Алей возвращался в Искер как победитель,
и гонцы его, ехавшие впереди, возвещали в аилах, чтобы навстречу ему
выходили старейшины и чтобы народ ликовал. Но не везде выходили
знатнейшие, - многие откочевали от больших путей, а народ смотрел мрачно
на лихих всадников.
Женщины, укрышись в юртах, шептали огорченно: "Опять кровь и слезы.
Заберут сыновей, и они не вернутся в родное кочевье!".
Тайджи Алей с пышностью въехал в Искер. Пуст и безмолвен был он.
Вместо белого войлочного шатра, где всегда восседал его отец - хан,
смолистым тесом поблескивала большая изба с крыльцом, украшенным
балясинами. Мазанки развалились. Когда-то здесь все шумело, как большое
озеро в прибой, а сейчас все молчало, будто ушла вода и все живое умерло
кругом. Сын Кучума устроился в воеводской избе. Он, по примеру отца,
восседал на перинах, брошенных на пестрые ковры. Его одежда из желтого
шелка сверкала драгоценными камнями. Три жены Алея и семь братьев
восхваляли его храбрость. Он возомнил, что может заменить отца, и если тот
вернется сюда, то кто знает, что может случится? В Искере видели, как
быстро умирали ханы, сменяя один другого.
Но вскоре радость Алея потухла. Он послал вестников к остякам и
манси, чтобы они ехали в Искер и везли ясак и за прошлое, и за эти дни, и
за будущее. Очень был пуст ханский курень, и нужно его быстрее заполнить
богатствами, чтобы вернулась радостная жизнь. Но остяцкие князьки и
старейшины манси отказались ехать на поклон в Искер и везти ясак.
Вымской земли Лугуй - князь-управитель остяцких городков Куновата,
Илчта-городка, Ляпина-городка, Мункоса, Юпла-городка да Березова -
негостеприимно принял посланца тайджи Алея. Он не пустил его в пауль и
повелел сказать татарину:
"Звериные угодия: и лисьи гнезда, и соболиные, и выдерные, и
бобровые, и россомачьи, и беличьи, и горностаевы промыслы, и лосиные ямы,
и птичьи ловли, и все места, в коих водится живая тварь, а в реках и
озерах рыба, - народа нашего из века веков, и не можем мы дать ясак тайджи
Алею и его отцу хану Кучуму. Так положил остяцкий народ, и я, Лугуй,
должен слушаться его!"
Так татараский посол и уехал огорченным и голодным из городка
Березова.
Другой посол Алея в эту пору приехал к Алачаю - кодскому князю. Давно
ли он был могущественным союзником Кучуму и только всего несколько недель
назад побывал в Епанчиных юртах и по дележу получил один из панцырей
Ермака? Но и Алачай отказался ехать в Искер на поклон хану, а при
напоминании об ясаке заохал, застонал и сказал, что оскудели кодская земля
и реки, и трудно ему, кодскому князю, жить. Все же он снизошел и накормил
посла сушеной рыбой и сохатиной.
И пелымский князь, и вогульцы, обитавшие по Туре и Тавде, тоже не
захотели поклониться Алею. Но что горше всего, вогулы и остяки, жившие по
соседству с Искером, по Демьян-реке, и те отказались вносить ясак.
Один за другим возвращались посланцы с недобрыми вестями в Искер.
Тайджи Алей гнал их прочь и грозил карами. Печальный, он выходил на тын и
оглядывал с выси свое ханство. Внизу по-осеннему шумел Иртыш, в небе
кричали перелетные птицы, леса и рощи вокруг Искера роняли последний лист,
и ветер приносил запах тлена. Все это глубоко тронуло Алея - понял он, что
не воскресить, не оживить больше Искер. Не потечет вспять могучий Иртыш, -
не вернется сюда больше былая жизнь.
С дозорной башенки Алей разглядывал Алафейскую гору; вот темнеют
развалины городков: Бицик-Тура, Суге-Тура, Абалк, - и все они, так же, как
Искер, похожи на забытое ханское кладбище, над которым ветер раскачивал
голые деревья.
Тайджи сел в седло и, скорбно склонив голову, проехал на кладбище.
Здесь тихо, грустно шумит покинутая роща. Среди кустов терновника, на
земле, лежат серые камни. Конь копытом загремел по серой мшистой плите.
Алей склонился и признал могилу Гулсыфан - первой жены своего отца. На
камне высечены искусником слова из корана: "Он вечен и бессмертен, тогда
как все умрет..."
Алей помрачел, тронул уздечку, и конь, стуча копытами, унес его из
печального места. Когда он вернулся в Искер, его поразила растерянность,
которую он читал в лицах встречных...
Свита молча расступилась перед Алеем, и он прошел к любимой жене
своей Жамиль. Они грустно улыбнулась ему, на густых ресницах ее повисли
слезы. Алей нежно прижал ее к своей груди и спросил:
- Почему ты грустишь?
