Не успел иерей опомниться, как Ермак сорвался с бугра и
устремился в самую кипень.
- Куда, батько-о-о! - заорал Савва, силясь его остановить.
Ермак не оглянулся. Широким, уверенным шагом шел он по полю, взрытому
копытами.
Что тут делать? Знал удалый беглый поп, стань он на пути батьки с
запретом, - снесет тот сгоряча с него башку. Отсюда, с бугра, ему было
видно, как вздымается и опускается тяжелый широкий меч атамана. С низко
надвинутым шеломом, в кольчуге, стоял Ермак, словно вросший в землю, среди
орды и рубил сплеча. Над ратным полем с граем вилось воронье. Их не пугал
ни полет стрел, ни крики, - запах мертвечины манил на пир. Карканье
мешалось с неистовым воем татар, которые осиным роем окружили атамана. И
углядел Савва, как в клубах пыли взвился аркан, ловко пущенный на плечи
батьки.
- Все! - решил поп и от страшного смятенья на миг закрыл глаза. -
Аминь! Что только будет с нами?..
Потом взглянул и с удивлением увидел, что батька схватил аркан,
разорвал его и мечом стал прорубать дорогу к всаднику в латах.
- Ну и ну! Здорово! - выдохнул поп. - Это на царевича он! - Не
мешкая, Савва выхватил меч и побежал на помощь к атаману.
- Бей супостатов! - исступленно кричал он и уже не помнил себя в
воинственном пылу. И тут огромный татарин саданул его по башке окованной
палицей. Все завертелось в глазах попа. И он рухнул на пропитанную кровью
землю...
Когда Савва очнулся, все тело его дрожало от холода. Стуча зубами, он
увидел над быльником красный ущербный месяц, а перед собою - на кочке -
дружинника, в груди которого торчала длинная стрела. Рядом, в чаще горькой
полыни, сверкали два зеленых огонька.
"Волк!" - сообразил Савва и нащупал меч.
Сколько времени он снова пролежал в забытьи, он не помнил. Очнулся
второй раз, когда уже лежал у костра и услышал казачий говор. Над ним
склонился Ермак и укоризненно промолвил:
- Эх, разудалая головушка, гулевой поп, ну, куда тебя погнало?
В суровом голосе батьки Савва уловил теплые нотки. Схватив руку
атамана, он пожал ее:
- Не кори меня, батька, душа зашлась, не утерпел. А башка у меня
крепкая, выдержит. Как же бой?
- Бой? - посерьезнел Ермак. - Что ж, бой один кончился. Завтра -
другой!
Под утро через вересковые трясины, весь мокрый, изодранный и хмурый,
приполз Хантазей. Его отвели к Ермаку.
- Садись! - ласково сказал батька. - Говори, что узнал.
Вогул уселся на землю. Глаза его слипались, - он не спал три ночи.
- Был татарский стан, головни, пепел разметаны, - начал Хантазей. -
След много, ой, как много! Узнал след вогулич, остяк, но больше татар.
Пеших мало. За полем - белое дерево густо-густо, а дальсе долина, а в ней
кони гогочут... И опять сел и полз, и опять слысу много коней, тысячи...
Поскачут они сюда...
Ермак слушал сумрачно. Держался он прямо, хотя в теле чувствовалась
усталость. Потом огладил бороду и задумался. В поле, укутанном туманом,
протяжно выли волки.
- Уже успели набежать, проклятые! - очнулся он. - Своих подобрали?
- Подобрали, батько, и на струги перенесли, - ответил Мещеряк. -
Пимен-кормщик при них за ведуна: раны омыл, мазями смазал, зельем
присыпал. Тех, которые легли в бою, земле предали...
Одна за другой гасли звезды. Над Тоболом густой пеленой поднялся
туман, пронизывая сырость.
- Скоро и рассвет! - проговорил Ермак и взглянул на Хантазея. Тот,
свернувшись, крепко спал. Атаман взял свой кафтан и накинул на вогула.
Неторопливо вышел из шатра.
Покойно было у него на душе. Только что кончился кровопролитный бой,
унесший из дружины многих, и ожидался новый - еще более кровавый, а он,
хотя и поглощенный воинской тревогой, чувствовал себя так, словно уже
видел поражение татар и свою победу. Было это чувство от веры в свои силы,
в непобедимость русских, и от невозможности уйти от битвы, отступить.
Спасение было в одном: в победе. И он твердо знал, что победит.
Ермак обошел стан. Костры погасли, подернулись пеплом. Казаки уже
расселись подле казанов и укладисто ели. "Может быть, кто в последний раз
насыщается, - подумал атаман, но сейчас же крепко решил: Жива будет
дружина! Дойдем до Искера, а там Русь поможет нам!"
Туман стал подниматься, таять, и над лесом зарделся восток. Где-то
неподалеку дятел-хлопотун старательно долбил сухую лесину. Жизнь шла своим
чередом.
Казаки заняли свои места, приготовили пищали. Лица у всех
сосредоточены, суровы. Напряженно стерегут равнину, по которой снова
вздыбится свирепая татарская орда. Сколько ее будет? Неужто не иссякнут ее
силы?
На холмах пушкарь Петро выставил пушки. Калили на огне ядра, красными
глазками светились зажженные фитили. Поп Савва ходил с повязанной головой,
грозил:
- Ежели его, ирода, не уложили наши, узнаю. Истин бог, зубами глотку
перегрызу. Усат и громаден, черт! Палица с оглоблю.
Синие облака разошлись, и на равнину легли светлые блики. Из дальнего
края, как муравьи, двинулись люди. Они росли с каждым шагом.
- Пешая рать идет! - выкрикнул Брязга. - Браты, держись!
Выставив вперед копья, татары шли плотными молчаливыми рядами. Уже
различались их смуглые, замкнутые лица. Еще сотня шагов, и начнется
жутко-медленное сближение. Стало тихо. Странным казался на бранном поле
птичий щебет, - через минуту-другую здесь все наполнится злобой, стенаньем
и кровью.
- Ползут, гады! - дрожа от возбуждения, оповестил Брязга.
Первый солнечный луч скользнул, и в ухе казака сверкнула серьга.
Но татары, удержанные невидимой рукой, вдруг остановились. Передовые
присели, а за ними выступили лучники - на подбор крепкие воины - и
уставили перед собой большие, выше человеческого роста, луки. Ветер
свистел в натянутых тетивах. Выпущенная из такого лука, стрела насквозь
пробивает человека.
- Браты, не страшись! Айда, врукопашную! - Брязга первым сорвался с
места и побежал навстречу гудящей орде. Стрела с воем пронеслась мимо уха
полусотника и сорвала мочку вместе с серьгой. - Гей-гуляй! - еще громче
вскричал Богдашка и налетел на лучников, за ним навалились казаки. Они
остервенело схватились врукопашную. Татары, не выдержав этого бешенного
натиска, отбиваясь копьями и мечами, стали медленно отходить на середину
равнины.
Ермак вскочил на коня и помчал вдоль поля. Он слышал, как за пешей
татарской ратью ржут кони.
"Враз Маметкул напустится с конницей и станет рубать. Погоди ж ты!" -
мысленно пригрозил Ермак. Он угадал намерение ханского племянника заманить
казаков подальше в поле и растоптать копытами, порубить саблями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264