Держа тугие луки, лучники на скаку пустили стаи оперенных стрел и,
стегая плетями коней, ошалело понеслись на Искер. С визгом летели над
тыном стрелы, многие железным или костяным наконечником попадали в крепкое
бревно, и от него отскакивали щепки. Одна из таких стрел насмерть пронзила
пушкаря Петрушку. Он силился подняться, шептал побелевшими губами что-то
невнятное, но глаза его быстро меркли. Вскоре Петро затих.
Ермак взял из рук павшего пушкаря пальник, на конце которого краснел
огонек, и крикнул:
- Казаки, пищали готовь! Гости враз двинутся!
Ветер взметнул пламя костров, издалека виднелись жаркие жала огня.
Пронзительно завизжали сопелки, и конная татарская лава, как серое
полотнище, заколебалась, развертываясь на быстром скаку. Всадники
неугомонно вертелись в седлах, крутили над головами саблями и выли. Из-под
копыт коней летели снег и комья мерзлой земли.
- Бить ворога! - закричал рыжий рослый пушкарь и с пальником
устремился вперед.
- Погоди! - поднял руку Ермак. - Не спеши, с толком бей. Подойдут,
тогда и пахни жаром!
Конский топот все ближе и ближе. Все замерло в ожидании. Слышно, как
под панцырем стучит сердце. Пушкари глаз не сводят с Ермака. "Когда же,
когда? Вот, ироды, мятелью несутся! Как пурга воют!"
Из темноты конской лавы вырвались сильные кони, а отчаянные всадники
еще больше нахлестывают их, ярят. На весеннем солнце беглыми молниями
сверкают клинки. Уже видны оскаленные зубы конников, пар рвется из конских
ноздрей...
- Ух, ты! - вскричал пушкарь: - Терпежу нет!
Ермак сжал зубы, не отозвался. Рука его крепче легла на рукоять меча.
Черная стая всадников рядом, и тут Ермак широко взмахнул мечом.
Дружно рявкнули пушки, прозвучали стрелецкие пищали.
Скачущий впереди всех черногривый иноходец сразу встал на дыбы,
завертелся и грузно ударился в снег, придавив всадника. На скате
копошились покалеченные люди и кони. Вороной скакун силился одняться и
мучительно ржал на все поле. Потеряв коней, многие татары, однако,
продолжали двигаться вперед, стрельцы из бойниц в упор били в них.
Из-за дымных костров выкатилась и понеслась новая яростная волна
конников.
- Огонь!
Снова покатное поле окуталось пороховым дымом, который смешался с
горечью костров. И вторая волна захлебнулась, хлынула назад.
Раскинутый в снегу "чеснок" калечил коней и убегающих людей.
На перепутье дорог, на высоком коне, в седле, украшенном серебряными
насечками, в зеленой бархатной шубе на лисьем меху, в окружении свиты,
сидел тщедушный Карача. Он тянулся, выпячивал грудь, но от этого не
становился величественнее. Лицо с кулачок, фигура, как у подростка,
придавали ему беспомощный и жалкий вид. Но в узких глазах мурзы светился
неугасимый злобный огонек. Этот маленький и слабый старик крепко держал в
своей власти татарских всадников и окрестные улусы. Недаром про него сеид
говорил: "Один Карача стоит тысячи быстрых джигитов!".
Но сейчас Караче не помогали ни ум, ни хитрость, ни безмерная
наглость, - воины его не могли с налету взять Искер. Со стыдом и злостью
они возвращались в лагерь, к кострам. Карача укоризненно молчал, и это
было страшнее бича. Все знали, как он мстителен и коварен.
День угасал. Опять зажглись тысячи костров. На фоне зарева
беспрерывно двигались караваны и проносились стремительные всадники.
Взобравшись на дозорную башенку, Ермак долго оглядывал степь: большим
полукружьем, плотной стеной вырастал воинский стан Карачи.
С этого вечера началась осада Искера. Татары к валу больше не
подходили, но грозили издали:
- Поморем голодом!
Каждый день по дорогам к стану Карачи подъезжали все новые конники,
вооруженные луками, копьями и арканами. Среди них были и всадники из
далеких ногайских улусов - искатели легкой наживы. Карача во все концы
рассылал стрелы с красным оперением, призывавшие на войну с русскими. Он
отбирал самых красноречивых посыльщиков, которые могли не только передать
стрелу, но и зажечь сердце пламенным словом. Они клятвенно уверяли татар:
"Конец пришел неверным. Они закрыты в Искере и не уйти им оттуда. Их
поразит наша стрела и голод. Идите, идите скорей к Искеру!".
В укрепленном городке было зловеще тихо, и с наступлением сумерек он
погружался во мрак. Русские упорствовали и не сдавались. "Чем живы они?" -
недоумевал Карача и досадовал, что откладывается час, когда он войдет в
шатер хана Кучума. Чтобы уберечься от ядер и случайной стрелы, мурза отнес
свою ставку в березовую рощу, на Саусканские высоты. Здесь под каменными
плитами покоились ханы, их бесчисленные жены и знатные мурзаки, - это
место было священно для всех знатных татар. И с него хорошо был виден
умирающий Искер. Под молодыми березами поставили белые войлочные шатры, -
в них поселились десять жен Карачи, сыновья и толстые, отъевшиеся мурзаки,
которые до жгучей ненависти завидовали Караче. Молодые, стройнае сыновья
мурзы по утрам выезжали с кречетами на охоту или в стан, где из тайного
места подстерегали русских и били в них стрелой. Открытого боя они
пугались.
Сам Карача, много лет служивший Кучуму, любил торжественные приемы.
Вечером к нему в самый обширный шатер сходились мурзаки и рассаживались на
коврах. Подобно хану, Карача сидел на возвышении, и два телохранителя
огромного роста и свирепого вида оберегали его от злого ножа соперников.
По его знаку слуги приносили серебряные тазы, в которых дымился хорошо
пропаренный плов из жирной баранины; старичок любил хорошо поесть. Тонкими
пергаментными перстами он брал из блюда горячий плов и жадно ел его.
Скрестив ноги в мягких зеленых сапогах с заостренными носами, Карача
косыми глазками зорко следил за мурзаками. После еды к нему обычно
приводили старых мулл, приглашенных Кучумом из страны солнца - Бухары.
Любил Карача похвастать перед ними своею ученостью. С муллами приходил и
тощий высокий поэт, проживший много лет у повелителей восточных стран, а
теперь подобранный Карачой на перепутье караванных дорог. Поэт развертывал
истрепанный пожелтевший свиток и, надо отдать справедливость этому
служителю высокого искусства, выразительно-волнующе читал стихи Низами.
Закрыв влажные лисьи глазки, затаив дыхание, Карача с неподдельным
упоением слушал звучные строфы. Сытые мурзаки в знак одобрения и
благодарности за гостеприимство громко рыгали. Поэт укоризнено поглядывал
на них.
После стихов муллы раскрывали толстый фолиант корана и читали мудрые
изречения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264