Течение Иртыша стало медленнее, величавее. Пробежавшая тысячи верст
могучая река вливалась в обширную Обь. Постепенно редели леса, уступая
место тундре. Мшистая равнина да низкое серое небо. И воды обские казались
тяжелыми, свинцовыми. Белела пушица, цвели скудные травы, и скрюченная
малорослая березка жалась к земле. На стоянках налетали темные тучи
комаров и гнуса. Они лезли в котел с варевом и покрывали его серым
налетом, проникали за воротник, под рубаху, жгли лицо, вспухавшее от
разъедающих укусов. Только густой дым отгонял подлую тварь, от которой не
было житья. Ермак хмуро разглядывал просторы:
- Гиблое место!
Даже солнце отливало здесь багровым отсветом, а вечерами на Оби
лежали густые сиреневые тени. Багровый и синий цвета мешались и навевали
на душу мрачное настроение. В эти минуты казакам казалось: потухает солнце
и умирает все живое и на земле, и на воде. А между тем в этих, никем не
мерянных просторах лежали многие остяцкие княжества. Огромные стада оленей
бродили по тундре и давали кров и пищу человеку.
Ниже по течению, через многие дни плавания, лежала Обдория. Хотя в
титуле великого московского князя и писалось "князь Удорский, Кондинский",
однако эти края жили своей жизнью - ясака не платили и царя не знали.
Обдорские князьцы разводили многотысячные стада оленей, пастухами у них
были самоеды.
Слухи о богатствах обского севера давно дошли до русских, наслышался
о них и Ермак. Вспомнил он рассказы строгановского посланца, который
побывал в Жигулях, сманивая казаков на Каму.
Разглядывая мрачные синие тени заката, далекие холмы за гнилыми
болотами, атаман суеверно прошептал про себя:
- Так вот где "горы зайдуче в луку моря, им же высота яко до небес".
Тут и быть Лукоморью! Но как пройти в него?
В ливонском походе досужий русский воевода показывал Ермаку чертеж
всей земли, начертанный неким Антоном Видом. Тогда на нем привлекло
внимание обозначение обского низовья. Там, на левой стороне Оби, была
обозначена Золотая баба с ребенком на руках. Ей и поклонялись "обдоры",
принося в жертву меха.
"Вот где Злата баба! Сколько же плыть до сего идолища!" - подумал
Ермак.
В протоке казаки встретили вогула на челне. Бедняк, в истертой
малице, испуганно смотрел на русских. Ермак подарил ему зипун и спросил:
- А где князец Обдорский?
Старик повернулся лицом к полуночи и ответил:
- Там, там. Далеко, много далеко. Плыл, все плыл...
Вздохнул Ермак, - не лежало его сердце к сырой пустыне, к гнетущему
безмолвию.
"Пес с ней, Златой бабой!" - подумал он и велел повернуть струги
обратно.
Казаки хватко ударили веслами. Запенилась вода, вогул быстро остался
позади. Ермак сидел на головном струге и все думал о Златой бабе. Не знал
он, что идол, именуемый так, вовсе не златой, а грубо рублен из кедра и
покрыт железом...
Ермак вернулся в Искер, а вестей из Москвы все не было. Не сиделось
ему, захотелось встретить воеводу московского на пороге новой землицы.
Вспомнил он путь через Каменный и лесную Тавду-реку, на которой так
недавно минули столько опасностей. Там, на Тавде, решалась судьба
казацкого войска... Теперь все позади.
Отдохнув десять дней в Искере, Ермак поплыл к Тоболу, а из него
выбрался на знакомую дорожку. По берегам шумели дремучие леса, вливались в
Тавду лесные ручьи, а на них кочевали вогулы. Кондинские князьцы держались
независимо. Рука хана Кучума не дотянулась сюда.
Стоял июнь, - белые ночи брезжили над тайгой, наполненной гнусом. От
него не было спасения ничему живому: ни человеку, ни зверю. Вогулы жгли
костры и заклинали злого, негодного духа Пинигезе, создавшего комаров. У
берестяных юрт часто раздавался звук шаманского бубна. Лето было в
разгаре; олени сыты; сильно и остро пахла их потная шерсть, в реках гуляли
косяки жирных рыб, зверя было вволю, - радуйся, вогулич!
Шли за стадами кочевники и пели свои простые песни. Что видели, о том
пели они.
Все дальше и дальше уходила Тавда в дремучие дебри. Но водную дорогу
стерегли вогульские князьцы. В устье реки Пачеке встретил Ермака князец
Лабута. Скопища вогулов пускали тысячи стрел. Струги подошли к берегу.
Ермак выскочил первым и крикнул своим раскатистым голосом:
- Браты, на слом!
Его щадили вражьи стрелы, а вернее всего - изменяли лучникам их
трусливые руки при виде тяжелого, кряжистого воина с ослепительным мечом в
руке. Ермак шел прямо через валы, буреломы, под грузными его сапогами
трещали валежины. Большие глаза его были полны гнева. Взглянув в лицо ему,
вогулы-воины пугались и бежали с дороги. Ермак настиг князьца Лабуту и
ударом кулака свалил с ног:
- Браты, в полон взять!
Казаки ремнями связали очумелого князьца, который, очнувшись, все
хлопал веками, оглядывая себя.
- Вуул-хой! - Большой человек! - одобрил кулачный удар князец.
А Ермак в эту пору настиг у озерка второго князьца - Печенегу. Этот
был в кольчуге и размахивал палицей.
- Я убью тебя, белый! Уйди, бородатый!
Он проворно кинулся к Ермаку, но атаман отразил удар. Печенега погиб.
Вогулы побежали, оставив на поле схватки сотни тел. Ермак повелел всех
убитых врагов побросать в глубокое илистое озеро, назвав его Поганым...
Шестого августа Ермак добрался в Кошуцкую волость. Молва о побоище в
устье Пачеки опередила казаков. Объятый страхом, князец Ичимх вышел
навстречу дружине Ермака. На дороге он положил дары - ценную рухлядь.
Ермак приветливо принял князьца, и тот охотно поведал ему о
Кондинской земле. Князец повел Ермака в Чардынский городок, где представил
ему шайтанщика. Старый со впалым ртом колдун поразил Ермака подвижностью -
руки его, казалось, скользили всюду, тонкие пальцы все время были в
движении.
Шаман, прищурив глаза, сказал значительно:
- Сейчас шаманить буду. С богом Тозым говорить буду. Скажу тебе. Ты,
богатый человек, отдаришь...
В юрте воняло рыбным жиром, застарелой кислятиной; горький дым ел
глаза.
Ермак предложил князьцу Ичимху:
- Пусть шаманит мне на лугу!
- О, о! - охотно согласился старик и, захватив бубен с колотушкой,
вышел из чума.
На поляне, на берегу ручья, собрались вогулы, грязные, всклокоченные,
одетые в ободранные, затертые парки; одни сидели в кружок, иные стояли.
Рядом ползали голые ребятишки. Казаки высматривали вогульских женок. Под
огромной лиственницей дымился костер - отгонял комаров. Старик подогрел
бубен, кожа натянулась и залоснилась. Шаман провел пальцами, пеньзар издал
глухой звук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264