"И с чего только начался он?" - с ужасом думал писчик.
Причина возмущения работных людей была самая простая и ясная. От
непереносимых бед и тяжелой жизни поднялись рудокопщики и солевары против
господина.
Глубок и глух Вишерский рудник. Вода так и хлещет в забоях. Нет
тяжелее и безотраднее работы, как рудничная. Под землей и давит часто, и
топит работяг. А кроме всего, не жизнь, а сплошная маята: рваны, босы,
голодны, и непрестанные издевки. Строгановский приказчик, рыжий наглый
Свирид - хапуга, каких свет не видывал. Голодом народ морит, а руду на
гора давай! Умри, а добудь!
Работали рудобои, не разгибая спины, по многу часов, жили в старой
сырой землянке, где ни согреться, ни просушить мокрую одеженку. Народ
надрывался, десны кровоточили, зубы шатались: каждый день мужиков на
погост таскали. В куль рогожный да в яму! Не каждому пологалась домовина в
строгановской вотчине.
Частенько в рудник наезжал сам Свирид, молча расхаживал по рудничному
двору и присматривался к работе горщиков.
- Богатимо живете, хлопотуны! - язвительно кричал он на весь рудник:
- Гляди-ко, совсем мало толченой коры в хлебушке. Зажирели, лентяи!
В последний приезд на рудник приказчик Свирид позвал артельного
кормщика и наказал ему заправлять кашу сусличным маслом.
Попробовали горщики, и сразу ложки на стол:
- Жри сам, толстое пузо! Мы - не псы...
Всем скопом рудокопщики разом поднялись со скамей и вышли из-под
навеса, под которым размещались слаженные из теса непокрытые столы. Горщик
Елистрат Редькин крикнул работным людям:
- Братцы, доколе терпеть будем каторгу? Пойдем к Свириду да усовестим
его по-божески!
Погомонили, поспорили, выбрали самых толковых, в том числе и
Редькина, и направили для беседы к приказчику. Пришли на обширный двор,
обнесенный крепким тыном. И только выступили вперед, за ними сторож,
диковатый татарин Бакмилей, - раз, и мигом ворота на запор!
- Ты что робишь? - с тяжелым предчувствием спросил у него Елистрат.
- Ни что... Хозяин так приказал. Тихо, а то сам знаешь! - оскалился
татарин.
Из хором вышелл Свирид, тяжелый, в подкованных сапогах, кулаки -
гири. Остановился на крылечке и зычно закричал.
- Кто из вас со словом пришел?
Горщики вытолкали Редькина. Он подошел к приказчику, степенно, с
достоинством поклонился, а руки закинул за спину.
- Ты это как с хозяйским доверенным собрался разговаривать? Шапку
долой, смерд! - Свирид внезапно размахнулся плетью, и раз! - выхлестнул
Елистрату глаз. Лицо горщика мгновенно залилось горячей кровью. Рудокоп
закрылся ладонями, а другие гневно закричали:
- Неясыть, крови тебе нашей мало! За что покалечил человека? Мы к
тебе за советом, с добрым словом явились, а ты...
- Ах, вот вы как заговорили, смерды! - заревел Свирид и крикнул
Баклимею: - Псов с цепи спусти! Ату их!..
И пошел травить псами. Ух, и потешил свою душу приказчик! Когда
Бакмилей распахнул ворота, со двора еле выбрались оборванные, истерзанные
горщики. Закрыв глаза, пошатываясь, за ними шел и Редькин. Вслед уходящим
Свирид крикнул:
- Вот теперь и сусличье сало в самый раз сгодится! От него все раны
да язвы заживают скорехонько...
Елистрат крепко сжал зубы, смолчал, только желваки на щеках вздулись.
Старуха Карповна - горщицкая ведунья - промыла ему выхлестнутый глаз,
завязала рану тряпицей.
- И как это он тебя гораздо! Горюн ты мой, горюн! - вздыхала бабка. -
Окривел ты, Елистратушка, на весь век...
Редькин не упал духом. Твердо ответил лекарке:
- Окривел я, родимая, только взором, зато душа моя выпрямилась. Знаю
теперь, как с приказчиками говорить!..
Подобрал Елистрат верных товарищей, взял с них клятву. Глухой ночью
забрались они в хоромы Свирида, да так тихо, так осторожно, что ни один
пес не забрехал. Распахнули двери в покои, а на пороге вдруг встал
Бакмилей. Татарин от неожиданности угодливо осклабился, а у самого от
страха глаза забегали:
- Ты... Ты...
- Ну, вот и посчитаемся, пес! - и молодецким ударом кайла Елистрат
уложил татарина. - Кровь за кровь!
Дружки в эту пору ломами выбили дверь в опочивальню приказчика и
кинулись к постели. Пуста и тепла перина, а из-под ложа торчат большие
красные пятки.
- Эй, Свирид, вылезай, а то гвозди в пятки вгоним! - пригрозил
Редькин.
Приказчика выволокли за ноги из-под кровати и усадили за стол.
- Вишь, все раны наши затянуло от сусличного сала! - с насмешкой
сказал Елистрат. - Спасибо. Отблагодарить пришли, и тебе угощенье
припасли. - И положил Елистрат перед приказчиком дохлую мышь. - Ну-ка,
отведай!
- Да что ты! Да побойся бога, милый! - взмолился Свирид.
Редькин сверкнул единственным глазом, шевельнул кайлом.
- Ешь!
Под смертной угрозой сожрал лютый приказчик мышь. Ел и молил:
- Не бейте меня, ребятушки! Пожалейте ради семейного, детишек
много...
- А ты нас пожалел? - строго спросил Елистрат и показал на выбитый
глаз: - Из-за кого на всю жизнь окривел?
- Сглупа я погорячился, братцы, - заканючил Свирид.
- А из-за кого повесилась на лесине сестренка моя? Не ты ли, бугай,
изнахратил ее? - непримиримо сказал приказчику второй горщик, бороду
которого прошибла густая проседь.
Приказчика повязали, и каждый выкладывал перед строгановским выжигой
все свои наболевшие обиды и кровь. Слово за слово, горщики так распалились
от гнева, что в короткий час насмерть уходили Свирида.
Утром рудокопы густой толпой пошли к варницам. Белесый дым скучно
вился к низкому серому небу. Бабы вереницей таскали в амбары кули с солью.
- Хватит робить на барство, женки! - издали закричал Редькин. -
Бросай кули...
На крик из варниц выбежали солевары. Из толпы испуганно предупредили:
- Берегись, горщики, Свирид-пес не порадует. На цепь да рогатки на
шею!
- Был Свирид, да весь вышел. Не стало его! - решительно оповестил
Редькин. - Круши все!
Сразу загорелось сердце, вспомнилась вся горькая безрадостная жизнь.
Солевары сошлись с горщиками и зашумели.
Елистрат с тремя горщиками кинулся в солеварни и выгреб головни
из-под цырена.
- Жги! Ни к чему соль, коли нам и так солоно!
Белый огонь лизнул кровлю, и сразу вспыхнули два амбара. Женки,
побросав кули, со страху заголосили:
- И-и, что теперь будет?
Дым темнее заклубился. Писчики попрятались по углам, а Андрейко
Мулдышка незаметно укрылся на сеновале. Стуча от страха зубами, он все
крестился, творил молитвы и твердил: "Пронеси, господи, как бы не
спогадались и меня зажарить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264