Крепость! За тынами
глинобитные мазанки, землянки - барсучьи норы. С теплыми днями все
откочевали в степь. И теперь, поднимая рыжую пыль, спешили от овечьих
отар, от конских табунов лучники с саадаками, полными стрел, копейщики,
скрипели арбы, блеяли овцы, - оживал городок.
Мерцали звезды, с реки тянуло реденьким туманом, когда Епанча повел
орду вдоль реки к Долгому яру. От него Тура, ударившись в каменную грудь,
поворачивала к полуночи. Узка тут река, стремительна. Зеленый тальник
полощет гибкие ветки в струе, а в тальнике укрылись татары. Луки наготове,
туги тетивы из бараньих жил, упруги и певучи оперенные боевые стрелы.
Словно рысь, Епанча ловит каждое движение на реке. Брызнуло солнышко,
проснулись птицы, туман поднялся вверх, и, вместе с лебединым криком, по
воде разнеслись бряцание литавр и голосистое дыхание труб. И вдруг по
озолоченной ярким солнышком дорожке, как легкие лебеди, из-за мыса выплыли
казацкие струги. На ветру цветными крыльями развевались боевые знамена. На
легком передовом стружке, осененный белым парусом, поставив ногу на борт,
стоял, сверкая панцырем, бородатый богатырь и пытливо вглядывался в речную
рябь. За ним, распустив паруса, держась середины Туры, глубоко бороздя
воду, ходко шли струг за стругом. Ярко сияли доспехи, гулко гудел бубен,
разливалась песня:
Не зеленый лес шумит, Не дубравушка... Эх, туча черная Ворогов
собирается...
Легкий ветер шевелил бороду казака в панцыре.
- Аман-ба! - крикнул из зеленого укрытия Епанча и пустил стрелу. С
воем пронеслась она, не задев богатыря. Князек с ненавистью выругался:
- Шайтан голова...
Ермак поднял руку, и сероглазый, с пушком на губе, горнист с вестовой
трубой проиграл тревогу. Заговорили певучие дали.
В ответ заныли стрелы: били острием в паруса, в борты. Ильина ударило
в грудь, но юшлан не пробило. Он пригрозил кулачищем:
- Гей, волчья сыть, доберусь, - расшибу! - и жадно глянул на
ертаульный струг. Ермак стоял неподвижно; по стругам летел наказ:
- Беречь зелье. Грести изо всех сил!
Эх, кипело казачье сердце: выбраться бы из стругов да погулять с
сабелькой! За долгую зиму застоялась кровь. Но крепко взнуздал волю
атаман, ух и крепко!
Так гребли, так старались, что дымились уключины, жгучий пот, как
капли вара, падал на днище, а впереди стругов седыми усищами разбегалась
волна.
Мыс крутой витухой далеко загнулся, и струги, уйдя от одной беды,
наскочили на другую.
Епанча повел всадников вперед, наперерез, к узкой стремнине, где
стрела пронесется, - пронзит, над Турой.
Вот и струги, не бьют больше в бубен, - не шаманят русские, и
замолкли литавры. С крутого яра все видно.
- Погибнешь теперь, шайтан-голова! - князь туго натянул тетиву и
пустил граненую стрелу. Будто в ответ забил барабан, и струги замедлили
ход.
Рядом с Епанчой, поднимая руки к небу, завыл абыз:
- Аллах вар... Аллах сахих...
Истошно завопили уланы:
- Алла! Алла!
Не сходя с коней, всадники стали бить из луков, иные из них бросали с
яра копья. Пронзили золоченую хоругвь, даренную Строгановыми, троих
ранили.
Ермак надвинул шелом поглубже и крикнул раскатисто:
- Бей огневым боем. Пищали, пушки! Э-гей!
Высокий пушкарь Петро с горящим фитилем склонился к пушке:
- Давай, матушка!
Казаки приложились к пищалям, и вмиг проснулись суровые, мохнатые
берега. Пошел сухой треск, полыхнуло огнем, загрохотало громом, и
заклубился дым. От пушечных ударов качнулись струги, заплескалась волна о
берег, и гулкое эхо раскатилось по лесам и реке. С яра метнулся десяток
татар, - и сразу в омут! На воде расплылись рыжие пятна крови. Епанча
пришпорил черногривого, тот вздыбился было, заржал, но сразу рухнул и стал
от боли взрывать копытами землю. Свинец угодил ему в пах.
Уланы подхватили князька и вывели из опасного места. Он сжал руками
голову и заметался:
- Огнем жгут! Гром слышу, а стрел не вижу. Алла!..
Задние теснили передних, а с ладей снова ударил пищальный огонь. Абыз
стонал от ужаса, орал:
- Шайтан, шайтан!..
Застыли сраженные насмерть, бились на земле покалеченные. Орда
дрогнула. Через поле бежали обезумевшие, крича:
- Горе нам, горе!..
