.. Из последних селений
татары скрылись в тайгу.
Из Саургана Ермак пошел в Тебенду. Душа его не находила покоя: "До
тла надо выжечь вражеский корень!". Он двигался быстро, неутомимо, и вот
блеснули воды реки, а на берегу темнела Тебенда.
Передовые вернулись и поведали Ермаку:
- Князек Елегай с мурзами вышел с поклоном и дарами - мягкой
рухлядью. Он просит мира и признает Русь...
За много дней первый раз Ермак просиял. Загорелое, обветренное лицо
его разгладилось. Он велел разбить шатер, вошел в него и наказал привести
князьца Елегая.
Тихой, крадущейся походкой за полог вступил старик с редкой
бороденкой и вороватыми глазами. Он приблизился к Ермаку, склонив низко
голову и ведя за руку черноглазую девушку. В голубых шальварах, бархатных
туфельках, круглой шапочке, расшитой золотом, она походила на плясунью из
ханского гарема. Ермак с любопытством взглянул на красавицу, - чистотой и
девичьей робостью веяло от взгляда молодой татарки.
- Зачем ты привел ее сюда? - нахмурившись, спросил атаман.
- Дочь, - тихо промолвил князец, и лукавая улыбка заиграла на его
худом лице. - Джамиль! Сам Кучум сватал за своего сына... Прими ее...
Не успел атаман опомниться, как снова распахнулся полог шатра и слуги
Елегая внесли тугие мешки и стали извлекать из них пестрые шелковые
халаты, чернобурых лисиц, белок, горностаюшек. Князец нежно гладил мягкий
серебристый мех и хвалил:
- Хорошо, для нее берег. Бери, все бери...
В глазах Ермака рябило от цветных шелков. Он встал и сердито сказал
старику:
- За что даешь?
- Все, все бери! - шептал льстиво старик. - Ты самый великий богатырь
на земле. Только оставь меня княжить тут.
Потные, обветренные атаманы толпились в шатре, пялили голодные глаза
на тонкую и нежную девушку. И каждый из них ждал, что скажет батька.
Ермак поднял голову, в упор посмотрел на Елегая:
- И за княжение ты отдаешь дочь свою на поругание! Стыдись, старик!
Девушка стояла перед атаманом, покорно уронив руки, поникнув головой.
Две толстые косы ее, чуть дрожа, лежали на маленькой крепкой груди.
Льстивая улыбка снова появилась на морщинистом лице Елегая:
- Ты осчастливишь меня, взяв ее в наложницы...
- Оставь пустое. Казаку не до любовных утех! - сурово ответил Ермак,
но сейчас же смягчился, переведя пытливый взор на девушку.
Он взял ее за круглый подбородок, бережно поднял закрасневшееся лицо
и заглянул в большие испуганные глаза.
- Хороша дочка! - ласково похвалил он. - И очи светлы, как чистый
родник. Живи и радуйся! - Он по-отцовски нежно погладил голову девушки. -
Иди с богом, милая... А вы, - оборотясь к казакам, сказал он, - чего
ощерились? Помните мое слово: никто не посмей осквернить ее! Коли кто
опоганит, пеняй на себя!
Могучий и широкий, он, словно дуб рядом с тонкой камышинкой, стоял
перед девушкой.
Татарка не понимала его слов, но по лицу Ермака догадалась: хоть и
суров он, но добр и безмерно милостлив. Две горячие слезинки выкатилчись
из ее глаз. Склонив голову, она торопливо ушла из шатра, оставив после
себя светлое теплое чувство на душе атамана. Внезапно взор Ермака упал на
князьца:
- Ты, старый ерник, что удумал? Ради выгоды своей готов родное дитя
обесчестить? Пошел прочь! - гаркнул он на Елегая. Почуяв угрозу, князек
сжался весь и в страхе, еле двигая онемелыми ногами, убрался из шатра.
Казаки мирно ушли из Тебенды, ничего не взяв и никого не тронув.
Улусные татарки и старики вышли провожать их и низко кланялись воинам.
Одно слово они знали и на разные лады повторяли его, вкладывая и
благодарность и ласку:
- Ермак... Ермак...
Казаки дошли до реки Тары и тут неподалеку, в урочище Шиштамак,
разбили свой стан. После тяжелого похода гудели ноги, тело просило отдыха.
Июнь выпал сухой, знойный. Безоблачное белесое небо казалось раскаленным
от солнца, кругом расстилалась безбрежная сожженная степь с редкими
разбросанными бугорками - сусличьими норами. Грызуны издавали тихий свист
и, приподнявшись на задние лапки, зорко следили за человеком. Травы, серые
и скудные, жались к каменистой земле, но ими только и жили овечьи отары,
жадно поедая похожую на пепел растительность. По равнине темнели
приземистые юрты, из которых вился жидкий дымок. Ветер приносил к
казачьему становищу запах сожженного кизяка. В унылой степи кочевали
туралинцы. Казаки заглянули к ним и поразились нищете и убогости. Завидев
пришельцев, степняки пали на колени и жалобно просили:
- Последние овцы... Отнимут, тогда смерть нам...
Туралинцы были запуганы и беззащитны: всадники Кучума нападали на их
кочевья, жгли убогие юрты и угоняли скот.
- Как дальше жить? - пожаловался казаку высокий сухой старик с умными
глазами: - Я много ходил по степи, но такого горя не видел. Берут
джунгарцы, требуют ногайцы, отнимет Кучум, и все, кто скачет с мечом и
арканом по степи, грозят смертью. Идет голод...
Руки старика дрожали. Он продолжал:
- Откуда взять ясак мурзам и князьям? Кто защитит нас и обережет от
разбоя наши стада?
- Идите к Ермаку, и он будет вашей защитой! - сказал казак.
На другой день туралинцы пришли к шатру Ермака. Молча и бережно они
выложили на сухой земле свои скудные дары: лошадиные кожи, пахнувшие дымом
серый сыр, шкурки желтых степных лисиц и овечью шерсть.
Ермак вышел из шатра. Степняки покорно опустились перед ним на
колени.
- Встаньте! - приказал он: - Я не мурза, не князь и не аллах, я
посланец Руси, и вы говорите со мной, как равные с равным.
- Ермак, батырь, - обратился к атаману старик. - Прими наш дар...
- Я не хочу обидеть вас, но вашего дара не приму, - ответил Ермак. -
Вы бедны и немощны. Вам надо оправиться от разорения. Властью, данной мне
Русью, я освобождаю вас от ясака. Вы платили его мурзам и князьям, и они
не оберегали стада ваши. Теперь они не посмеют брать у вас ясак. Так
говорю вам я - посланец Руси...
Он возвратил степнякам дары и не тронул их овечьих отар...

Подошел пыльный, жгучий август. Пора было возвращаться в
Сибирь-городок. К этому времени обычно из Бухары приходили торговые
караваны и начиналась ярмарка. Казачьи струги повернули вниз по течению.
Ермак торопил. Томила жара. Вечером багровое солнце раскаленным ядром
падало за окаем, быстро наползали сумерки, но спасительная прохлада не
наступала. В темные душные ночи на горизонте пылали зарницы, иногда
поднимался ветер, подхватывал тучи пыли. Приходила страшная сухая гроза,
от которой перехватывало дыхание и учащенно билось сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264