Она смутилась, стыдливый румянец вспыхнул на ее круглых щеках. Пряча
голову на его груди, Жамиль прошептала:
- Я жду дочь...
Он схватил в свои широкие ладони ее голову и стал целовать смуглое
лицо и большие жгучие глаза, осененные длинными ресницами.
- Так я тоже жду это счастье! О чем же слезы?
Красавица ответала в сторону глаза, вздохнула:
- Ах, Али, не о том печаль. Горе в другом!
- В чем же?
Она неторопливо осводилась из объятий мужа, неслышной походкой обошла
покой с низкими оконницами, прислушалась. Ей не нравилось русское жилье с
деревянным потолком. Здесь каждый шаг звучал громко. Жамиль еле слышно
шепнула Алею:
- Что делать нам? Сюда спешит с конниками Сейдяк...
Тайджи побледнел, но быстро овладел собой. "Так вот почему
растерялись его ближние! Опять кость Эдигера поднялась против него!
Сейдяк, Сейдяк!" - с ненавистью он подумал о своем кровнике.
Хан Кучум через степи пришел в Искер, разорил город и убил сибирских
князей - братьев Булата и Эдигера. Он был жесток и бросил их тела на
съедение псам. Охваченный мстительностью и "жесточью", он, однако упустил
семя врага. Беременная жена Эдигера скрылась в степи, и верные татары
доставили ее в Большую Бухару. Там она нашла приют у знатного сеида и
родила сына Сейдяка.
Сейдяк ждал, терпеливо ждал своего часа. И дождался, пришел в
ишимские степи. Сын Эдигера вместе с мурзаками праздновали тризну по
Ермаке. Он был тих и скромен, только дикие глаза выдавали его алчность...
Прошло немного дней, и вот он уже спешит выполнить освященный обычаем
закон древних - кровь за кровь!
На валах затрубил рог и закричали татары. Мимо казацкой избы побежали
люди, вопя и призывая аллаха. Алей выбежал на крыльцо. Семь братьев его с
саадаками, полными стрел, садились на коней. Всадники окружили их. На
древний холм спускалась ночь, и над Иртышом заблистал молодой месяц. Алей
хотел закричать братьям: "Куда вы, горячие головы?" - но сдержался. Разве
удержишь юность, которая мечтает только о победе, но не хочет знать, что
враг силен и хитер. Он глядел им вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
и гонцы его, ехавшие впереди, возвещали в аилах, чтобы навстречу ему
выходили старейшины и чтобы народ ликовал. Но не везде выходили
знатнейшие, - многие откочевали от больших путей, а народ смотрел мрачно
на лихих всадников.
Женщины, укрышись в юртах, шептали огорченно: "Опять кровь и слезы.
Заберут сыновей, и они не вернутся в родное кочевье!".
Тайджи Алей с пышностью въехал в Искер. Пуст и безмолвен был он.
Вместо белого войлочного шатра, где всегда восседал его отец - хан,
смолистым тесом поблескивала большая изба с крыльцом, украшенным
балясинами. Мазанки развалились. Когда-то здесь все шумело, как большое
озеро в прибой, а сейчас все молчало, будто ушла вода и все живое умерло
кругом. Сын Кучума устроился в воеводской избе. Он, по примеру отца,
восседал на перинах, брошенных на пестрые ковры. Его одежда из желтого
шелка сверкала драгоценными камнями. Три жены Алея и семь братьев
восхваляли его храбрость. Он возомнил, что может заменить отца, и если тот
вернется сюда, то кто знает, что может случится? В Искере видели, как
быстро умирали ханы, сменяя один другого.
Но вскоре радость Алея потухла. Он послал вестников к остякам и
манси, чтобы они ехали в Искер и везли ясак и за прошлое, и за эти дни, и
за будущее. Очень был пуст ханский курень, и нужно его быстрее заполнить
богатствами, чтобы вернулась радостная жизнь. Но остяцкие князьки и
старейшины манси отказались ехать на поклон в Искер и везти ясак.
Вымской земли Лугуй - князь-управитель остяцких городков Куновата,
Илчта-городка, Ляпина-городка, Мункоса, Юпла-городка да Березова -
негостеприимно принял посланца тайджи Алея. Он не пустил его в пауль и
повелел сказать татарину:
"Звериные угодия: и лисьи гнезда, и соболиные, и выдерные, и
бобровые, и россомачьи, и беличьи, и горностаевы промыслы, и лосиные ямы,
и птичьи ловли, и все места, в коих водится живая тварь, а в реках и
озерах рыба, - народа нашего из века веков, и не можем мы дать ясак тайджи
Алею и его отцу хану Кучуму. Так положил остяцкий народ, и я, Лугуй,
должен слушаться его!"