Князьку подвели свежего конька, он вскочил в седло и, не оглядываясь,
помчал по дороге. За ним понеслись уланы, врассыпную побежала орда. Кидали
на землю луки, саадаки. Злой, с тяжелым подбородком, татарин бросил вслед
князьку копье:
- Тьфу, крыса, не увел от беды. Пусть твоя печень вывалится! - Завидя
вопящего абыза, накинулся на него: - Заткни глотку, старый баран, или я
тебя отошлю к аллаху!
Абыз вскинул на него глаза, хотел что-то выкрикнуть, но вдруг смолк и
смиренно побрел по пыльной дороге...
Струги приткнулись к берегу. Казаки живо перемахнули через борты и
бросились в погоню за Епанчой. Иванко Кольцо расторопно обратал брошеного
коня и птицей махнул в седло.
- Э-гей, гуляй Дон тихий, бурли Волга-матушка! За мной, браты!
Богдашка Брязга захватил табунок косматых сибирских коньков и стал
делить в своей полусотне.
- Тебе, Зуек, - карий, Осташке - вороной, Панафидке - серый...
Тут, как из-под земли вырос атаман Матвей Мещеряк, неторопливый,
прижимистый:
- Погоди делить. Дуван войсковой, - всей дружине кони, арбы в обоз,
бараны в котел, верблюды для поклажи.
Все сметил его цепкий глаз, все пересчитал, вплоть до паршивого
козла.
Брязга налился кровью, налетел петухом. Мещеряк не отступил:
- Велено батькой. Кони для погони. Аминь!
Что поделаешь, Богдашка опустил голову и отошел в сторону. На коней
повскакали из сотни Грозы. Повел он ееследом за татарами. Уносился Епанча
с уланами в свое городище, а следом орде неслись насмешки и улюлюканье.
Из городка той порой потянулись в степь арбы, груженные добром. Гнали
баранту, коз. Гроза с сотней пересек путь и пошел крушить. До городища
гнал ошалелых беглецов и на плечах их ворвался в Чинигиды. Неказист
Епанчин городок, а всего вволю: и шерсти, и рухляди, и баранты. Епанча еле
успел перебраться через заплот и на облезлом верблюде ударился в
перелесок. Гнал изо всех сил; достигнув березовой поросли, оглянулся и
упал духом. Там, где был Чинигиды, к небу тянулись густые клубы дыма.
- Аллах, что будет со мной?
Шумел перелесок, перекликались птицы, постепенно волнение на сердце
князька улеглось. Он потрогал голову, провел по лицу и вздохнул:
- Нет бога кроме аллаха и Магомет пророк его. Счастливое
предначертание таится в книге Судеб: моя голова не скатится с плеч, и очи
мои видят свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
глинобитные мазанки, землянки - барсучьи норы. С теплыми днями все
откочевали в степь. И теперь, поднимая рыжую пыль, спешили от овечьих
отар, от конских табунов лучники с саадаками, полными стрел, копейщики,
скрипели арбы, блеяли овцы, - оживал городок.
Мерцали звезды, с реки тянуло реденьким туманом, когда Епанча повел
орду вдоль реки к Долгому яру. От него Тура, ударившись в каменную грудь,
поворачивала к полуночи. Узка тут река, стремительна. Зеленый тальник
полощет гибкие ветки в струе, а в тальнике укрылись татары. Луки наготове,
туги тетивы из бараньих жил, упруги и певучи оперенные боевые стрелы.
Словно рысь, Епанча ловит каждое движение на реке. Брызнуло солнышко,
проснулись птицы, туман поднялся вверх, и, вместе с лебединым криком, по
воде разнеслись бряцание литавр и голосистое дыхание труб. И вдруг по
озолоченной ярким солнышком дорожке, как легкие лебеди, из-за мыса выплыли
казацкие струги. На ветру цветными крыльями развевались боевые знамена. На
легком передовом стружке, осененный белым парусом, поставив ногу на борт,
стоял, сверкая панцырем, бородатый богатырь и пытливо вглядывался в речную
рябь. За ним, распустив паруса, держась середины Туры, глубоко бороздя
воду, ходко шли струг за стругом. Ярко сияли доспехи, гулко гудел бубен,
разливалась песня:
Не зеленый лес шумит, Не дубравушка... Эх, туча черная Ворогов
собирается...
Легкий ветер шевелил бороду казака в панцыре.
- Аман-ба! - крикнул из зеленого укрытия Епанча и пустил стрелу. С
воем пронеслась она, не задев богатыря. Князек с ненавистью выругался:
- Шайтан голова...
Ермак поднял руку, и сероглазый, с пушком на губе, горнист с вестовой
трубой проиграл тревогу. Заговорили певучие дали.
В ответ заныли стрелы: били острием в паруса, в борты. Ильина ударило
в грудь, но юшлан не пробило. Он пригрозил кулачищем:
- Гей, волчья сыть, доберусь, - расшибу! - и жадно глянул на
ертаульный струг. Ермак стоял неподвижно; по стругам летел наказ:
- Беречь зелье. Грести изо всех сил!
Эх, кипело казачье сердце: выбраться бы из стругов да погулять с
сабелькой! За долгую зиму застоялась кровь. Но крепко взнуздал волю
атаман, ух и крепко!
