Никита набежал на перса.
Тот, оскалив ослепительно белые зубы, сам двинулся на казака. По сильным
движениям противника Пан догадался, что перед ним хороший воин. Завязался
поединок. Из-под звеневших сабель сыпались искры. Перс вертелся черным
угрем: то уходил от ударов, то ловко наступал. Но и Никита поднаторел в
боях - не только бился, а и выкрикивал персу:
- Жалко рубаху, а башку сниму! Молись...
- Своя теряешь, разбойник!
- Казак не разбойник!
Перс подскочил и полоснул саблей. Никита присел, шапку как ветром
сбило. - Ловко! - похвалил он и вдруг, страшно вскрикнув, вонзил клинок в
живот противника. Оглушенный криком, пораженный насмерть, перс безмолвно
свалился к ногам Пана.
Ермак, стоя в струге, следил за боем. Десятки лодок окружили вторую
купецкую насаду. Мелькнули багры, и повольники уцепились за борта...
Ермака охватило жгучее чувство лихой удали. Приказав плыть к насаде, он
ловко взобрался на палубу и, размахивая мечом, ринулся в самую гущу еще
защищавшихся стрельцов. Грозный вид атамана, зычный голос и тяжелая рука
разом прекратили схватку: стрельцы упали на колени и взмолились о пощаде.
- Милость всем! - объявил Ермак и тут же, обратившись к бурлаку,
стоявшему поодаль на коленях, приказал:
- А ну, веди к купцу!
Бурлак охотно бросился вперед:
- Вот и мурья персидская...
Ермак спустился вниз и распахнул дверь. Стены купецкого обиталища
были затянуты цветными тканями. Посередине, на небольшом возвышении,
покрытом мягким бухарским ковром, сидел, поджав ноги, толстый перс-купчина
с огромными влажными глазами. Окрашенная хной борода его пламенела,
дремучие брови резко чернели на бледном лице.
Перед персом на черном бархате сияли драгоценные камни.
Купец пересчитывал их и любовался своим богатством.
- А ну-ка, давай сюда! - грозно сказал Ермак.
Перс поднял очумелые глаза на казака. Он ничего не знал о том, что
творилось на палубе.
- Ты зачем здесь? - закричал он, но сейчас же, покоренный
пронзительно-мрачным взглядом атамана, схватился за голову и повалился
тугим кулем на самоцветы...
В эту пору под левым бортом казаки отыскали каюту с молодой
персиянкой и тремя служанками. Девушка была хороша.
Ты кто будешь? - спросил Никита Пан, восхищенный ее красотой.
Персиянка зарделась, проговорила что-то на своем языке. Никита
сокрушенно вздохнул:
- Вот и пойми тут.
- Знать купецкая женка, - подсказал казак. - А может дочка?
- Хороша! Ох хороша! Идем, милая, с нами! - позвал ее Пан, но
персиянка уперлась, глаза ее засверкали, и она снова быстро и горячо
заговорила.
Казак провел ладонью по горлу и пригрозил:
- Не пойдешь, - зарежем!
Служанки что-то заголосили, а персиянка склонила голову. Потом
поднялась с подушек и пошла вслед за Паном.
На палубе словно метлой вымело: ни стрельцов, ни бурлаков. Всех
загнали в трюм. Казаки торопливо грузили тюки. На соседнем бусе, где
хозяйничал Иван Кольцо, уже поднимался черный дым.
Ермак стоял у берега и покрикивал на повольников:
- Проворней! Проворней!
Оглянулся атаман, и в глазах запестрело: перед ним стоял Никита, а
рядом с ним стройная и тонкая девка в голубых шелковых шальварах и желтой
рубашке. В ушах ее горели рубиновые подвески. Но ярче их, привлекательнее,
сверкали огромные жгучие глаза. Персиянка со страхом взирала на Ермака.
- Вот, батько, и сам не знаю, как быть? - растерянно вымолвил Пан. -
Резать жалко, утопить такую красу - грех!
Ермак обернулся к пленнице. Под пристальным его взглядом она невольно
съежилась...
- Сади на струг, там разберемся!..
Персиянка дрожала, по щекам ее текли безмолвные слезы. Никита крякнул
и отвернулся, чтобы не видеть их. Задувал пронзительный ветер, волны
поднимались круче, и струги раскачивало...
Когда сторожевой бус со стрельцами вернулся на шум, караван медленно
уходил вниз по течению. Ни казаков, ни прочих людей на палубах уже не
было. По темной волне стлались клубы горького дымы, - горел самый большой
персидский бус.
Персиянку поместили в шатре. Она забилась в угол и, поджав под себя
ноги, всю ночь просидела на кошме, безмолвно и неподвижно. Во тьме горели
костры и громко на незнакомом ей языке спорили люди.
Ей вспомнились минуты, когда она стояла у костра... Какими жадными
глазами озирали ее люди! Ей стало жутко, когда к огню приблизился самый
страшный из разбойников - начальник их! И вдруг этот человек совсем не
страшно глянул на нее, что-то сказал и погладил по голове. Ее сейчас же
после этого отвели в его шатер... И вот она всю ночь была одна...
Утром в палатку, в которой вместе с Никитой ночевал атаман, вошел
веселый Иванко Кольцо. Он прищурил лукаво глаза и будто невзначай бросил
Ермаку:
- Что ж, батько, с девкой не побаловал?
Ермак ничего не ответил.
- Бабы, ах как сладки! - продолжал Кольцо. - Щелкай их, как орехи, и
все сыт не будешь!
Атаман нахмурился.
- Зазорно, Иван, такое не токмо молвить, а и слушать, - с укором
выговорил он. - Ведь дите она еще... Вишь, как испужалась!.. Чай в куклы
еще играет... сиротинка... И запомни Иван: бабы в стане - погибель нам! И
людям накажи, - голос атамана посуровел: - Монахов нам не надо, а кто
девок забижать будет, - повешу на дубу...
Сказал и вышел из палатки. После этого был на Усе - купался в
холодной воде. В стан он вернулся добрый и спокойный, сел у костра и велел
привести персиянку.
Когда пленница пришла, атаман улыбнулся ей. Обрадовалась и она,
почуяв доброе. Ермак подозвал толмача.
- Повторяй все, что я скажу, полонянке, - приказал он и обратился к
девушке:
- Мать-то есть?
- Есть, есть! - сейчас же ответила девушка и закивала головой.
- Надумали казаки отпустить тебя с миром.
Черные глаза пленницы радостно вспыхнули, она торопливо заговорила.
Толмач перевел:
- Спасибо, говорит. Хорошие люди, говорит, - молиться за атамана
будет. Однако спрашивает, как же она одна уйдет?
- Пусть берет служанок. Денег, хлеба дадим...
Ермак кивнул казаку, тот быстро подал три торбы с хлебом, пирогами...
Другой казак вывел из землянки служанок - трех татарок.
Персиянка грустно опустила голову и прошептала толмачу:
- Казаки нагонят нас и убьют...
- Иди! - мягко сказал атаман. - Вот и деньги, - он зачерпнул в
кармане горсть монет и протянул одной из служанок. - Никто тебя не тронет.
Кто руку занесет, скажи, идешь от Ермака!
- Ермак... Ермак... - прошептала девушка и опять, как в первый раз,
улыбнулась чистой и ясной улыбкой. Затем она неловко и смешно, точно шея
ее вдруг сломалась, поклонилась Ермаку, казакам и медленно-медленно
побрела от костра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264