промаха. Груды трупов и копошащихся у телег
еще живых людей и коней не давали развернуться татарской орде. Напрасно
лучники осыпали стрелами, - казаки стояли упорно и зло огрызались.
Солнце поднималось все выше, в низинах растаяли сизые туманы.
Татарские кони устали; взмыленные, изнуренные, они сами сворачивались в
кусты. Татар мучила жажда, но еще мучительнее была мысль: "А что, если
Ермак выйдет сейчас со своим войском из Искера?".
И Ермак вывел на широкий холм своих братов. Худые, серые, они еле
держались на ногах, но сейчас же пошли на орду.
Завидя позади себя идущие сомкнутым строем стрелецкие и казацкие
дружины, татары завопили:
- Идет он! Идет сам Ермак...
Татарская конница кинулась на дорогу, убегающую к востоку, и исчезла
в синем мареве. За ней поспешили и пешие лучники. Не знали они, что в эту
самую пору у казаков Мещерекя окончился порох. Великий страх напал на
татар, бросая все, они бежали кто куда.
Ермаку подвели плененного коня, он вскочил на него и погнал вперед.
Почуяв опытного всадника, скакун сразу покорился и, заржав на все поле,
понес его вслед за ордой.
4
Войска Карачи в неописуемом страхе побежали из-под Искера. Татары
яростно дрались друг с другом из-за коней, рубились и резались короткими
кривыми ножами. Вой и крики разносились по лагерю. Объятые ужасом, беглецы
теснились на перевозах, опрокидывали обозы и заодно грабили добро Карачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264