Так гребли, так старались, что дымились уключины, жгучий пот, как
капли вара, падал на днище, а впереди стругов седыми усищами разбегалась
волна.
Мыс крутой витухой далеко загнулся, и струги, уйдя от одной беды,
наскочили на другую.
Епанча повел всадников вперед, наперерез, к узкой стремнине, где
стрела пронесется, - пронзит, над Турой.
Вот и струги, не бьют больше в бубен, - не шаманят русские, и
замолкли литавры. С крутого яра все видно.
- Погибнешь теперь, шайтан-голова! - князь туго натянул тетиву и
пустил граненую стрелу. Будто в ответ забил барабан, и струги замедлили
ход.
Рядом с Епанчой, поднимая руки к небу, завыл абыз:
- Аллах вар... Аллах сахих...
Истошно завопили уланы:
- Алла! Алла!
Не сходя с коней, всадники стали бить из луков, иные из них бросали с
яра копья. Пронзили золоченую хоругвь, даренную Строгановыми, троих
ранили.
Ермак надвинул шелом поглубже и крикнул раскатисто:
- Бей огневым боем. Пищали, пушки! Э-гей!
Высокий пушкарь Петро с горящим фитилем склонился к пушке:
- Давай, матушка!
Казаки приложились к пищалям, и вмиг проснулись суровые, мохнатые
берега. Пошел сухой треск, полыхнуло огнем, загрохотало громом, и
заклубился дым. От пушечных ударов качнулись струги, заплескалась волна о
берег, и гулкое эхо раскатилось по лесам и реке. С яра метнулся десяток
татар, - и сразу в омут! На воде расплылись рыжие пятна крови. Епанча
пришпорил черногривого, тот вздыбился было, заржал, но сразу рухнул и стал
от боли взрывать копытами землю. Свинец угодил ему в пах.
Уланы подхватили князька и вывели из опасного места. Он сжал руками
голову и заметался:
- Огнем жгут! Гром слышу, а стрел не вижу. Алла!..
Задние теснили передних, а с ладей снова ударил пищальный огонь. Абыз
стонал от ужаса, орал:
- Шайтан, шайтан!..
Застыли сраженные насмерть, бились на земле покалеченные. Орда
дрогнула. Через поле бежали обезумевшие, крича:
- Горе нам, горе!..
Князьку подвели свежего конька, он вскочил в седло и, не оглядываясь,
помчал по дороге. За ним понеслись уланы, врассыпную побежала орда. Кидали
на землю луки, саадаки. Злой, с тяжелым подбородком, татарин бросил вслед
князьку копье:
- Тьфу, крыса, не увел от беды. Пусть твоя печень вывалится! - Завидя
вопящего абыза, накинулся на него: - Заткни глотку, старый баран, или я
тебя отошлю к аллаху!
Абыз вскинул на него глаза, хотел что-то выкрикнуть, но вдруг смолк и
смиренно побрел по пыльной дороге...
Струги приткнулись к берегу. Казаки живо перемахнули через борты и
бросились в погоню за Епанчой. Иванко Кольцо расторопно обратал брошеного
коня и птицей махнул в седло.
- Э-гей, гуляй Дон тихий, бурли Волга-матушка! За мной, браты!
Богдашка Брязга захватил табунок косматых сибирских коньков и стал
делить в своей полусотне.
- Тебе, Зуек, - карий, Осташке - вороной, Панафидке - серый...
Тут, как из-под земли вырос атаман Матвей Мещеряк, неторопливый,
прижимистый:
- Погоди делить. Дуван войсковой, - всей дружине кони, арбы в обоз,
бараны в котел, верблюды для поклажи.
Все сметил его цепкий глаз, все пересчитал, вплоть до паршивого
козла.
Брязга налился кровью, налетел петухом. Мещеряк не отступил:
- Велено батькой. Кони для погони. Аминь!
Что поделаешь, Богдашка опустил голову и отошел в сторону. На коней
повскакали из сотни Грозы. Повел он ееследом за татарами. Уносился Епанча
с уланами в свое городище, а следом орде неслись насмешки и улюлюканье.
Из городка той порой потянулись в степь арбы, груженные добром. Гнали
баранту, коз. Гроза с сотней пересек путь и пошел крушить. До городища
гнал ошалелых беглецов и на плечах их ворвался в Чинигиды. Неказист
Епанчин городок, а всего вволю: и шерсти, и рухляди, и баранты. Епанча еле
успел перебраться через заплот и на облезлом верблюде ударился в
перелесок. Гнал изо всех сил; достигнув березовой поросли, оглянулся и
упал духом. Там, где был Чинигиды, к небу тянулись густые клубы дыма.
- Аллах, что будет со мной?
Шумел перелесок, перекликались птицы, постепенно волнение на сердце
князька улеглось. Он потрогал голову, провел по лицу и вздохнул:
- Нет бога кроме аллаха и Магомет пророк его. Счастливое
предначертание таится в книге Судеб: моя голова не скатится с плеч, и очи
мои видят свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264