Так татараский посол и уехал огорченным и голодным из городка
Березова.
Другой посол Алея в эту пору приехал к Алачаю - кодскому князю. Давно
ли он был могущественным союзником Кучуму и только всего несколько недель
назад побывал в Епанчиных юртах и по дележу получил один из панцырей
Ермака? Но и Алачай отказался ехать в Искер на поклон хану, а при
напоминании об ясаке заохал, застонал и сказал, что оскудели кодская земля
и реки, и трудно ему, кодскому князю, жить. Все же он снизошел и накормил
посла сушеной рыбой и сохатиной.
И пелымский князь, и вогульцы, обитавшие по Туре и Тавде, тоже не
захотели поклониться Алею. Но что горше всего, вогулы и остяки, жившие по
соседству с Искером, по Демьян-реке, и те отказались вносить ясак.
Один за другим возвращались посланцы с недобрыми вестями в Искер.
Тайджи Алей гнал их прочь и грозил карами. Печальный, он выходил на тын и
оглядывал с выси свое ханство. Внизу по-осеннему шумел Иртыш, в небе
кричали перелетные птицы, леса и рощи вокруг Искера роняли последний лист,
и ветер приносил запах тлена. Все это глубоко тронуло Алея - понял он, что
не воскресить, не оживить больше Искер. Не потечет вспять могучий Иртыш, -
не вернется сюда больше былая жизнь.
С дозорной башенки Алей разглядывал Алафейскую гору; вот темнеют
развалины городков: Бицик-Тура, Суге-Тура, Абалк, - и все они, так же, как
Искер, похожи на забытое ханское кладбище, над которым ветер раскачивал
голые деревья.
Тайджи сел в седло и, скорбно склонив голову, проехал на кладбище.
Здесь тихо, грустно шумит покинутая роща. Среди кустов терновника, на
земле, лежат серые камни. Конь копытом загремел по серой мшистой плите.
Алей склонился и признал могилу Гулсыфан - первой жены своего отца. На
камне высечены искусником слова из корана: "Он вечен и бессмертен, тогда
как все умрет..."
Алей помрачел, тронул уздечку, и конь, стуча копытами, унес его из
печального места. Когда он вернулся в Искер, его поразила растерянность,
которую он читал в лицах встречных...
Свита молча расступилась перед Алеем, и он прошел к любимой жене
своей Жамиль. Они грустно улыбнулась ему, на густых ресницах ее повисли
слезы. Алей нежно прижал ее к своей груди и спросил:
- Почему ты грустишь?
Она смутилась, стыдливый румянец вспыхнул на ее круглых щеках. Пряча
голову на его груди, Жамиль прошептала:
- Я жду дочь...
Он схватил в свои широкие ладони ее голову и стал целовать смуглое
лицо и большие жгучие глаза, осененные длинными ресницами.
- Так я тоже жду это счастье! О чем же слезы?
Красавица ответала в сторону глаза, вздохнула:
- Ах, Али, не о том печаль. Горе в другом!
- В чем же?
Она неторопливо осводилась из объятий мужа, неслышной походкой обошла
покой с низкими оконницами, прислушалась. Ей не нравилось русское жилье с
деревянным потолком. Здесь каждый шаг звучал громко. Жамиль еле слышно
шепнула Алею:
- Что делать нам? Сюда спешит с конниками Сейдяк...
Тайджи побледнел, но быстро овладел собой. "Так вот почему
растерялись его ближние! Опять кость Эдигера поднялась против него!
Сейдяк, Сейдяк!" - с ненавистью он подумал о своем кровнике.
Хан Кучум через степи пришел в Искер, разорил город и убил сибирских
князей - братьев Булата и Эдигера. Он был жесток и бросил их тела на
съедение псам. Охваченный мстительностью и "жесточью", он, однако упустил
семя врага. Беременная жена Эдигера скрылась в степи, и верные татары
доставили ее в Большую Бухару. Там она нашла приют у знатного сеида и
родила сына Сейдяка.
Сейдяк ждал, терпеливо ждал своего часа. И дождался, пришел в
ишимские степи. Сын Эдигера вместе с мурзаками праздновали тризну по
Ермаке. Он был тих и скромен, только дикие глаза выдавали его алчность...
Прошло немного дней, и вот он уже спешит выполнить освященный обычаем
закон древних - кровь за кровь!
На валах затрубил рог и закричали татары. Мимо казацкой избы побежали
люди, вопя и призывая аллаха. Алей выбежал на крыльцо. Семь братьев его с
саадаками, полными стрел, садились на коней. Всадники окружили их. На
древний холм спускалась ночь, и над Иртышом заблистал молодой месяц. Алей
хотел закричать братьям: "Куда вы, горячие головы?" - но сдержался. Разве
удержишь юность, которая мечтает только о победе, но не хочет знать, что
враг силен и хитер. Он глядел им вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264